Обаяние произведений Кристофера Ишервуда кроется в неповторимом сплаве прихотливой художественной фантазии, изысканного литературного стиля, причудливо сложившихся, зачастую болезненных обстоятельств личной судьбы и активного неприятия фашизма.
Кристофер Ишервуд
Фиалка Пратера
Посвящается Рене Блан-Роос
- Господин Ишервуд?
- Слушаю вас.
- Это господин Кристофер Ишервуд?
- Да, слушаю вас.
- Мы со вчерашнего дня пытаемся связаться с вами, - в голосе говорившего прозвучала нотка упрека.
- Меня не было дома.
- В самом деле? - (Похоже, мне не поверили.)
- В самом деле.
- Хм-м-м… - (Мой собеседник, видимо, переваривал услышанное. Вдруг он насторожился.) - Однако это странно… Ваш номер был занят. Постоянно.
- А с кем я, собственно, говорю? - я слегка повысил голос.
- "Империал Балдог".
- Простите, не понял…
- Киностудия "Империал Балдог". Я звоню по поручению господина Чатсворта… Кстати, вы не были в Блэкпуле в 1930 году?
- Тут какая-то ошибка… - Я уже собрался повесить трубку. - Я в жизни не был ни в каком Блэкпуле.
- Вот это номер! - Незнакомец издал короткий озадаченный смешок. - Может, вы и "Фиалку Пратера" никогда не видели?
- Не видел. А при чем тут, собственно?..
- Ее сняли после третьего представления. Но господину Чатсворту понравилась музыка, и он хочет взять оттуда как можно больше куплетов… Ваш агент сказал, что вы знаете Вену как свои пять пальцев.
- Вена? Я был там один раз в жизни. Всего неделю.
- Неделю? - вопрос прозвучал раздраженно. - Этого не может быть! Нам сказали, что вы жили там.
- Может, речь шла о Берлине?
- Что? О Берлине? В конце концов, это почти одно и то же, не правда ли? Мистеру Чатсворту нужен человек, хорошо знающий Европу. Надеюсь, вы говорите по-немецки? Это было бы очень кстати. Нам удалось договориться с самим Фридрихом Бергманном из Вены.
- Рад за вас.
- Вы, конечно, слышали, кто такой Бергманн?
- Первый раз слышу.
- Вот это да! Он много работал в Берлине. Вам доводилось работать в кино?
- Никогда.
- Нет?! - Мой ответ явно обескуражил собеседника. Но в следующую секунду его голос потеплел. - Хотя… думаю, господину Чатсворту все равно. Он часто приглашает молодых авторов. На вашем месте я бы не волновался…
- Послушайте, - перебил я его, - а с чего вы вообще взяли, что меня заинтересует ваше предложение?
- Э-э… Видите ли, мистер Ишервуд, боюсь, это вопрос не ко мне, - затихающей скороговоркой выпалил голос. - Разумеется, господин Катц все обсудит с вашим агентом. Уверен, что мы придем к соглашению. Я еще свяжусь с вами. Всего доброго…
- Позвольте, одну минуточку…
В трубке раздались короткие гудки. Совершенно сбитый с толку, я возмущенно потряс ее, потом взял справочник, нашел номер "Империал Балдог", начал было набирать, но передумал. Пошел в гостиную, где завтракали мать и Ричард, мой младший брат. Я прислонился к дверному косяку и небрежно закурил сигарету, стараясь не встречаться с ними глазами…
- Кто звонил? Стивен? - у моей матушки были свои ненавязчивые методы меня разговорить.
- Нет. - Я выдохнул струю дыма, насупленно глядя на каминные часы. - Какие-то киношники.
- Киношники? - Ричард чуть не опрокинул свою чашку. - Кристофер! Вот здорово!
Я насупился еще сильнее.
Выждав паузу, матушка вкрадчиво поинтересовалась:
- Они хотели, чтобы ты что-то написал для них?
- Наверно, - промямлил я. Разговор начал меня утомлять.
