Литература помогла Аркадию Кирилловичу завязать в школе сложное соперничество за достоинство: кто чувствовал в себе силу, выискивал случай кинуться на защиту слабого; слабый гордился собой, если мог сказать нелестную правду в глаза сильному; невиновный сносил наказание за чужие грехи молча, но горе тому, кто трусливо допустит, чтоб за его вину наказали другого…
Во всем этом, да, было много игры и много показного. Но можно ли сомневаться, что со временем у детей показное благородство не станет привычкой, а игра - жизнью? В последние годы даже инспектора гороно публично отмечали - ученик сто двадцать пятой школы своим поведением завидно отличался от учеников других школ.
Аркадий Кириллович верил, что от него идут в большую жизнь духовно красивые люди, не способные ни сами обижать других, ни мириться с обидчиками, не терпящие подлости и обмана, сознающие свое моральное превосходство. И те, с кем будут они сталкиваться, невольно начнут оглядываться на себя. В любом человеке таятся запасы человечности. Аркадий Кириллович ни на минуту не забывал перемешанную толпу бывших врагов перед горящим госпиталем, толпу, охваченную общим страданием. И безызвестного солдата, кинувшегося спасать недавнего врага, тоже помнил. Он верил - каждый из его учеников станет запалом, взрывающим вокруг себя лед недоброжелательства и равнодушия, освобождающим нравственные силы. Историю делают люди. Он, Аркадий Кириллович Памятнов, рядовой педагог, вносит в историю свой скромный вклад…
Он верил сам и заставлял верить других. К нему тянулись, к его слову прислушивались, его совета искали не только ученики, но и их родители. И Соня Потехина в отчаянье бросилась звонить среди ночи не кому-то, а ему!
Сейчас Аркадий Кириллович сидел в кухне, подперев кулаком тяжелую голову. За стеной, в нескольких шагах лежал рослый мужчина с черепом, развороченным выстрелом из ружья. Его ученик убил своего отца! Его ученик… Один из тех, кто вызывал в нем горделивую веру.
Что это?
Случайная гримаса судьбы или же жестокое наказание за допущенную ошибку?
Если и сумеет тут кто-то подсказать, то только он - Коля Корякин. Если сумеет…
Тишина кругом. Аркадий Кириллович уже собирался подняться, чтоб идти вниз, как вдруг услышал крадущиеся шаги. Он вздрогнул, распрямился и… увидел в дверях кухни все того же Василия Потехина в натянутой на лоб беретке, в широкой дошке с меховым воротником.
6
- Не вытерпел. Пришел спросить: увидели?.. Ну и как?..
Прежнее необъяснимое недружелюбие в голосе и настороженная неприязнь в глазах.
Лицо Василия Петровича всегда поражало несогласованностью - крупный подбородок и под беретом обширный лоб мыслителя, а между ними суетно-невыразительные черты, вздернутый, вдавленный в переносье нос, дряблая бескостность на месте скул, маленький аккуратный женский рот, почти неприличный над крутым подбородком. Похоже, господь бог замыслил вылепить человека и умным и волевым, но сплоховал, измельчил, напутал, так и выпустил в свет недоделанным.
- Коля у вас? - спросил Аркадий Кириллович. - Я хочу его видеть.
- А зачем?
- Василий Петрович, что с вами?
- Прозрел.
- В чем?
- В том, какой вы опасный.
- Не очень-то удобно выяснять сейчас отношения, но уж раз начали - договаривайте.
- Все умиляются на вас, и я тоже, как все… - Василий Петрович качнул беретом в сторону комнаты, где лежал убитый. - Охладило. А вам… Позвольте вас спросить: вам ничего?.. Вас совесть не грызет?
Неужели этот человек разглядел со стороны то, что мучило смутными подозрениями? Аркадий Кириллович почувствовал зябкость в спине. Но волнения не выдал, спросил спокойно:
- Вы считаете - между убийством и мной есть прямая связь?
- Прямая? Да нет, кривенькая, с загибчиками…
- Докажите.
- Не смей мириться с плохим - требовали от ребят?
- Требовал.
- И будь хорошим без никаких уступочек - тоже требовали?
- Тоже.
- Так что ж выходит: поперек жизни становись, ребятки. Вникните - страшно же это! Малая щепка реку не запрудит.
- Считаете, что я как-то настроил Колю Корякина?
- Считаю - подвели мальчишку, как меня в свое время.
- Вас?
Василия Петровича всего передернуло, даже голос у него сразу стал тоньше:
- А то нет! Был человек человеком, растущим инженером считали. Так стукнуло меня к вам сунуться - справедливости великой, видите ли, захотелось. А вы известный специалист по справедливости, апостол святой! И полез я с вашей святостью, как Иван-дурак с плачем на свадьбу, другим настроением испортил, а сам с помятыми боками за дверью оказался. Кто я теперь?.. Наряды выписываю на починку газовых плиток. К большому делу не подпускают - людей подвел.
- Так я виноват в том, что не отказал вам в помощи?
