Нуся достала бутылку "Апшерона": она любила почему-то именно "Апшерон". Мы выпили, и тут она говорит вдруг:
- Слушай, я хочу изменить. Все изменить, понимаешь? Мир изменить. Сначала изнутри, конечно. Потом тогда он снаружи - сам. Но изнутри сложнее всего. Я чувствую, блин, что так и не научилась. Жить. Каждый день учусь, каждую минуту, а не выходит. Не важно, Россия или Франция, главное - что внутри. А внутри - одна сплошная дыра. Че-ор-ная, вот такенная, - Нуся развела руки, обозначая пустоту в воздухе, - видишь? Пустота - это хорошо. Но пустота не должна иметь цвет. А здесь я его вижу, - Нуся налила еще; я странно смотрела на нее - я думала, Нуся счастлива в своих красках, а о подобном если и думает, то очень редко.
- Может, тебе завести роман? - сказала я, и тут же отругала себя за банальность: Нуся нахмурилась и взглянула на меня, как на тяжелобольную.
- Это все ерунда, какая же это все ерунда! И картины мои, и, прости, твои роли, и даже музыка, да, даже музыка, как ты не понимаешь! - она завелась не на шутку. - Мужчины мне вообще теперь не нужны; продолжать род нет смысла, секс без любви - скотство, а любить у меня нет сил.
- Знаешь, - я сделала большой глоток, - тебе просто надо сменить обстановку, устала ты.
- Нет, - Нуся разозлилась. - Ты неужели не понимаешь? Даже ты? - она сделала ударение на "даже". - От перестановки слагаемых… - она усмехнулась. - Я думала: писать картины - это выплескивать себя, отдавать душу - бумаге, как черту, как Богу. Раз все в мире взаимообратимо, то черт, значит - обратная сторона Бога? Ладно, - она набрала полные легкие воздуха. - Но выставку я себе позволить не могу - дорого; продать все, что висит здесь, - тоже, - она обвела глазами стены мастерской. - К тому же, люди сейчас нищие, им не до искусства. Стать среднестатистической женой среднестатистического человечка, чтобы выродить что-то среднее… - она отвернулась. - Господи, как скучно! Жутко как! Тебе от этого разве не жутко, скажи, скажи - не жутко разве? - она заглянула в меня своими большими голубыми глазами: они были такие больные, эти ее глаза!
- Жутко, - нехотя ответила я. - Только я стараюсь не позволять себе так думать. И выплескиваюсь на сцене.
- Почему, почему не позволяешь, лапушка? Почему мы всегда думаем черт знает о чем, только не о самом главном?
- Потому что нельзя постоянно о главном, - нарочито отстраненно сказала я. - Потому что есть еще дни недели, обязанности, работа - причем самая лучшая в мире работа. По крайней мере, у меня. И у тебя. Ты же знаешь о своем таланте!
- О, Господи! - Нуся трагично заломила руки. - Да зачем он нужен вообще, этот талант, если так все это чувствуешь, что и жить невозможно? Искусство ради искусства? А я не хочу - не хочу! - понимаешь? - заниматься искусством! Хочу жить. Просто… Мое искусство меня убивает. Каждый час, - Нуся стукнула кулаком по столу. - Каждый час, - и тут же сникла и налила еще рюмку коньяка.
Я знала, что это такое; я сама не спала когда-то тысячи ночей, разбираясь в чем-то подобном; на мое счастье я научилась совмещать театр с реальностью и бытом; Нуся же, как ребенок, этому упрямилась, - а может, она знала что-то недоступное мне - может, именно это и чувствуют перед тем, как.
- Я сильная, - сказала вдруг Нуся, - сильная. Потому что самоубийца слабым быть не может изначально: это ж какая сила нужна, чтоб себя убить! - она посмотрела вверх. - Но у меня нет приспособления, которое делало бы смерть более-менее безболезненной. Помоги мне, - Нуся почти встала передо мной на колени, и я с трудом подняла ее. - Помоги!
Она рыдала, а я чувствовала, что сейчас же свихнусь, сию секунду.
- Чем помочь? Пистолет, что ли, принести? - дурканула я.
- Да, - захлебывалась слезами Нуся, - пистолет.
- Так, - я встала из-за стола, - а теперь слушай внимательно, - и начала нести всю ту умную и логичную чушь, которая вроде бы должна отвести от греха подальше кого-то другого, но только не себя саму - самой себе своя собственная логичная чушь едва ли поможет!
Нуся слушала, кивала, а потом вдруг рассмеялась:
- Ладно, проехали. Это я репетирую. Мне же в вашем театре Лету из "Сумасшедшего мира" предложили, вообрази?
Я остолбенело посмотрела на нее, а потом растерянно покачала головой и начала спускаться вниз, надеясь доехать до дому на машине - мне не хотелось никогда больше оставаться у Натали, в просторечии - Нуси.
- Пока, лапушка! - махала она мне рукой. - Главное - не переборщить! Не переборщить - главное!!
