- И это ещё полбеды, - продолжил он с грубоватой непринуждённостью. - Я бы мог простить вам пансион за мой счёт, в конце концов, кому удаётся прожить, не залезая в чужой карман? Но я не терплю предательства! - Его глаза сузились, как у змеи, готовой ужалить. - Среди вас находится человек, обманувший меня! - вынув руку из-за жилета, Цыц указал на Галактиона. - Но этот человек не только мой враг - он соблазнил и вас, а соблазнившее око надо вырвать! - Цыц сделал паузу такую долгую, что можно было трижды прочитать уголовный кодекс. - Я хочу, чтобы вы судили Галактиона Нетягу и убили его… - Он смотрел пристально, не мигая. - Я мог бы действовать силой, но мне нужно правосудие… И я добьюсь его, не будь я - Соломон Цыц! - Он топнул ногой, подняв облачко пыли. - Выбирайте: либо я оставлю это, - он снова пнул чемодан, - в счёт судебных издержек, либо ваше имущество пойдёт за долги.
Деревенские проглотили язык.
- Будьте благоразумны, - сверлил глазами Цыц, - и вместе мы восстановим справедливость.
- Но мы не убийцы! - крикнул Твердохлёб. Толпа зашевелилась.
- Забирай свои проклятые деньги, - донеслось из задних рядов. - За них мараться не станем!
Взгляд Цыца стал насмешливым.
- Не спешите, - хмыкнул он. - Я пока поживу у вас. И, хлопнув дверцей, покатил к дому старосты. Люди добры - хоть сейчас в рай, всему виной
СТЕЧЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ
Это случилось во вторник. А в среду люди Цыца ходили по дворам, отбирая телевизоры, выворачивая бесполезные лампочки, - генератор выключили утром, и к вечеру деревня погрузилась во тьму. Брали всё, что бросалось в глаза, что казалось неуместной роскошью: у плотника изъяли бензопилу, у Твердохлёба - дорогую винтовку, которую он прятал в сарае с дровами. Привыкнув к электричеству, бережковцы давно выбросили свечи и теперь жгли костры, чтобы дойти до уборной. За годы их глаза отвыкли видеть в слабом свете луны, они давно ориентировались по искусственным звёздам, которые стеклянными гирляндами свисали с крыш. Раньше бережковцы допоздна смотрели телевизор, теперь сидели в растерянности и рано легли спать. А на утро пошли разговоры. Сначала робко, отводя глаза, потом всё громче, настойчивее обсуждали предложение Цыца.
- Это всё бабы, - неловко отворачивались мужья.
- А дети за что страдают? - выли, как ветер, жёны.
Дом Галактиона обходили стороной. Анфиса, чувствуя недоброе, как икона, застыла в окне, кормя грудью ребёнка. До полудня решали, кто пойдёт, а в обед явились к Цыцу. Долго мяли шапки, переминались с ноги на ногу.
- Только не на глазах, - решился, наконец, плотник, - отведём в тайгу, а там.
- Нет-нет, - замахал руками Цыц, - справедливость должна быть публичной, в этом её сила!
Они торговались. Но Цыц, чувствуя слабину, стоял на своём.
- Это ж какой позор! - не выдержав, плюнул плотник.
И, сдвинув брови, вышел за порог.
- Ну-ну, - проворчал в спину Цыц.
Деревня - с ноготь, за день пять раз столкнёшься, и с Галактионом они встретились на кладбище, где тот прятался от косых взглядов.
Хотел, значит, корни пустить, - проскрипел Цыц, одетый, как всегда, по старинке, с золотой цепочкой поперёк жилета. - Стать пастырем и лежать среди стада… - Он фыркнул, указав на покосившиеся кресты. - На погосте и то вместе - что значит стадный инстинкт!
Без этого стада я давно был бы мертвец, - вставил Галактион.
Твои ягнята уже приходили и сдали тебя, как ты сдал меня.
Пусть так, - глядя в глаза, прошептал Галактион, - зато я знаю, за что умру, а раньше не знал, зачем жил.
Цыц пропустил мимо.
- Ты был как сын - а изменил, чужих облагодетельствовал - и где благодарность? Нет, преступление без наказания и наказание без преступления - вот она "человекиада"! - Перед ним опять встало веснушчатое лицо, выглядывающее из-за женской юбки. - Но мы её перепишем! - он рассмеялся: - Скажешь, из меня плохой писатель?
Галактион пожал плечами. Он видел тех, кого они посадили на иглу, и знал, по ком звонит колокол.
- Моя смерть искупит не предательство, - твёрдо произнёс он, - а причинённое зло!
Цыц покрутил у виска.
Судьба, как светофор, и бога из машины сменил для бережковцев чёрт из шкатулки.
