4
Он напряженно думал. Между тем роженица безмолвствовала, а служанка стояла столбом, вытаращив на него пустые глаза.
- Должны отойти воды, - наконец сказала она. Жакмор обрадовался подсказке, хотя не подал виду, что услышал. Вдруг он изумленно поднял голову. В комнате стало темнеть.
- Это что, солнце ушло за тучу? - спросил он. Девушка подошла к окну. Свет сползал за кромку скал, а взамен с той стороны поднимался ветерок.
- Не пойму, что творится… - пробормотала она, боязливо отступив.
Тьма все сгущалась и поглотила все предметы в спальне, только тускло светилось каминное зеркало.
- Сядем и подождем, - смиренно сказал Жакмор.
Из открытого окна тянуло полынной горечью и пылью. Белый день сменился непроглядной теменью. В черноте спальни прозвучал возглас роженицы:
- Больше никогда. Ни за что. Никаких детей.
Жакмор заткнул уши - голос ее терзал слух, как скрежет ножа по закопченной сковородке. Нянька не выдержала и разревелась. Голос проникал под череп, сверлил мозги.
- Вот, сейчас вылезут, - с желчным смешком продолжала роженица. - А я тут разрывайся от боли. И это только начало.
Слова перешли в стоны, потом снова послышался задыхающийся голос:
- Впереди годы и годы, когда ни часу, ни секунды покоя. Значит, вся эта мука только ради того, чтобы мучиться всю жизнь.
- Ну, хватит, - рявкнул Жакмор.
Крики роженицы слились в сплошной душераздирающий вой. Жакмор успел привыкнуть к темноте и теперь различал в слабом свечении зеркала, как несчастная выгибалась дугой и что есть сил тужилась. Лавина крика захлестывала, залепляла уши врача. Вдруг в темном промежутке меж согнутых в коленях ног появились два пятнышка посветлее. Жакмор скорее угадал, чем увидел, как нянька, выйдя из оцепенения, подхватила двух младенцев и стала заворачивать их в пеленки.
- Остался еще один, - пробормотал Жакмор сам себе.
Обессилевшая мать, казалось, вот-вот потеряет сознание. Жакмор подошел поближе к кровати. И, когда показался третий ребенок, ловко принял его, облегчив усилия роженицы. В полном изнеможении она распласталась на спине. Тьма так же бесшумно начала растворяться, в комнате становилось светлее. Проступили очертания лежащей, откинувшей голову набок женщины, ее осунувшееся от страшного напряжения лицо, темные круги под глазами. Жакмор вытер пот со лба и шеи и с удивлением прислушался к доносившимся из парка мирным звукам. Нянька запеленала третьего младенца и уложила всех троих рядком на кровати. Потом достала из шкафа чистую простыню и развернула ее во всю длину.
- Затяну ей живот, - сказала она, - и пусть спит. А вы можете идти.
- Вы перерезали пуповины? - осведомился Жакмор. - Пупки надо завязать очень туго.
- Я завязала розочками. Так красивее и держится хорошо.
Он тупо кивнул.
- Вы бы зашли к хозяину, - сказала нянька.
Жакмор подошел к двери в комнату Анжеля, повернул ключ и вошел.
5
Анжель, скорчившись, сидел на стуле. Крики Клемантины еще наполняли гулом все тело. Услышав, что открылась дверь, он поднял голову. Вид рыжебородого психиатра поверг его в изумление.
- Меня зовут Жакмор, - представился вошедший. - Я проходил мимо и услышал крики в доме.
- Это Клемантина, - сказал Анжель. - Уже все? Ну, как? Скажите же!
- Вы трижды отец, - сообщил Жакмор.
- Тризнецы? - удивился Анжель.
- Пара двойняшек и один отдельно, - уточнил Жакмор. - Он родился не вместе с первыми, а сам по себе. Это признак сильной личности.
- Как она себя чувствует? - спросил Анжель.
- Хорошо. Вы скоро сможете ее увидеть.
- Да, но она меня не может видеть. Вот даже заперла.
Вспомнив о приличиях, Анжель поспешно предложил:
- Хотите чего-нибудь выпить или перекусить? - И с трудом встал.
- Спасибо, пока не хочу, - ответил Жакмор.
- Что вы вообще делаете в этих краях? - спросил Анжель. - Проводите отпуск?
- Да, - ответил Жакмор. - И, раз вы предлагаете мне свое гостеприимство, я здесь и остановлюсь. Уверен, мне будет удобно.
