– Обормот и алкаш, – сказал Силантьев. – Писателишко. Лепит в интернете всякую херню, "Новые русские сказки", что ли, называется. Я почитал – бред сивой кобылы. В общем, ржака для дебилов.
– Как далеко зашло?
– В последнее время разговаривают о ребенке.
– Не почувствовал, – сказал он.
– Так бабы устроены, – сказал Силантьев. – Если им надо – изменят в соседней комнате, ты и не догадаешься.
– Юлька с ним не выживет, – сказал он. – Она всегда находилась в благополучии, сначала с родителями, потом – со мной. Нищета не для неё.
– Ты можешь обеспечить ей необходимые средства, – сказал Силантьев.
– Просрёт, – сказал он. – Не Юлька. Писателишко. Халявные деньги кружат голову, сам знаешь.
– Насовсем? – спросил Силантьев.
– Насовсем, – сказал он. – Но красиво. Что-нибудь вроде отравления палёной водкой. Нехорошая "Скорая" не доехала. Или не довезла.
9
– Скажите, Костя, Вы верующий человек? – он сопровождает карлика на освящение церкви Спаса-на-Крови в Санкт-Петербурге.
– Нет, – ответил он. – Я – атеист, хоть это сейчас и не модно.
– А я и сам точно не знаю, – признался карлик. – Я ведь из советского времени, членом партии был, как Вы догадываетесь. Но душой чувствую – что-то такое есть, на мой взгляд – ледяное, грандиозное, когда на горных лыжах вниз летишь, особенно хорошо это понимаешь, не будет тебе спасения, если жизнь коряво прожил.
"Потрясающе, – подумал он. – Уже не различает, перед кем дурочку валять, а перед кем – нет. Так не ошибёшься – валяй перед всеми, на всякий случай".
– Почти всю христианскую эру человечество было озабочено больше всего тем, в каком виде предстанет на суде Божьем, – сказал он. – Это, правда, не помешало резать себе подобных до умопомрачения. Для наших современников бог скорей некая космическая абстракция, но всё равно лучше лишний раз перекреститься.
– Не стану утверждать, что Советский Союз был хорош, – сказал карлик. – Конечно, он безнадежно устарел, со своими госпланами, переносом сибирских рек и прочей ерундистикой. В нашей закрытой системе вполне усердно посмеивались над коммунистами, я имею в виду образ мышления, а не конкретных людей. Проблема в другом – крушение произошло настолько резко, что вместе с купельной водой выплеснули и младенца.
– Если вы о национальной идее, – сказал он, – то вряд ли православие способно вернуть утраченные позиции. Попов загнал под пятку ещё Иван Грозный, а Пётр оформил этот факт законодательно в виде Синода. Более того, если посмотреть на византийскую традицию, патриарх всегда был лицом подчинённым императору.
– Согласен, – сказал карлик. – На мой взгляд, стенать о царской России занятие для клинических идиотов. Только они или очень наивные люди могут поверить, что большевики удержали власть с помощью немецких денег и жидовской хитрости. Страна хотела перемен, она их получила. Тем не менее, камни надо собирать, мы же не "банановая республика".
– Можно увеличить финансирование на военно-патриотическое воспитание, – сказал он.
– Можно, – поморщился карлик. – И даже нужно. Но это "крокодиловы" слезы. В застойные годы по ящику только и показывали фильмы про войну, ветераны из школ не вылезали, про свои ратные будни рассказывали. А что толку? Молодежь выросла сплошь антисоветская, тех, кто в нашу организацию поступал, просто презирали.
"Самокритично", – подумал.
– Надо придумывать что-то элегантное, – сказал карлик. – В духе нового времени, чтобы оскомину на зубах не набивало. Вы же специалист в этой сфере.
– Я намекну певунам и певуньям, чтобы в новогодний вечер исполнили советские песни на новый лад, – сказал он. – И потом растиражировали по радиостанциям. Дам команду на телевидение, чтобы из сундука достали всех этих нафталинных кукол – антоновых, кобзоновых, ротаровых и прочих.
– Это хорошо, – сказал карлик. – Петь у нас любят. Работа должна быть комплексная. Для народа чего попроще – песенки да поле чудес, в интеллигентскую среду забросьте парочку научных гипотез на грани фантастики, пусть дискутируют и не думают, где б своровать.
– Россия – родина слонов? – сказал он.
– Гиппопотамов, – рассмеялся карлик. – Придумали же для Ивана Васильевича родословную от Августа Октавиана, так что методология понятна.
Юлька молчала. И в день смерти, и в день похорон. "Может, она и не любила его, – засомневался он. – Так, развлекалась от пресыщенности". Через несколько дней, когда Юлька гуляла в саду при загородном доме, он обшарил её сумочку и нашёл сильные транквилизаторы. "Вот и разгадка, – подумал он. – Час от часу не легче".
– Угробишь жену, – сказала Ксюха. – Не ожидала, что ты такой собственник.
– Ваши предложения? – сказал он.