Василий Петрович резко подался вперед, словно сломался в пояснице, - разлившиеся зрачки, задранный нос, кривящиеся губы:
- Не помогайте! Просить будут - никогда не помогайте! Отказывайте! - С жарким дыханием, шепотом: - Хуже людям сделаете.
И этот выпад, горячее до ненависти убеждение наконец-то возмутили Аркадия Кирилловича.
- Мне пятьдесят четыре года, - сказал он жестко и холодно. - За свою жизнь я многим помог, благодарностей слышал достаточно, а вот такой упрек! - только от вас.
Василий Петрович откачнулся, сразу потускнел, стал просто хмур.
- И я благодарил, если помните… Теперь вот опомнился, - проворчал он в сторону. - Да во мне ли дело? В Соньке… Дочь мне родная, боюсь за нее. Доучите вы ее - тоже на рога полезет… Ну-у нет! Не хочу! Переведу из школы…
В это время за темным окном, внизу, со дна ночной ямы, послышался шум моторов, скрип тормозов, хлопанье дверок, смутные голоса. Василий Петрович передернул плечами, подобрался:
- Милиция подкатила. Наконец-то!
Он боком двинулся к двери, но в дверях задержался, обернулся к Аркадию Кирилловичу, бросил:
- А Гордин-то прав! Во всем прав!
Бесшумно исчез.
Гордин?.. В свое время Потехин постоянно произносил эту фамилию, и каждый раз с выстраданным проклятием. Даже для Аркадия Кирилловича неведомый Гордин стал олицетворением нечистоплотности, лживости, безудержного корыстолюбия. Пока не забылся.
А по лестнице прибойной волной стали нарастать шаги. Чем ближе, тем, казалось, больше становилось идущих, словно на каждом этаже распахивались двери, присоединялись люди, росла толпа.
Аркадий Кириллович опоздал к Коле Корякину, сейчас милиция возьмет его под свою опеку, придется просить разрешения свидеться.
Аркадий Кириллович поднялся, чтоб встретить надвигающуюся процессию.
7
Невысокий человек с фатоватой выправочкой, в ладно сидящем темном плаще, в глянцеватой от дождя легкомысленной кожаной кепочке с намеком на козырек, лицо скуластенькое, несолидные усики и быстрые, цепкие черные глаза.
- Я инспектор уголовного розыска Сулимов, а вы кто? - спросил он чеканно. За начальственной строгостью пряталась молодая простодушная задиристость.
- Я учитель Памятнов, Аркадий Кириллович.
- И что вы здесь делаете?
- Пока ничего. Только переживаю.
- Гм…
Инспектор Сулимов оживленно ощупывал блестящими смородиновыми глазками, явно оценивал столь неуместного возле преступления пожилого, представительного учителя с внушительным, иссеченным крупными складчатыми морщинами лицом.
- Это мой ученик… - выдавил Аркадий Кириллович.
- Вы здесь живете? Как вы сюда попали раньше нас?
- Здесь живет еще одна моя ученица. Она вызвала меня по телефону.
- И часто вас так… среди ночи?
- Впервые.
- Все-таки что же вы намереваетесь тут делать?
- Вот собирался встретиться с ним. И не успел.
- С преступником?
- Он для вас преступник, для меня - ученик.
- Надеетесь чем-то ему помочь?
- А вы считаете, что он не нуждается в помощи?
- Нет, не считаю.
- Ну так если кто-то и сможет помочь ему, то, думается, только я. Его матери самой, наверное, нужна помощь.
- Однако вы самонадеянны. Уж не думаете ли, что способны снять с него вину?
- Его виной займетесь вы. Я - им самим.
- Что это значит?
- Это значит, что он не случайно сорвался на столь ужасный поступок, заставило что-то страшное. И нетрудно представить, в каком состоянии он теперь находится. Кто-то должен понять его, кто-то, кому он может довериться. А мне он всегда доверял.
Сулимов задумался, отвел в сторону взгляд. Из комнаты, где лежал убитый, доносились озабоченные голоса, там уже действовали его помощники.
- А он нормален? - осторожный вопрос.
- Вполне.
- Тем хуже, - нахмурился Сулимов.
- Так вы разрешите мне сейчас поговорить с ним? - попросил Аркадий Кириллович.
- Аркадий Кириллович!.. - торжественно уставился прямо в глаза Сулимов, всем своим видом показывая, что не упустил из разговора ни одного слова, даже имя-отчество с лета запомнил. - Аркадий Кириллович, не лучше ли нам поговорить с ним вместе? Вы нам поможете что-то открыть, мы - вам.
- Я даже не уверен, товарищ Сулимов, что он распахнется и передо мной одним, а уж при вас скорей всего совсем замкнется.
- Я не могу допустить вас к нему, пока сам не допросил. Вообще до окончания следствия свидания не разрешены.
Аркадий Кириллович надолго подавленно замолчал. Сулимов пытливо косил на него острым глазом, наконец заговорил: