Я прорасту травой душистой с мятой,
Я прорасту цветами на лугу,
Но помнить буду я душою смятой,
Что с нами было: не забуду, не смогу.Ты не горюй, я в чём-то продолжаюсь,
В траве, деревьях, полевых цветах.
Я клевером и лютиком качаюсь.
Я уже в вечности, я только в чьих-то снах.Ты выбери позеленей поляну,
Я разноцветьем там стою,
Погладь траву, ведь ею я и стану.
Погладь. Как в прошлой жизни голову мою.
Тепло его любви согревало Танину душу. И слёзы навернулись на глаза. "Но почему он так написал, – думала она. – Молодой, здоровый, спортивный, полный сил мужчина. Надо же! "Когда меня не будет!" Всех когда-нибудь не будет. Сейчас-то зачем об этом писать? А он как будто прощался. Или папка уже тогда насчёт Америки рассказал ему? Ведь к тому времени вопрос с отъездом уже вовсю обсуждался и прочно на повестке дня стоял. Вот он и прощался".
Сон незаметно снова подкрался к ней. И вновь поплыла перед глазами та самая счастливая осень. И Лёша. И вновь они бродили по золотисто-красному ковру листвы, читали стихи, любовались осенним лесом. И вновь Лёша дарил ей багровый кленовый лист как символ его любви. И вновь они бежали в дом, чтобы поскорее утонуть в объятиях друг друга.
Олег отложил журнал, потёр переносицу – после бессонной ночи и его клонило ко сну. Он взглянул на Татьяну. Она, свернувшись калачиком в широком кресле, спала, сладко посапывая. По лицу её бродила счастливая улыбка. Она смешно причмокивала губами, кивала и поводила плечиком, как будто беседовала с кем-то во сне. Олег улыбнулся, нежно погладил её руку и уж совсем собирался заснуть, как вдруг лицо Татьяны исказила болезненная гримаса. Она вздрогнула всем телом, вскрикнула и вскочила со своего места, испуганно озираясь.
– Что? Что случилось? – бросился к ней Олег. – Что с тобой, милая? Что-то приснилось?
Таня побледнела и бессильно упала в кресло. Она как будто не понимала, где она, как сюда попала и что тут делает. Олег всё гладил её руку, тревожно вглядываясь в Танино лицо, шептал:
– Ну что ты, Танюша? Всё хорошо, всё в порядке. Это просто сон. Видишь, я с тобой. Мы летим. Всё нормально. – Он наклонился и поцеловал её в висок. Повторил: – Нормально. – Заглянул в глаза и, видя, что Таня постепенно приходит в себя, погладил по голове. – Успокойся. Спи. Это был просто дурной сон.
Таня постепенно приходила в себя. Она откинулась на спинку кресла, виновато глянула на Олега.
– Извини. Что, я громко кричала? Испугала? – Она повертела головой. – И других тоже? – Повторила: – Извини. – И продолжила шёпотом: – Сон-то мне снился хороший. Очень хороший. И вдруг сердце так кольнуло! Ну будто ножом по нему резанули! А потом сразу отпустило. – И, видя его тревожный взгляд, продолжила: – Нет, правда, отпустило. Ради бога успокойся, всё нормально. Полёт продолжается, я ещё посплю. Ты тоже откладывай свой журнал и спи. А то вон круги синие под глазами. – Таня погладила его по голове. – Мы ж в Америку летим! В страну успешных людей и белозубых улыбок. – Она подмигнула ему. – Давай будем здоровыми, уверенными и успешными! А пока – спать. – И добавила: – Не волнуйся, со мной всё в порядке.
Таня заворочалась, удобнее устраиваясь в кресле, и прикрыла глаза.
На самом деле ей не было так уж хорошо. Эта неожиданная резкая боль в сердце встревожила Таню. Она ещё никому не сообщила, что беременна. Срок был небольшой. Около месяца. Таня, зная своего мужа, решила пока ему об этом не говорить. А то начнутся сомнения, переживания, предложения: может, не нужно сейчас лететь, давай подождём, не надо рисковать…
И всякое такое. "А чем тут рисковать? – думала она. – Месяц – это почти что ничего. С этим сроком на Олимпийских играх выступать можно! Да и доктор заверил, что противопоказаний для полёта нет". Так что она с лёгким сердцем садилась в самолёт. А оно вон чем обернулось! Аж сердце сбой дало. Хотя не факт, что это с беременностью связано. "Ладно, – решила она, – было и было. И прошло. Вот приедем на место, устроимся, тогда всё и расскажу Олегу. А то у него сейчас и без меня забот полот рот. Волнуется страшно, только виду не подаёт". Таня украдкой взглянула на мужа и почувствовала волнение за него. "Милый ты мой, – подумала она, – не дрейфь, всё у нас получится. Ты ж у меня умница".
Самолёт, мерно гудя турбинами, словно плыл над Атлантикой, с каждой секундой приближая Таню к новой жизни. Оставляя за собой всё, что было.
Накануне
Машина медленно двигалась по вечерней Москве. Несмотря на довольно поздний час, было светло. В июле в Москве дни все еще длинные, ночи короткие. Пятница. Алексей старался миновать вылетные магистрали, по которым сплошным потоком москвичи выезжали за город. Ехали молча. Лиза, жена Алексея, устало откинувшись в кресле, дремала. Но когда почти у самого дома Алексей подвернул к бензозаправке, она встрепенулась:
– Куда? На заправку? Умоляю: домой! Только домой. Я так устала – сил нет! Да и есть хочу смертельно – с утра маковой росинки во рту не было. День был ужасный. Давай, давай домой.
