Всю неделю Женя ходила сама не своя, а потому не могла даже пропылесосить. Как и следовало ожидать, к субботе Джордж недовольно поинтересовался, с чего бы это белье не стирается уже четвертый день? (Он неумолимо ассимилировался и с каждым месяцем все больше походил на среднерусского мужчину, так что у Жени иногда даже появлялась мысль о необходимости замены спутника жизни на более аутентичного иностранца. Например, Джордик начал предпочитать пепси-коле водку-колу, причем пил этот напиток пинтами.)
В конце концов миссис Тэйлор пришлось выйти из депрессии и взяться за тряпку. Хотя ранее именно необходимость браться за тряпку вгоняла ее в депрессию. Когда она закончила работу в гостиной и супружеской спальне, дело дошло до детской. Сын никак не хотел выметаться из комнаты, чтобы мать могла спокойно навести в ней порядок.
- Ну еще пять минуточек! - отчаянно верещал он, уставившись в монитор компьютера и виртуозно манипулируя новым джойстиком. "Ох уж этот Джордж! Ну я же просила его не баловать ребенка! - тихонько злилась Женя. - Ни к чему мальчику часами просиживать перед компьютером с этими стрелялками-бродилками, лучше бы книжку ему новую подарил. Нет же - опять какую-то фигню купил электронную!"
Наконец Бэйсил отправился в гостиную, и Дженни принялась возить тряпкой по подкроватному пространству. Женька очередной раз расправила тряпку, приготовляясь окунуть ее в ведро с мыльной пеной, как вдруг из нее посыпались деньги - сто рублей, пятьдесят и даже какие-то десятки.
- Что это? - настойчиво вопрошала миссис Тэйлор, размахивая мокрыми купюрами перед носом сына. - Ты взял это у меня в кошельке? А ну-ка признавайся!
Выяснилось, что во вторник сынуля забыл дома дневник. И строгая учительница прямо со второго урока отправила его за этим важным документом домой. Вася искал дневник везде. В том числе и под кроватью. Где и обнаружил злосчастные $50. Недолго думая, продвинутый отпрыск купил себе джойстик для компьютера, о котором давно мечтал, а потом, сообразив, что денежки эти не совсем его, начал мучиться совестью. Будучи чрезвычайно положительным ребенком, Бэйсил как мог исправил ошибку: положил сдачу на место.
- Хелен, ты представляешь, деньги-то из-под кровати в детской, оказывается, Бэйсил выудил, - со смехом рассказывала на следующий день Женечка нашей общей знакомой. - Я думаю, если мальчик не прошел тест на честность, приготовленный для прислуги, то он определенно никогда прислугой не будет. Наверняка, вырастет большим начальником. Логично?
И это была первая жизненная мудрость, до которой Дженни додумалась самостоятельно, а не подсмотрела в иностранном учебнике жизни.
- Кстати, может, у тебя там еще одна студентка для доместик хелп сыщется? - аккуратно поинтересовалась она в завершение беседы. - Нет-нет, больше никаких тестов!
Подвальное увлечение
Все течет, все меняется. Что не течет - не меняется. И человек, к сожалению, не из этих текучих субстанций.
Некоторое время назад среди многих моих знакомых, прямо как какое-то заразное заболевание, начал распространяться синдром первичной неудовлетворенности жизнью. Не то возраст такой настал, не то массовый гипноз. Но факт остается фактом. Ни с того ни с сего, например, позвонила Катька, с которой мы не общались уже года четыре. И начала вздыхать в трубку так, как будто бы все это время мы каждый день выгуливали вместе собачек в парке и ее умерла:
- Нет, больше не хочу работать. Совершенно. Вот если бы заниматься чем-нибудь творческим. Креатив там какой-нибудь, полет фантазии!
- Ты что, ушла из пиара? - осторожно поинтересовалась я, помня, что четыре года назад Катька сидела на теплом месте начальника по PR весьма крупной телекоммуникационной компании.
- Да нет! - с некоторой злобой ответила она.
- Так чем же тебе пиар не креативная работа? Всякие неординарные акции, ходы и слоганы придумывать. Изобретать новые схемы сотрудничества. Влиять на имидж.
- Да ну их! Надоело. И потом - это же работа. Изо дня в день одно и то же! Мне бы вот что-нибудь такое… С полетом!
Потом позвонила 37-летняя Марина. И тоже жаловалась на тяжелую судьбу телевизионного редактора - какая, мол, это скучная и однообразная работа, высасывающая все соки из ее незамужнего тела.
- Да… - тяжело вздыхала Марина после того, как кем-то там был в очередной раз отклонен пилот передачи, где она впервые выступила как режиссер. - Я, наконец, поняла, что знаменитым режиссером уже не стану, миллион долларов не заработаю. Бросать надо к черту эту работу и выходить замуж.
- Это за кого же? - с любопытством поинтересовалась я, поскольку всю жизнь Марина ставила личный вопрос на последнее место. Сначала главное было - получить второе высшее экономическое, потом выучить английский, потом повысить квалификацию и закончить Высшие курсы кинематографии, потом подтянуть французский, потом научиться играть на гитаре. А то ведь без всего этого карьеру не сделаешь и миллион не заработаешь! И вот теперь все эти интеллектуальные сокровища она готова бросить кому-то под ноги?
