- Они, наверное, думают, что у меня тут благотворительная столовая. Нашли добренькую. Похоже, скоро у меня вообще ничего не останется. Похоже, я кончу жизнь в работном доме. Мне просто дорогу туда указывают. Кое-кто так и норовит подтолкнуть меня по этой дорожке. А мне это нужно как собаке пятая нога! Как будто мне мало заботы себя прокормить, так тут появился кое-кто, кому так и не терпится меня туда отправить. Но не выйдет. Не выйдет, пока у меня есть силы и язык еще ворочается. Всему же есть предел! У меня нет ничего лишнего, что можно просто так вот выбросить. Зачем человеку сразу три кварты молока? Генри Форд - и тот не выдует сразу три кварты молока! Это же просто ужасно. Я стараюсь делать для всех что могу. Никто не скажет, что я не стараюсь. Но с меня хватит, и я больше не собираюсь это терпеть. Библия говорит: следи так же хорошо, как молишься. Но некоторые просто сваливают на тебя своих детей, а сами продолжают жить в свое удовольствие. Никто и не заглянул сюда узнать, есть ли у их ребенка кусок хлеба на обед. Они бы могли спросить, есть ли у меня кусок хлеба, чтобы ей дать. Но нет. Такая мысль им и в голову не приходит. Этого дурня Чолли уже целых два дня как выпустили из тюрьмы, и за все это время он ни разу не зашел посмотреть, жив его ребенок или нет. Она могла умереть, между прочим. И ее мамаша тоже. Как это все называется?
Когда мама заговорила о Генри Форде и о тех, кому наплевать на своих детей, мы поняли, что пора уходить. Нам не хотелось слушать о Рузвельте и загородных клубах для богачей.
Фрида встала и начала спускаться. Мы с Пеколой последовали за ней, далеко обойдя дверь кухни. Мы уселись на крыльце, где матери было почти не слышно.
Это была печальная суббота. В доме пахло нафталином, с кухни доносился острый аромат стряпни с горчицей и зеленью. Все субботы были печальными, суетливыми, долгими днями. На втором месте по мучениям после суровых, чопорных воскресений, когда только и слышишь что "нельзя" да "сядь на место".
Если мама пела, это было еще не так плохо. Она пела о трудных временах, плохих временах и о том, как кто-то "пришел и ушел от меня навсегда". Но ее голос был так прекрасен, а взгляд делался таким нежным, что я начинала тосковать по этим тяжелым временам, мечтая тоже стать взрослой "без единого цента в кармане". Мне хотелось, чтобы поскорее пришло то замечательное время, когда "мой парень" бросит меня, когда я буду "ненавидеть закатное солнце", потому что "мой парень покинул наш город". Печаль, расцвеченная интонациями материнского голоса, прогоняла из слов всю горечь, и мне казалось, что боль не только переносима, но и сладка.
Но когда мать не пела, субботы были тяжелы, как ведерки с углем, а если она весь день ворчала, это было еще тяжелее.
- И карманы пустые, как воздушный шарик. Что они обо мне думают? Кто я им, Санта Клаус? Нет уж, на подарки и не рассчитывайте, потому что сейчас не Рождество.
Мы заерзали.
- Давайте чем-нибудь займемся, - предложила Фрида.
- Чем, например? - спросила я.
- Не знаю. Ничем. - Фрида уставилась на верхушки деревьев. Пекола рассматривала свои ноги.
- Можно пойти наверх к мистеру Генри и полистать его журналы, где все голые.
Фрида скорчила недовольную мину. Ей не нравились неприятные картинки.
- Тогда, - предложила я, - мы могли бы полистать его Библию. Она получше будет.
Фрида испустила презрительное "пфссс".
- Ладно, тогда можно пойти к той полуслепой леди и помочь ей вдеть нитку в иголку. Она даст нам пенни.
Фрида фыркнула.
- У нее в глазах как будто сопли. Не хочу я их видеть. А ты чего хочешь, Пекола?
- Мне все равно, - сказала она. - Что вы, то и я.
У меня возникла другая мысль.
- Можно пойти к концу аллеи и порыться в мусорных баках.
- Слишком холодно, - ответила Фрида. Она скучала и злилась.
- Знаю. Можно что-нибудь приготовить.
- Шутишь? Когда мама в таком настроении? Если она начинает говорить сама с собой, то это на целый день. Она нас даже на кухню не пустит.
- Тогда пошли к греческой гостинице, послушаем, как там ругаются.
- Да кому это нужно! Ничего нового ты там не услышишь.
Мои идеи иссякли, и я сосредоточилась на белых пятнышках на ногтях. Их общее количество означало, сколько приятелей у меня будет. Семь.
Тишину нарушил мамин монолог:
- В Библии сказано: голодного накорми. Это прекрасно. Это правильно. Но я не собираюсь кормить слонов… Тот, кому нужно зараз три кварты молока, пусть отсюда убирается. Он не туда пришел. Здесь не молочная ферма.
Вдруг Пекола вскочила, в глазах ее стоял ужас. Она захныкала от испуга.
- Что с тобой? - Фрида тоже поднялась.
Мы взглянули туда, куда уставилась Пекола. По ее ногам текла кровь. Несколько капель упало на ступеньки. Я вскочила.