Я хлопнула дверью, а через день Пашка, бывший Нусин любовник, тоже актер, совершенно без лица вошел ко мне в гримерную:
- Представляешь, Нуся повесилась…
Кисточка от румян выпала у меня из пальцев.
- Но ведь она хотела, чтобы было не больно, - только и смогла пробормотать я.
В том самом здании, где размещалась раньше богадельня в стиле ампир, теперь морг. Там вскрывали Нусиного отца. Вскрывали зачем-то и Нусю. Вскрытие не показало никакой патологии внутренних органов; изменение же такой ненаучной субстанции, как душа, зафиксировать оказалось невозможным.
Неухоженный старый парк с разлапистыми деревьями и необунинскими темными аллеями разделял мир на живых и неживых. Я не знала, к какому из миров отнести теперь себя.
"Безвременно ушедшая талантливая художница", - значилось в черно-белом некрологе.
- Ушедшая на время, - шептала я. - Только на какое-то время, - и, вопреки всему, не думала о плохом.
Потому что так, видите ли, нужно звездам. Зачем-то…
Еще та
@@@
Когда я выходила за него замуж, я ни черта не смыслила, что значит "жить вдвоем". @П Я вышла, скорее, от скуки - и, видимо, дважды-и-так-далее-замужние подруги сыграли в этом не последнюю роль.
- Но! Но! - подгоняли они меня.
В какое-то время на "тпр-ру-у" сил у меня не осталось, и я сдалась. В конце концов! Надо же когда-нибудь кому-нибудь сдаться?! На мое счастье или "не…", мой будущий муж появился "в нужное время в нужном месте": я рассталась тогда со всеми прежними пиплами и пребывала в состоянии классического одиночества, не сильно, впрочем, от этого страдая, - у меня всегда была Я, а скучать с этой дамой не приходилось - насколько удивляла, настолько же и напрягала она меня почти ежедневно.
- Давай поженимся, - беспафосно сказал мне однажды вечером мой будущий муж.
- Зачем? - удивилась я, и тут же захлопала ресницами, полагая, что в данном контексте просто необходимо хлопать ресницами.
- Ни за чем. Просто будем вместе жить, - и перешел поцелуем в руку в очень девятнадцатый век.
Я думала не долго, точнее - не думала вовсе. Свадьба не была пышной, пьяных драк не наблюдалось, невинности моей тоже.
- Я люблю тебя, - говорил мне мой муж.
Я отвечала ему абсолютно таким же предложением с точки зрения лексики-грамматики и, кажется, действительно любила. По крайней мере, мне очень хотелось в это верить: хотелось взаимного чуда, хотелось простых и названных кем-то "примитивными" желаний: завтраков вдвоем, легкого покалывания где-то под ключицами, спешки домой по вечерам, и… эти маленькие ненужные подарки, маленькие ненужные подарки, без которых нельзя жить… Хотелось попробовать побыть обычной, без закидонов, женщиной. Женщиной без социальной роли и высоких слов о "призвании" - честно говоря, очень хотелось попробовать, как же все-таки живут нормальные люди, - быть может, это был мой очередной эксперимент. Мой муж предлагал мне покой, уют и защищенность. Он только не учитывал, что все это может в один прекрасный момент съесться безликой рутиной существования, которую ненавидела я так же сильно, как пресловутый уют - ценила.
Моя профессия всегда мешала интиму жизни, каков он есть: журналистика отнимала много сил и времени, но я любила "дело", и никогда не променяла бы его ни на какое другое.
После свадьбы же я неохотно тащилась в командировки и искала причины - полубессознательно, - чтобы вместо меня в некогда желанную тьму-таракань отправили кого-нибудь еще. Я так устала тогда - от всего. Впервые в жизни позволила себе побыть слабой. Хотя, если быть точнее, просто расслабилась, ощутив внезапно забытое, почти архетипическое и уже занесенное в Красную книгу, "сильное плечо"… Мне действительно было в кайф от этого ощущения полубессмысленного безделья, изощренных занятий любовью и бессистемности дней без исчадия великих славных дел.
"К черту! - думала я. - К черту! Я и так сделала достаточно. Могу я хоть немного отдохнуть?" Но муж мой, кажется, считал по-другому.
- Ты личность, - часто повторял он. - Ты не должна замыкаться. Тебе многое дано, - и нес подобную чушь.
Учитывая, что со дня свадьбы едва-едва прошел месяц (действительно медовый), ложка дегтя уже зависала в воздухе, как частенько - мой тогдашний компьютер: мы с мужем сидели на кухне напротив друг друга и пили чай - красный и зеленый; смысл сказанного им не сразу доходил до меня.
А смысл сказанного им, в двух словах, был следующий: "Не слишком ли сильно влюблена девочка и не мешает ли эта любовь ее профессиональному росту?"
"Девочка" ловила пальцами брови и прилагала достаточные усилия для того, чтобы не покрутить пальцами у виска напротив сидящего, показавшегося вмиг незнакомым, человека.