– Отстой, – пробормотала Лета, вглядываясь в складки марципановых кружев, наливные бока бордюров из мастики и яркие "драгоценности" из карамели. Куда там её мутноватым леденцовым кругляшам с пузырьками, крапинами и неровностями. В леденцах Леты к тому же встречалась всякая мелкая дребедень – верёвки от сахарного мешка, обрывки шорохов, нотные хвостики, лапки козявок, семечки запретного яблока. Как-то у Леты засвербело в груди, после чего в карамельном сердце обнаружилась мушка. А однажды, поглядев сквозь готовый леденец на торшер, Лета разглядела внутри, как ей подумалось, изюминку, но когда леденец был рассосан, изюмина оказалась липкой чешуйкой от змеиной шкуры. Да, изделия Леты отличались от выставленных в витринах "Академии кондитера", как старое бабушкино драже "Морские камешки" в кульке из оберточной бумаги от глянцевых таблеток " M&M's".
– Нравится? – услышала Лета.
Она обернулась. В зале уже сидели и бродили, сложив шубы и пуховики на стулья, несколько слушателей, а рядом с Летой стояла смуглая женщина лет тридцати, с длинными кромешными глазами, в белоснежном поварском кителе с кофейным шейным платком и вышивкой "шеф-кондитер".
– Трэш полный! – засмеялась Лета и взглянула на гнома в красном колпаке. – Китайский лунапарк.
Женщина с интересом поглядела на Лету.
– Обычно все восхищаются.
– Восхищаются? Не знаю, что и сказать, чтоб не забанили и не запикали, – задумчиво проговорила Лета.
– Неужели всё так ужасно? – с интересом уточнила женщина.
– Ну, не совсем, конечно, "Радио Шансон", не масскульт – всё-таки в ларьках такие торты не продаются. Но даже на поп-арт не тянет, хотя кое-что подошло бы для коллажа. В общем… – Лета подбирала засахаренное слово, но на ум приходили только вымоченные в крепком солёном растворе. – Все ваши торты – безвкусица.
– Народ съест, – с ухмылкой сказала женщина.
– Я так понимаю, эти изделия – попса для вип-вечеринок? – перебила Лета. – Нас этому будут учить?
– В "Академию" приходят кондитеры, которые хотят освоить эксклюзивные высокодоходные торты для свадеб, детских и корпоративных праздников, – привычно завела женщина, быстро обдумывая сказанное Летой.
– Совершено не интересуют ни свадьбы, ни детские праздники, ни сейчас, ни в перспективе, – твёрдо сказала Лета, она ненавидела слово "эксклюзивный" даже больше, чем "высокодоходный".
– А что вас интересует?
– Уж скорее похороны, – сообщила Лета.
– Но торт – это удовольствие, – словно уговаривая саму себя, принялась объяснять женщина тоном, каким стонут подругам и следователю: "Я же его больше жизни любила". – Наши торты – это приподнятое настроение, веселье. Мы доставляем заказчику радость. При чём здесь похороны?
– Ну, знаете, смотря кого хоронить, – Лета смотала с шеи шарф и напряжённо подергала спутанные кисти.
У них в семье уже есть люди, всегда готовые доставить радость заказчику. Если папа брался за проект загородного дома, то в небе над крышей сложного профиля вместо острых звёзд восходили гладкие кристаллы. А у бабушки в журналах вечно тиражировались приключения девственниц, либо орудовали блудницы, которых судьба непременно наказывала по всей строгости нравственных законов.
– Я, честно говоря, думала, здесь творчество, а тут – дизайн гномов, – мрачно сказала Лета.
– Сколько вам лет?
– Какая разница? В этом году окончила школу, – Лета вдруг вспомнила про ненавистные шефу технологические карты, и поняла, что он пытался объяснить. – Искусство повара – это когда человек даже гарнир к котлетам готовит с полной внутренней свободой.
Она ещё что-то пробормотала, что-то бессмысленное, вроде "карамель – это свет", и вновь намотала шарф.
– Но не каждый захочет купить такое блюдо. И повар умрёт голодным в окружении котлет, – задумчиво сказала женщина и глянула на косые афганы Леты, выбившиеся из могучих ботинок с грунтозацепами.
– Вы извините, но я, наверное, двину домой, – сказала Лета. – Не пойду на мастер-класс, нет смысла залипать тут до вечера.
– Подождите, – встрепенулась женщина. – Как это не пойдете? Двадцать девять тысяч уплатили – и не пойдете?! – Она развернула файл со списком участников, который всё это время держала в руке скрученным в кремовую трубочку. – Я так давно вас искала! Вы у нас кто?
– Лета Новикова, Ле-та.
Женщина пробежалась по списку, обнаружила Новикову Л.А. и просияла.
– Слушай, Лета, – она перешла на "ты", словно между ними всё было решено: – Нам с тобой страшно повезло, на карамель записалась только ты, все остальные – на марципан, мастику, королевскую глазурь и желатиновые цветы.
– Здорово! – почему-то обрадовалась Лета.
– Пошли переодеваться.
Они прошагали в раздевалку.
– Вешай в любой шкафчик куртку, надевай фартук, пилотку.
