11
Его ждут в клубе, но не бездействуют: призванная на помощь Акупация пытается оживить Льва Ильича. Машет веничком, кропит водой, приговаривает:
– Беда, беда... А всё отчего? И семья на тебе, и хозяйство на тебе, и дом на тебе, и люди на тебе. И машина у тебя вон какая большая и страшная. Одни заботы. Как же, начальство! Важный, сердитый! Закрутился, запарился, вот что я скажу. И никто тебя не пожалеет. Все только: дай, Лев Ильич, сделай, Лев Ильич! Каждый теребит, каждый на тебя зло имеет! Собачья работа! А чтобы пожалеть, чтобы сказать: да ты же несчастный, жалкий ты, замученный... Закружил сам себя, сам себя не помнишь!..
По щеке Льва Ильича вдруг скользнула скупая мужская слеза. Андрей Ильич и Юлюкин переглянулись.
– Сгинь, зараза, от моего глаза! – приговаривала Акупация. – Ради боженьки поднимитесь, ноженьки! Ради маменьки-горючки оживите, ручки!
Она выбилась из сил, села.
– Ох, устала... Видно, столбун у него.
– Что еще за столбун? Столбняк? – уточнил Андрей Ильич.
– Столбняк – от той заразы, что снаружи, а столбун от того, что внутри.
– И отчего бывает?
– Да разно. От упрямства чаще. Помню, была такая Рита, женщина тоже властная, крупная. С мужем очень серьезно жили. И он ее обидел или что, не помню, а она решила: всё, слова с ним не скажу, и не встречу, и щей не подам! Муж приходит: Рита, давай кушать! А она сидит и молчит. Он ладно, сам себе налил, поел. Потом: Рита, пойдем спать! Она сидит и молчит. Ну, мужик плюнул, лег спать. Утром просыпается: а она всё сидит. Он: Рита, ты что? А она мычит: мол, рада бы что сказать или пошевелиться, а не могу. Три месяца просидела.
– Сколько? – не поверил Юлюкин.
– Три месяца, – с убеждением подтвердила Акупация. – А то и четыре. Нашли бабку, слово знала от столбуна. Пошептала ей, она и встала.
– И где та бабка? – спросил Андрей Ильич.
– Э, милый! Ее уж лет двадцать как нету... А я слова этого не знаю...
Юлюкин, поняв, что со старухой только теряется время, спросил сам себя:
– Куда-то наш экстрасенс запропал? А ты, бабушка, иди. И никому не говори про это, ладно?
– Что я, глупая? – обиделась Акупация. – Кто про столбун рассказывает, на того самого столбун найти может!
Проводили старуху, и Андрей Ильич, разглядывая брата, сказал:
– Просто смотреть страшно... Надо, что ли, Вадика позвать? Все-таки и фельдшер, и на криминалиста учится. Может, он про такие случаи изучал? Укол какой-то сделает...
– Позвать-то можно. Но Нестеров-то где?
12
Нестеров распрощался с Прохоровым, который дал ему папку, последние указания, сел в машину и уехал.
Он заспешил к клубу, но тут возникло новое препятствие в виде молодого человека внушительной внешности. Заступив дорогу, тот спросил вежливо, но решительно:
– Здравствуйте. Вы чего с женщиной сделали?
– С какой женщиной?
– С Клавдией-Анжелой, которая уехать теперь хочет.
– А, это она... – сказал Нестеров, имея в виду совсем другое.
Володька понял это как признание.
– Она, она! И хорошо, что не отговариваетесь! Пойдемте разберемся!
– А нельзя попозже?
– Нельзя! Женщина из-за вас... У нее жизнь может покалечиться! Давайте, лечите ее обратно!
Нестеров постарался высказаться веско:
– Молодой человек, я не знаю, что случилось с этой женщиной, а сейчас меня ждет действительно больной человек. Очень больной.
И он, считая разговор на данный момент исчерпанным, хотел идти дальше. Но Володька, обогнав его, опять встал на пути.
– Считайте, что я тоже больной. Очень больной. А больные за себя не отвечают!
Нестеров бывал в таких ситуациях. Для того чтобы их повернуть в свою пользу, необходимо и время, и некоторый настрой. Ни того ни другого у него не было. Поэтому он сказал:
– Ладно, только быстро!
И они торопливо пошли к дому Клавдии-Анжелы.
По пути Нестеров сказал:
– Самое смешное, что я к этой женщине собирался зайти – не сейчас, конечно. Она действительно уезжает?
– Так в этом и дело!
И вдруг Нестеров остановился. Он увидел возле реки ту самую девушку, чье лицо его так поразило на сеансе. (И показалось, кстати, что именно она своим взглядом отняла у него остатки силы.)
– Это кто? – спросил он.
– Сестра моя, а что?
– Ничего. Вы агрессивны даже по мелочам. Это нехороший знак.
– Я агрессивен? Это вы не видели, как я по-настоящему агрессивен! И лучше вам не видеть, серьезно говорю! И тут вам не светит, тут Вадик есть. Между прочим, большой мой друг!