– Бензин на нуле.
– Но завтра же суббота. Спешить некуда, заправишься. Или тебе меня не жалко?
Лешка кивнул:
– Жалко.
Со вздохом вырулил на проезжую часть и, с сожалением глянув на пустующую АЗС, двинул к дому. "Жаль, по уму надо бы на ночь заправиться. Вечно откладываю это дело на утро, а утром, как всегда, запара, – подумал он. – Нет, не дело это – ставить в гараж машину с пустым баком. Да ладно, завезу Лизу домой, потом мотнусь на заправку. Успею, делов-то? – Он взглянул на жену, ему и правда, стало жаль ее. – Вид не очень. Устала, бедняжка, вымоталась вся. Ничего, два дня на даче – отдохнет. Никаких дел, а то вечно придумает в субботу: то стирка, то уборка. Никаких дел, отдых. А там и отпуск скоро. Надо подумать, к какому морю ехать. Недельки на две. Минимум. Раньше-то меньше трех не отдыхали, а теперь и две за счастье". Он вздохнул. Так и подъехали к дому. Пока занес в дом пакеты с продуктами, купленными Лизой еще днем, поговорил по некстати зазвонившему телефону, парой фраз с Лизой перекинулся, попил водички, время и ушло. Вышел к машине и понял: никаких заправок, только в гараж.
Вечер прошел, как обычно: поговорили о том о сём, поужинали. Алексей отправился на диван к телевизору. У Лизы, несколько повеселевшей после еды, остались кое-какие дела на кухне. Хозяйка всегда дела найдёт. "Ну и двужильные наши женщины, – думал нередко Лёшка. – Лиза утром встаёт раньше меня, готовит завтрак, потом целый день на работе, успевает в обеденный перерыв в магазин за продуктами смотаться, домой вечером придёт – снова кухня! С ума сойти!" Думал он так, но менять ничего не пытался. Быт складывался годами. Вскоре Лиза присоединилась к нему, молча уселась на диван, придвинулась поближе к мужу, положила голову ему на плечо и через две минуты уже посапывала во сне. А Лешка сидел неподвижно, зная, как сладко ей сейчас, смотрел на экран без всяких мыслей, не вникая ни во что – всю эту телевизионную белиберду он не любил, просто хотел, чтобы жена его любимая отдохнула.
Так и прошёл вечер.
Телефон прозвонил ровно в четыре утра. Алексей тяжело проснулся, взял трубку.
– Это Лена. Ты слышишь? Таня улетает. В Америку. Навсегда. Вылет в семь пятнадцать. Из Шереметьево. Ты успеешь.
Все. Она отключилась. Алексей медленно положил трубку на аппарат. Посмотрел на Лизу, та мерно посапывала, свернувшись калачиком. В голове сумбур. "Улетает. Как же так? Улетает, а он ничего не знал. Такие вещи одним днем или неделей не решаются. Почему же Ленка раньше молчала? Правда, в последнее время они почти не общались. Ладно, бог с ней, с Ленкой. Таня улетает. Навсегда. Больше они никогда не увидятся. Надо ехать. Хоть на прощание взглянуть на нее. Хоть издали. Близко нельзя, можно выдать себя и ей жизнь испортить. Ехать, надо срочно ехать". Он быстро, но тихо, без шума, встал. Одежда, ключи от машины. Всё. На кухне оделся, выскочил из квартиры, бегом в гараж.
Было почти светло. И тихо. Даже птицы еще не пели. Но он этого не заметил. Теперь только скорость. Главное – скорость. Выгнал машину из гаража и рванул с места, только шины взвизгнули. Город уже не спал, но машин на улицах было мало. Внутренний голос шептал: "Не спеши, нарвешься на гаишника – больше времени потеряешь. Они это время любят. Но нога сама поджимала педаль акселератора, стрелка спидометра зашкаливала за сотню. – Вот и Ленинградка. Так, пробок пока нет, успею. Вылет в семь пятнадцать, таможка, регистрация, граница, часов в пять-пять тридцать пойдут на эти процедуры, должен успеть, времени еще навалом. – Перед кольцевой притормозил: пост ГАИ. – Не спеши, не спеши. Так, проехали. Теперь Химки, здесь можно поприжать".
Химки проехал быстро, поворот направо, вздохнул: "Всё, почти приехали. Еще чуть-чуть…" И внезапно – тишина… Машина какое-то время пробежала по инерции и, окончательно потеряв скорость, остановилась. Черт! Включил стартер, он сработал отлично, но двигатель не завелся. Раз, еще раз – никакого эффекта. В чем дело, в чем дело? В голове одна Таня, а тут машина встала! Ну, давай же, давай! Вспомнил: бак пустой! Мямля! Послушал вчера Лизавету, не заправился, какой же идиот! Не первый раз шел на поводу у жены, а потом расплачивался за то, что не сделал сегодня то, что мог бы сделать. Конечно, проще отложить какие-то дела на завтра. Но лучше ли? Вот и отложил! Жестокая расплата. Он подтолкнул машину к обочине, благо под уклон она легко скатилась, щелкнул брелоком, замки на дверцах отозвались сразу, и двинул рысцой по обочине в Шереметьево. Решил: "Голосовать рискованно, если не подвезут– точно опоздаю, а так наверняка доберусь".