- Ты поранилась? Посмотри, у тебя и платье испачкано.
Сзади на платье осталось коричнево-красное пятно. Пекола хныкала, расставив ноги пошире.
- О Боже! Я знаю. Я знаю, что это, - сказала Фрида.
- Что? - Пекола в страхе закрыла рот ладошкой.
- Это месячные.
- А что это?
- Ты знаешь, что.
- Я умру? - спросила она.
- Не-ет. Не умрешь. Это значит, что теперь у тебя может быть ребенок.
- Что?
- С чего ты взяла? - Всезнайство Фриды меня раздражало.
- Мне рассказывала Милдред. И мама тоже.
- Я тебе не верю.
- Об этом надо помалкивать. Значит, так. Жди здесь, Пекола. Садись. Прямо сюда. - Теперь Фрида была сама энергичность и властность. - А ты, - сказала она мне, - поди принеси воды.
- Воды?
- Да, глупая. Воды. И тихо там, а то мама тебя услышит.
Пекола села на крыльцо, и в ее глазах было уже меньше страха. Я отправилась на кухню.
- Чего тебе? - Мама полоскала в раковине занавески.
- Воды, мэм.
- Прямо сейчас, когда я работаю. Возьми стакан. Да не чистый. Возьми эту кружку.
Я взяла кружку и стала наливать туда воды из-под крана. Казалось, кружка не наполнится никогда.
- Никому ничего не надо, пока я к раковине не подойду. А как подойду - тут как тут пить воду…
Когда кружка наполнилась, я хотела уйти.
- Куда это ты собралась?
- На улицу.
- Пей прямо здесь.
- Я ничего не разобью.
- Почем ты знаешь?
- Нет, мэм. Я не разобью. Можно мне пойти? Я ни капли не пролью.
- Смотри мне.
Я вышла на крыльцо и встала там, держа в руках кружку с водой. Пекола плакала.
- Почему ты плачешь? Это больно?
Она помотала головой.
- Тогда хватит нюни распускать.
Фрида открыла заднюю дверь. Под блузкой у нее было что-то спрятано. Она с изумлением взглянула на меня и указала на кружку.
- Это еще зачем?
- Ты же сама сказала. Ты просила воды.
- Ну не эту же маленькую кружечку! Много воды. Чтобы отмыть ступеньки, тупица.
- Откуда я знала?
- Ну да, конечно. Откуда ты знала. Пошли, - она потянула Пеколу за руку. - Пошли туда. - Они направились за дом, где кусты были гуще.
- А я? Я тоже хочу.
- Заткнись! - прошипела Фрида. - Мама услышит. Ты ступеньки лучше отмывай.
Они исчезли за углом дома.
Мне снова придется что-то пропустить. Происходило нечто важное, а я должна была остаться тут и ничего не увидеть. Я вылила на крыльцо воду, размазала ее ногой и помчалась следом.
Фрида стояла на коленях; белая хлопчатобумажная салфетка лежала рядом на земле. Фрида стаскивала с Пеколы трусы.
- Давай снимай их совсем. - Она стянула испачканное белье и швырнула их мне. - Держи.
- И что мне с ними делать?
- Закопай, дура.
Фрида приказала Пеколе держать белый прямоугольник между ног.
- Как же она будет ходить? - спросила я.
Фрида промолчала. Она отколола от края юбки две английские булавки и стала прикалывать концы салфетки к одежде Пеколы.
Я взяла трусы двумя пальцами и огляделась в поисках инструмента, которым можно было бы выкопать яму. Вдруг в кустах послышался шорох; я испугалась, обернулась и увидела ошеломленные глаза на толстом белом лице. За нами подглядывала Розмари. Я потянулась к ее лицу и оцарапала ей нос. Она закричала и отпрыгнула.
- Миссис Мактир! Миссис Мактир! - завопила Розмари. - Фрида и Клодия занимаются гадостями! Миссис Мактир!
Мама открыла окно и взглянула на нас сверху.
- Что?
- Они занимаются гадостями, миссис Мактир! Посмотрите сами! А Клодия ударила меня, потому что я видела!
Мама захлопнула окно и выбежала из задней двери.
- Вы что это делаете? А! Так-так! Только посмотрите на это! - Она направилась к кустам и отломала прут. - Да я лучше буду свиней растить, чем таких дрянных девчонок. Тогда я по крайней мере смогу их зарезать!
Мы завизжали.
- Нет, мама, нет, мэм. Мы ничего не делали! Она врет! Нет, мэм, мама! Мама!
Мама схватила Фриду за плечо, развернула ее и три или четыре раза хлестнула по ногам. - Мерзостями всякими занимаешься? Теперь не будешь.
Фрида была уничтожена. Ее душили рыдания.
Мама посмотрела на Пеколу.
- И ты туда же! - сказала она. - Неважно, мой ты ребенок или нет! - Она схватила Пеколу и повернула спиной к себе. Булавка с одной стороны салфетки откололась, и мама увидела, как она вывалилась из-под платья. Прут застыл в воздухе. - Это еще что такое?
Фрида всхлипывала. Я, следующая на очереди, стала объяснять.
- У нее текла кровь. Мы пытались ее остановить.
Мама взглянула на Фриду, ища подтверждения. Фрида кивнула.
- У нее месячные. Мы просто хотели помочь.