13
Вадик, большой друг Володьки, о чем он не знал (да и сам Володька об этом узнал только что из собственных слов), в это время недоумевал по поводу Юлюкина, который пришел с просьбой взять инструменты и лекарства и следовать за ним.
– Какие инструменты, какие лекарства? От какой болезни?
Юлюкин мялся.
– Болезнь... Ну как тебе сказать... Народное название у нее есть, но оно... Я его не помню. В общем, на месте увидишь. Со Львом Ильичем неприятность, только ты про это молчи! Понял?
Он окольными путями привел Вадика к клубу, Андрей Ильич впустил их.
– Что так долго?
– Через зады и огороды пробирались, – оправдался Юлюкин. – Народ меня отлавливает – насчет зарплаты. Что-то чуют. Про Льва Ильича интересуются, слышал разговор.
Вадик в это время приблизился ко Льву Ильичу и начал его обследовать.
– Ничего не понимаю. Что это?
– Стол... – начал Андрей Ильич и испугался. – Это... Как там Нестеров говорил? – спросил он Юлюкина.
– Катоническое состояние, что ли...
– Кататоническое, вспомнил! – обрадовался Вадик. – Очень интересный случай!
– И что надо делать в этом интересном случае?
– Не помню. Помню, читал, люди в таком состоянии иногда годами находятся! А бывает – несколько дней.
– Мы и несколько дней не проживем, если зарплату не выдадим, – сказал Юлюкин. – Андрей Ильич, придется из нашей кассы.
– Наша касса другая, у брата – заводская. Да и не в деньгах дело, а вот, – Андрей Ильич достал листы из папки. – Ведомости даже не подписаны! Без подписей и печати выдавать – уголовное дело!
– Ну, печать мы поставим, – сказал Юлюкин. – А вот подпись...
Они посмотрели на руки Льва Ильича.
Андрей Ильич взял ручку и попытался вставить в пальцы Льва Ильича. Удалось. Андрей Ильич обхватил своей рукой кисть брата и скомандовал:
– Ведомость давайте!
Юлюкин поднес ведомость на папке. Андрей Ильич попробовал подписать рукой брата.
В это время раздался громкий стук в дверь.
Ручка прорвала бумагу. Все замерли, будто их застали на месте преступления.
14
Все замерли, будто их застали на месте преступления.
А кто стучит и зачем, узнаем чуть позже, но сначала посмотрим, что происходит у дома Клавдии-Анжелы.
Володька привел Нестерова и, увидев любимую женщину во дворе, закричал:
– Сам признался!
– В чем? – удивилась Клавдия-Анжела.
– Что он на тебя подействовал!
– Это неправда, – сказал Нестеров. – И не признался, и не подействовал.
– Нет, но как? Вы же только что...
– Успокойся, Володя, – сказала Клавдия-Анжела. – Никто ни на кого не действовал.
– Как это не действовал? Его не было – ты тут жила спокойно, он сеанс провел – ты захотела уехать! Факт: он повлиял!
Нестеров спросил у Клавдии-Анжелы (зная, что женщины терпеть не могут прямых вопросов):
– Вы тоже так считаете?
– Ничего я уже не считаю... И на меня влиять бесполезно. Ты вон сколько влиял, – сказала она Володьке, – ну и что? Или Мурзин тот же.
– А что Мурзин? – насторожился Володька. – Тоже влиял? Слушай, а может, он тебя вообще подкупил, а? Чтобы ты на нее подействовал? – спросил он Нестерова, в возбуждении переходя на ты, что ему, в общем-то, было несвойственно: парень, конечно, горячий, но не хам.
– У вас слишком буйная фантазия, – оценил Нестеров.
– Точно! Точно, так и было! – догадка Володьки тут же превратилась в убеждение. – Ничего, вы не скажете – он скажет!
И Володька ушел, а у Клавдии-Анжелы не было ни желания, не сил удерживать его.
А Нестеров остался. Всё равно он потерял время, можно затратить еще несколько минут.
– Только не удивляйтесь, – начал он.
Анжела воскликнула:
– Ого!
– Что?
– Когда мужчина так начинает, явно хочет удивить.
– Не буду отрицать, – сознался Нестеров. – Хотя ничего удивительного в моем предложении нет. Понимаете, я хочу остаться на некоторое время. Отдохнуть и вообще. А вы уезжаете, значит, можете продать дом. Так я бы купил.
– Неужели? Дешево не продам, не надейтесь.
– Договоримся!
– Наличными дадите?
– А какими же?
– Как-то неожиданно... Подумать надо. А вы вчера, когда сеанс был, на меня смотрели?
– Я на всех смотрел.
– Ничего не почувствовали?
– А что я должен был почувствовать?
– Откуда я знаю? В общем, подумаю еще, ладно?
– Подумайте, конечно...
Нестеров видел, что женщина уже согласна, но опасался торопить удачу. Удача ему сегодня важней в другом деле.