– Лечи подобное подобным, – сказала Ксюха. – Делай из жены блядь. Когда она будет видеть в других мужчинах только хуй, Вы, Константин Юрьевич, со своими мозгами снова станете лучшим и единственным на свете. У неё и возраст вполне подходящий. Сколько ей?
– В мае тридцать семь.
– Задержалась девушка в невестах, – засмеялась Ксюха. – Отпустите жену на выгул.
– А уязвлённое самолюбие? – сказал он.
– Это не современно, – сказала Ксюха. – Разведись, и нет проблем.
– А мы не ангелы, там на пожаре утратили перья, – сказал он. – Мы бы взлетели, но вниз нам пора.
– Мне так нравятся его песни, – сказала Ксюха. – Вам тоже?
– Стихи неплохие, – сказал он.
– Если это приказ, – сказала Ксюха. – Готова исполнять. Конспирацию обеспечу непроницаемую.
8
Об астрономе он вспомнил случайно. Среди прочего бреда, которым загружали администрацию президента, уфология и всё, так или иначе к ней относящее, занимала значительное место. Ещё с лёгкой руки Стальевича байки про инопланетян и загадочных тибетских мудрецов активно использовали для засирания мозгов. Технология была чистой воды американская, отработана тамошними мастерами до мельчайших подробностей и вовремя подбираемых сенсационных открытий, но у нас приживалась не очень, славянские и финно-угорские народы, посмеивалась Юлька, с лешим обычно дружат, как выпьют лишку, так не разберешь, кто человек, а кто упырь.
"Западная это фенька – демонология", – подумал он, изучая очередной, разумеется, секретный доклад, присланный из Академии наук. – Какие умы трудились на протяжении веков, один Жан Боден всё наше телевидение переплюнет".
В докладе излагались материалы археологических экспедиций, работавших на Урале и Алтае, обнаруживших камни с рисунками, подозрительно напоминавшими пресловутые перуанские камни Ики, скандал с которыми отгремел лет сорок назад. Фотографии рисунков изображали туземцев в обнимку с динозаврами, не вполне понятные летающие аппараты, людей-ящеров, странные медицинские операции, всем своим видом показывая, что Дарвин был не прав.
"Даже Блаватскую не удосужились прочесть, – хмуро подумал он. – У неё как раз опровержение Дарвина весьма аргументированное, без этой детсадовской живописи".
– Всё это замечательно, – написал он на докладе. – Непонятно лишь одно. Зачем столь высокоразвитой цивилизации, жившей за десятки тысяч лет до нас и обладавшей столь внушительными знаниями во всех областях науки и техники, царапать память о себе на каких-то убогих камнях?
Вообще, это разумная идея, подумал он, зацепиться за археологию и скудное количество доброкачественных источников. Особо далеко не уедешь, но для постулата "мы сами с усами" что-нибудь вытащить можно.
"Смешно, – подумал он. – Национальная идея постсоветской России сформировалась легко и естественно вполне самостоятельно, без всякого воздействия пропагандистского механизма. Спиздить побольше да унести подальше и встречать старость в глубоком Парагвае".
Впрочем, готов поспорить, сказал он себе, всё же это идеология очень ограниченного круга товарищей. Основная масса населения и спиздить зассыт и на марш-броски с багажом не способна. Зато как мы любим давать советы в соцсетях.
Как фамилия астронома? Он с трудом, но вспомнил. Он учился на первом курсе, желторотый мальчик из Нальчика, Москва казалась ему средоточием цивилизации. По факультету разнёсся слух, в пятницу выступит со своей лекцией сотрудник университетской астрономической лаборатории, который будет излагать иную, альтернативную версию истории. Якобы он математическими выкладками доказал, что человеческая история значительно короче, чем считается, например, не было Древнего Мира, а египетские пирамиды построили запорожские казаки.
Астроном стоял на кафедре, всклокоченный как воробей, ожидая свиста и гнилых помидор. Выслушали его приветливо, прохладно, спокойно, стали задавать вопросы и через полчаса размазали астронома по стенке. Он впервые тогда почувствовал мощь профессиональной среды. Двести человек в аудитории, спаянные дыханием истории, во всяком случае, тогда он в это искренне верил, многие из которых знали рукописи до каждой буквы, летними сезонами пропадали в пыльных степях Причерноморья, для которых откровения блаженных пророков были не поводом для религиозного экстаза, а предметом пристального изучения. Аудитория смотрела на астронома примерно так же, как европейский инженер изумленно взирал на негра, пытающего отремонтировать трактор с помощью колдовских заклинаний.
"Экий стервец! – услышал он после лекции вежливо возмущенный голос декана профессора Высогорского. – Вернее, сказать – ловкач! Пользуется ситуацией, тем, что с подлинными рукописями беда, и что методы археологических датировок не безгрешны, вороти, что хочешь, мёртвые из могилы не достанут. И всё это с таким сусальным патриотизмом, противно слушать. Мировой заговор ему везде мерещится против Расеи матушки. Тьфу!.."
– Наведите справки, – приказал он. – Жив ли курилка?