- Счастье, что вы оказались рядом.
- А что, здесь нет врача?
- Да я же был заперт и не мог ничем распорядиться. Все должна была устроить служанка. Она местная и очень предана хозяйке.
- Понятно…
Разговор иссяк. Жакмор расчесывал свою рыжую бороду пятерней. Его голубые глаза блестели на солнце. Анжель внимательно оглядел его. Психиатр был одет в черный костюм тонкого сукна: узкие брюки со штрипками и длинный, застегнутый на все пуговицы пиджак, скрадывавший ширину его плеч. На ногах - черные лакированные сандалеты. Из-под пиджака выглядывал каскад лиловых складок атласной рубашки. Все просто и неприхотливо.
- Я рад, что вы остаетесь у нас, - сказал Анжель.
- Пожалуй, вам пора заглянуть к жене, - напомнил Жакмор.
6
Клемантина лежала, не шевелясь и уставив взгляд в потолок, - она отдыхала. Двое огольцов лежали справа от нее, третий - слева. Служанка успела прибрать комнату. Солнце заливало ее через открытое окно.
- Надо будет завтра отнять их от груди, - сказал Жакмор. - Во-первых, она не сможет кормить двоих да еще одного в придачу, во-вторых, так будет быстрее, и, в-третьих, не испортится форма груди.
Клемантина повернула голову к вошедшим, смерила их ледяным взглядом и сказала:
- Я буду кормить их сама. Всех троих. И грудь у меня от этого не испортится. А если испортится, еще лучше. Плевать мне теперь на красоту, я не собираюсь никому нравиться.
Анжель подошел к жене, хотел погладить ее руку, но она не дала.
- Хватит, - сказала она. - Незачем снова начинать эту музыку.
- Но послушай… - прошептал Анжель.
- Уйди, - устало сказала Клемантина. - Я еще не могу тебя видеть. Мне было так больно.
- Разве тебе не полегчало? - спросил Анжель. - Ты так переживала из-за живота, а теперь, смотри, его больше нет.
- Встанете - следа не останется, - сказал Жакмор. - А пока не снимайте повязку.
Собрав все силы, Клемантина привстала и прошипела:
- Значит, по-вашему, я должна прекрасно себя чувствовать?.. После всего этого… не успела очухаться… а то, что у меня разворочен живот… и ломит спину… и все кости вывихнуты и болят… и сосуды в глазах полопались… это все пустяки. Я должна быстренько оправиться, все будет отлично: стройная фигурка, упругая грудь… чтобы ты или еще кто-нибудь снова могли на меня навалиться, впрыснуть свою гадость, а там все сначала: опять меня разнесет, опять кровь, опять боль…
Она рванула стягивавшую живот простынку и вытащила ее из-под одеяла. Анжель бросился было к ней, но она так яростно выкрикнула: "Не подходи!" - что он застыл на месте, не решаясь перечить ей ни словом, ни жестом.
- Вон отсюда! Оба вон! Ты - потому что это из-за тебя, а вы - потому что все видели! Пошли прочь!
Жакмор вышел, Анжель за ним. В дверях мужа настигла скомканная простынка, которую супруга запустила ему в голову. Он дернулся и стукнулся о притолоку. Дверь захлопнулась.
7
Мужчины спускались по прогибавшимся под ногами ступенькам из красных плиток. Изнутри был виден каркас дома: беленые стены и массивные черные балки. Жакмор не знал, что сказать.
- Это у нее скоро пройдет, - предположил он.
Анжель в ответ что-то нечленораздельно промычал.
- Вы здорово обиделись? - спросил психиатр.
- Да нет, просто я два месяца просидел взаперти. - Анжель вымученно рассмеялся. - И мне теперь непривычно на свободе.
- Что же вы делали все это время?
- Ничего.
Большой холл внизу был выложен той же красной плиткой, что и лестница. Мебели было мало: громоздкий стол и приземистый буфет светлого дерева да еще несколько разномастных стульев. На стенах - пара очень красивых картин в пастельных тонах. Анжель открыл буфет.
- Выпьете что-нибудь? - спросил он.
- С удовольствием, - ответил Жакмор.
Анжель налил себе и гостю домашней плустошниковой настойки.
- Отменная штука! - оценил Жакмор. И, желая разговорить Анжеля, прибавил: - Ну и как вы себя чувствуете в качестве отца?
- Паршиво, - ответил Анжель.