- Кристофер, как интересно! А о чем фильм? Или это секрет?
- Я не спросил.
- Да-да, конечно… Когда думаешь начать?
- Я не думаю. Я отказался.
- То есть как - отказался? Надо же, как жалко!
- Видишь ли, дело в том…
- В чем? Они мало платят?
- Мы не обсуждали денежный вопрос. - Я укоризненно посмотрел на брата.
- Конечно, прости, я понимаю… Пусть этим занимается твой агент, правильно? Уж он-то сумеет выжать из них побольше. А сколько ты собираешься запросить?
- Я же сказал, что отказался.
Повисла очередная пауза. Тщательно подбирая слова, матушка осторожно произнесла:
- Может быть, ты и прав. Нынешние фильмы один глупее другого. Неудивительно, что приличные люди ни за какие деньги не соглашаются с ними работать.
Я промолчал. Но хмуриться перестал.
- Они наверняка перезвонят, - с надеждой произнес Ричард.
- С какой стати?
- Видать, их сильно припекло тебя заполучить, коль они позвонили в такую рань. И вообще, киношники - они такие, так просто не отстанут.
- Брось, я почти уверен, что они уже звонят кому-нибудь еще, по списку. - Я деланно зевнул. - Ладно, пойду-ка я добивать свою одиннадцатую главу.
- Меня потрясает твоя непрошибаемость, - заметил Ричард. Отсутствие даже намека на сарказм порой придавало его словам сходство со строками Софокла. - У меня бы уже все слова из головы вылетели, так бы я извелся, а ты…
- Пока-пока. - Я опять зевнул, потянулся и честно направился к двери, но явное нежелание работать привело меня к серванту. Я стал вертеть ключом в замочной скважине ящика, где лежали столовые приборы. Туда-сюда, туда-сюда. Зачем-то шмыгнул носом.
- Еще чайку выпьешь? - Матушка наблюдала за этим представлением с едва заметной улыбкой.
- Правда, Кристофер, садись. Он даже остыть не успел.
Я молча уселся за стол. Утренняя газета валялась там, где я ее бросил полчаса назад, мятый комок, из которого выжали все жизненно важные новости. Темой дня по-прежнему оставался выход Германии из Лиги Наций. Знатоки уверяли, что в будущем году, как только укрепят линию Мажино, начнется превентивная война против Гитлера. Геббельс твердил, что 12 ноября немцы могут отдать свои голоса "за" и только "за". Губернатор Кентукки Руби Лаффун присвоил Мэй Уэст звание полковника.
- Дантист кузины Эдит, - начала матушка, подавая мне чашку, - считает, что Гитлер вот-вот оккупирует Австрию.
- В самом деле? - Я отпил чаю, откинулся на спинку стула и вдруг понял, что ко мне вернулось хорошее настроение. - Как же, как же, специфика профессии открывает доступ к информации, недоступной простым смертным. Хотя, к своему стыду, должен сказать, я совершенно не понимаю, как…
И тут меня понесло. Матушка налила чаю себе и Ричарду. Устроившись поудобней и обменявшись выразительными взглядами, они передавали друг другу молоко и сахар, напоминая посетителей ресторана, услышавших, что оркестр заиграл знакомую мелодию.
Минут десять я приводил - и тут же разбивал в пух и прах - все доводы, которые мог бы привести этот дантист, в том числе и те, которые ему бы и в голову никогда не пришли… Я сыпал своими излюбленными словечками: гауляйтер, солидарность, демарш, диалектика, гляйхшалтунг, инфильтрация, аншлюс, реализм, транш, кадровый состав. Закурив очередную сигарету и переведя дух, я стал пространно излагать историю национал-социализма со времен мюнхенского путча.
И тут зазвонил телефон.
- Вот всегда так, - вздохнул Ричард. - Эта дурацкая штуковина вечно трезвонит на самом интересном месте. Не подходи. Надоест звонить, сами отвяжутся.