- Да все равно за кого, - выдвинула неожиданно низкие требования Марина. - Главное, чтобы он был богатый, - совершенно неромантично продолжила она. - Знаешь, для меня идеальный муж будет такой: чтобы он приходил раз в месяц к моим дверям, клал под коврик тысячи две долларов, возвращался к своему "лексусу" и звонил оттуда: "Дорогая, денежки на месте. Люблю, целую, пока!" И чтоб еще месяц я его не видела и не слышала. - А ты что в это время?
- А я бы в это время занималась творчеством. Например, научилась бы рисовать картины. И годам к пятидесяти все-таки прославилась бы, как Фрида Кало!
В общем, я сильно ошиблась, когда предположила, что Марина как-то там сильно душевно эволюционировала. Потом знакомая Любочка, трудившаяся менеджером по закупкам в компании оптовой торговли винно-водочными изделиями, тоже вдруг захотела творчества и начала клясть цифры, накладные и акты приемки. Но она оказалась человеком дела: уж если захотела, то начинает воплощать в действительность. Уже через пару месяцев страданий она позвонила мне радостная:
- Я нашла то, что нужно! - возбужденно докладывала Люба. - Единомышленниц! Я тут со своими со многими поговорила. И Оксанка, которой надоело дома сидеть, а муж на работу не пускает, предложила гениальную идею. Мы сделаем свой театр! И будем заниматься творчеством сколько влезет! Пока будем собираться по вечерам у нее в Вешках раз в неделю.
На всякий случай я дала телефон моей энергичной закупщицы и двум другим своим знакомым, страждущим самореализации. И вот через некоторое время Марина уже снова мне звонила:
- Лен… - В трубке было слышно, как Маринка нервно курит. - Срочно нужна пьеса. Напиши, а? Ну ты же литератор, в журнале вот работаешь. А то я ничего подходящего найти не могу.
Оказалось, что Маринку уже выбрали режиссером: образование сыграло-таки второй раз в жизни свою волшебную роль. И теперь ей срочно требовалась пьеса - для восьми женщин примерно одного возраста и без актерского образования. И чтоб ни единого мужчины на сцене. В скромных декорациях. И чтобы ни одна из них не играла какую-нибудь мымру: все они должны изображать нечто среднее между Золушкой и Скарлетт. И чтобы никто не погибал по ходу действия - все женщины оказались на редкость суеверны и склонны к мистике. Я честно пыталась отказаться, но Маринка взяла-таки меня "на слабо".
- Ты все можешь, - сказала она. - Ведь ты же гений!
- Ты тоже так думаешь? - спросила я, стараясь не обращать внимания на внутренний голос, который подсказывал, что мною грубо манипулируют, давя на слабое место. Мучилась я сильно, но недолго. И уже через пару недель представила на суд Маринки некий опус про восемь несправедливо обвиненных овечек, запертых в одной камере СИЗО. Конфликт, правда, был несколько искусственным и заключался в том, что одна из них все время хотела повеситься с горя, бесчестья и разочарования. Четыре - боевые и стойкие, все норовили ее спасти и говорили: "Выйдешь - отомстишь". А другие три все больше соглашались с нею, что смерть - единственно возможный способ сосуществования с таким несправедливым миром. Восхищались ее решимостью и пытались изготовить для нее яд в кустарных условиях. Естественно, в конце всех оправдывали, и больше никто не хотел умирать. В общем, не смешно. Сама знаю. Зато за две недели. Как ни странно, пьесу приняли и начали репетировать. Теперь Маринка звонила мне чаще и все глубже затягивалась в трубку.
- Нет, это кошмар! - жаловалась она. - С этими курицами совершенно невозможно работать! - И тут же спохватывалась: - Только это между нами, ладно? Без передачи, хорошо?
Потом она как-то позвонила и сказала, что актрисы требуют автора. Пригласила в Вешки на чай. Мне тоже стало интересно познакомиться с женщинами, отрывающими себя от семьи ради моего текста и своего удовольствия. И я поехала. Оказалось, что остальные четыре дамы тоже, как и Люба, впервые вступили в особые отношения с искусством. Одна из них работала риэлтером и специализировалась на офисных помещениях, другая - менеджером по кадрам, третья, как я поняла из разговора, была чем-то вроде селз-менеджера в известной гостинице, четвертая - маркетологом где-то в области металлургии. Словом, внушительная компания. Марина представила меня и объявила:
- Так что у кого какие вопросы к автору, милости прошу.
- Ленк, я вот тут подумала, - разрезая торт, сказала пиарщица Катя, - ведь не можем же мы ставить пьесу сами для себя. Вот было бы круто, если бы ты там в своем журнале анонсик тиснула, а?
Я чуть не поперхнулась чаем и с ехидством спросила:
- А что, у вас премьера в "Ленкоме" запланирована?