Лета засунула рюкзак на полку, развернула сморщенные голубые бахилы и натянула на ботинки.
– Какое у тебя замечательное имя, девочка! Ты, наверное, летом родилась?
– Мыслите стереотипами, – сделала замечание Лета. – Родилась я осенью. А Лета – это фамилия врача-гинеколога. Меня в честь фамилии обозвали.
– Как я тебя понимаю! Потому что меня вообще назвали в честь собаки, – собеседница издала клоунский смешок. – Я наполовину русская, наполовину корячка, заметно да? Север, тундра, тупые чукчи…
Лета поглядела на чуть плоское лицо с невидимым макияжем и отливающие тьмой волосы, постриженные лесенкой. Лете всегда нравились блестящие черные волосы.
– Вы очень красивая, – дрогнувшим голосом сказала Лета.
– О, спасибо! Так вот. У моего прапрадеда была собака, которая много чего могла – оживать после смерти, быстрее всех догнать оленя и дотащить упряжку до полярной звезды. Вот этой собакой, которая два раза вмерзала в лёд, меня и назвали. Просто удивительно, что мы встретились!
– Да, – выдохнула Лета, сердце её вспыхнуло, рассыпая жгучие болезненные искры.
– Ты, наверное, студентка, в художественном вузе учишься?
– Нет, не студентка. Работаю помощником шеф-повара в ресторане клуба "Пилав".
– О-о, отлично! Значит, не случайный в нашем деле человек. А я – шеф-кондитер. Я так поняла – ты в искусстве разбираешься?
– Я – папаучка.
– Что это значит?
– Папа силой приобщал, плюс самоучка. Мой папа – известный архитектор, – вдруг с гордостью, удивившей её саму, сообщила Лета. – У него архитектурно-дизайнерское бюро. И он хочет в ад.
– Это нам подходит, – со смешком кивнула шеф-кондитер.
Они вошли в просторную кухню, сверкнувшую, как взлетевшие ножи. От духового шкафа отпрянул теплый ветер и окутал Лету. Струи ванили и корицы заплелись летящими косами. Столы из нержавейки переливались голограммами, и жар дрожал над плитой. Лета так восторженно вглядывалась в перья мучной взвеси, в ряды покачивающихся, звенящих от медного блеска ковшей, в отражения люминесцентных ламп, что ей казалось, она дышит раскрытыми глазами.
– Ын… Ыр, – Лета попыталась вспомнить имя наставницы.
– Не парься, зови меня просто Собака. Я даже бейджик не вешаю, потому что всё равно никто выговорить не может. Имеешь какое-то представление о карамели?
– На уровне петушков, сваренных в ложке, – самокритично призналась Лета. – Я их с пяти лет варю.
Они разговаривали негромко, словно это была их тайна.
– Замечательно. В твоём ресторане для определения температуры изделия во время приготовления используют термощуп?
Лета вспомнила шефа, решительно взрезавшего сырое и готовое мясо на двух краях одной разделочной доски, и мешавшего во всех кастрюлях одной деревянной ложкой, и помотала головой.
– У нас там всё по наитию: "Горит, мать-перемать! Для тупых и особо тупых! Отымею!", – громким шёпотом спародировала Лета.
– Такой зверь?
Слова коснулись щеки Леты.
– Нет, он хороший. Иногда матерится, но не на меня, а на жизнь.
– Понятно. А ингредиенты взвешиваете?
– На товарных весах при приемке продуктов. Чтоб кладовщик и водитель не воровали. А то потом всю недостачу на кухню вешают.
– Всё ясно. С карамелью так не выйдет. Карамель требует точности, иначе не застынет, а кристаллизуется или расколется потом. Тогда начинаем от сотворения мира. Держи вот этот ковш. Посуда в идеале должна быть медной. Не волнуйся, если с первого раза что-то не запомнишь. Я уверена, ты всё усвоишь влёт, и вообще, вводный курс пройдёшь экстерном. – Собака присела и открыла тумбу под кондитерским столом. – Берём порционные весы. Для скульптур используем вот эти, с пределом взвешивания пять килограммов. Но сегодня будем заливать мелкую пластику, поэтому достаточно на полтора килограмма. Ставь на стол. Карамель состоит из трех основных ингредиентов: кусковой сахар, сироп глюкозы и вода. Давай, отмеряй все сама.
Давным-давно, лет в десять, Лета открыла, что карамель готова, когда её поверхность становится зеркальной, что если в смесь бросить лимонной кислоты, то комок станет тягучим и мягковатым, а кипящий сироп нельзя грубо перемешивать, иначе смальта, застывая, пойдет слоистыми паутинами. Пытаясь понять соль карамели, Лета сыпала, вливала и смешивала всё, что находила в кухонных шкафах, пренебрегая граммами, миллилитрами и опасностями. "Дождешься, она тебе порох изобретет", – пугала бабушка папу, обнаружив вечером на кухне рассыпанную соду, разлитый уксус, крошки табака и намертво прилипшие к плите спекшиеся комки неизвестного происхождения. И вот теперь оказалось, что есть женщина с лакричными волосами и странным именем Собака, которая знает, как варить карамель, в кипении и запахе которой проявляется та, другая.