К пятнице некоторые ещё держались. Но их ряды таяли, как забытое на столе мороженое. Последним сдался Твердохлёб.
Ты уж прости, - сутулился он под репродукцией "Тайной вечери". - Они тебя и так убьют, так зачем же зря пропадать? А мы тебя век помнить будем. - В руках он снова вертел свою винтовку. - И Анфиса ещё молода, а из меня какой кормилец?
Что ты говоришь, отец…
Анфиса по-прежнему сидела у окна с ребёнком на руках. Но говорила тихо, точно уже смирилась с тем, что он осиротеет.
А вечером побежала к Цыцу. Умоляла, плакала.
- Он знал, на что шёл, - с глухим недовольством перебил Цыц. - Кроме того есть законы, перед которыми я бессилен.
Анфиса бросилась на колени. Глаза у Цыца стали, как у удава:
- Два года я ждал этого, - оценивающе окинул он её. - А ты привлекательна - в Москве полно женихов…
Анфиса вернулась только к утру.
А в полночь к Галактиону постучался учитель. Долго мялся, не зная, с чего начать, после улицы его очки запотели, и он близоруко щурился, вытирая их о рукав. А опрокинув стопку, мотнул головой:
- Это ужасно, нас превращают в зверей! - и тут же потянулся к графину. - Они много себе позволяют, - глянув на дверь, выпил он так быстро, что пролил на воротник. - Нарушают права человека! - А после третьей уже задирал палец: - Однако с точки зрения государственной политики… Бывает, необходимо пожертвовать… Впрочем, не слушайте, я несу околесицу.
Галактион сидел за столом, скрестив руки, и старался думать, что когда-нибудь этот человек выучит его ребёнка, расскажет, чем обязаны все вокруг его отцу. Но эта мысль, ещё недавно соблазнительная, теперь не грела.
- Я горький пьяница, - блестел очками старик, - и мне терять нечего.
А прикончив графин, осоловел. Шатаясь, обернулся в дверях:
Мы будем за тебя молиться.
Молитесь лучше за себя! - огрызнулся Нетяга.
И долго смотрел на репродукцию "Тайной вечери". С Цыцем больше не договаривались, но всё вышло само собой, и в субботу деревня высыпала на
СУД
Руководил всем Соломон Цыц. Но временами он выступал как истец.
- Этот человек, - указывая на Галактиона, обращался он к бережковцам, - присвоил чужие деньги. Его вина усугубляется тем, что он злоупотребил доверием. Заметьте, у него была возможность раскаяться, но он пренебрёг ею… Я обвиняю его в воровстве, обмане доверия, укрывательстве краденого!
Играя желваками, Цыц отступил в тень. Настал черёд прокурора.
- Галактион Нетяга не сказал нам, откуда у него деньги, - выдвигал обвинения хромоногий староста. - Тем самым он ввёл нас в заблуждение, приведшее к катастрофическим последствиям… - Было видно, что он тщательно готовил речь. - Подсудимый сделал нас невольными соучастниками преступления, так что пострадавшими можно считать всю деревню. И мне не нужно вызывать свидетелей - преступление вершилось у всех на глазах.
Галактион вспомнил, что староста любил фильмы про судебные разбирательства. Тот говорил долго, а под конец потребовал смерти. Никто не удивился, после его слов все почувствовали обиду.
Адвокатом был Твердохлёб.
- Я спас его, - выступил он вперёд, но закашлялся, и на глазах у него навернулись слёзы. - Если бы я знал… Вон как всё обернулось.
Он беспомощно топтался.
- Мы выслушали защиту, - с глухим раздражением оборвал его Цыц. - Кто хочет добавить?
Толпа подалась.
- Мы и без него не тужили, - сдвинул брови плотник, - а он пробрался, как змей-искуситель. - Голос плотника стал библейски строг. - С таким не цацкаются: кто искусил малых сих, тому мельничный жернов на шею.
Многие закивали.
- Дело за малым, - оскалился Цыц, - выслушать подсудимого.
Галактиона выпихнули вперёд. Он искал глазами Анфису, но она осталась дома. "Ребёнок." - подумал он.
- Мы ждём! - прикрикнул Цыц.
Галактиона развернули против солнца, он сощурился, и его шрамы слились с морщинами.
Я заслужил смерть.
Все ли согласны с приговором? - подхватил Цыц и, поправляя жилет, дёрнул золотой цепью.
Воцарилось молчание.
- Не слышу, - кривляясь, Цыц оттопырил ухо. - Хорошо, будем голосовать, как немые.
Медленно вырос лес рук. Дурачок тянул две.
- Справедливость восторжествовала, - подвёл черту Цыц.
Все почувствовали такую усталость, точно целый день кололи дрова, и казнь назначили на