– Ставь ковш на плиту. Смотри, вот это – термощуп. Опускаем наконечник в смесь. С наконечником соединён индикатор температуры. Его прикрепляем неподалеку, к краю плиты, для этого есть магнит. Держится? Начинаем нагревать смесь до 120 градусов. Словно на легком огне.
Лета склонилась над зельем, кипящим в медном чане на очаге. Имбирь, масло, корица, горсть дыма от погасшей свечи, сброшенная змеиная кожа, сбритые брови и три капли собственной крови. И когда густой зародыш сладкого зелья набухнет твёрдой пуговицей и, распустившись, уплывет, она вновь окажется в маленькой кондитерской, как самоцветами, наполненной конфетами из сургуча семи печатей, крошечными пирожными в бумажных юбочках, леденцами на палочках и светящимся мармеладом.
Папа утверждал, что Лета не могла помнить гадину, потому что была слишком маленькой. Но Лета точно знала, что помнит, только не могла объяснить – что именно? Папа и бабушке не верит, говорит – байки из склепа. А Лета с пяти лет догадывалась про тёмные делишки карамели.
– Ни в коем случае не размешивай, пока сахар полностью не растворится. Обмакивай кисточку в горячую воду и смахивай кристаллы со стенок посуды. Если сахар кусковой, кристаллов, как правило, не бывает.
Вопреки страхам и стенаниям папы и бабушки, Лета совершенно, как ей казалось, не страдала из-за отсутствия матери, как не переживает человек, не имеющий брата или сестры или не знавший, что такое родные тётя и дед. Ребенком она иногда думала: "Интересно, как это – когда есть мама?", но придумать ничего не могла, как от рожденья незрячий или глухой не могут представить, что такое свет или зов, и зачем они вообще нужны? Чтобы тащить дочь за руку, обзывать коровой на льду, толкать в спину и метать в лицо неубранной одеждой, как это делала мама Летиной подружки, Лете вполне хватало бабушки и папы. Так что мать ей совсем не нужна. Змея, гадина, мерзавка, блудница – вот что дурманило Лету сладким веселящим облаком, с тихим шипеньем струившимся из вентиляционной решетки, вытяжки, крана, слива, духовки и горелок в тот момент, когда на плите закипала карамель. Тёмное движение за спиной и нежное прикосновение к волосам, вкрадчивый взгляд в затылок и сгусток истомы в теле – это была тайна карамели, её загадка, и Лета должна была её разгадать.
– Чтобы сироп варился равномерно, всё время поворачиваем ковш вокруг своей оси, придерживая ручку защитной силиконовой рукавицей, – привычно наговаривала Собака. – Если нужно мгновенно прекратить варку, снимаем посуду с огня и быстро добавляем сливочное масло, сливки или воду, они охладят карамель, но сохранят жидкой.
Карамель – очень капризная. Когда ею занимаешься, нельзя отвлекаться на другие дела. Лета не отвлекалась – довела температуру смеси до 150 градусов и начала вводить краситель. Он бывает трех основных цветов, а все остальные оттенки получаются кровосмешением. Лета зловеще соединила голубое и желтое, обернувшееся зелейно-зеленым, и влила в карамельный сплав. Затем расстелила на металлическом столе силиконовый коврик, вдохновенно выложила шнуром лист клевера с четырьмя лепестками и безрассудно заполнила дрожащую форму счастья сомнительным содержанием. Карамелью из второго ковша Лета залила пресловутые сердечки – всё-таки, пользуются спросом, – и была удивлена, что все сердца, вроде бы и сделанные по трафарету, оказались свободного покроя.
– Что называется, "ручная работа", – похвалила Собака. – Очарование неправильности.
Третью порцию Лета сварила и подкрасила так ловко, что внутри окаменевшего сгустка явственно просматривался огонек, семечко пламени, испускавшее проросток свечения.
– Надо же! – удивилась Собака. – Впервые вижу такой эффект.
– Это не эффект, это на самом деле, – дрогнувшим, перемежающимся голосом сказала Лета.
– А если свет сделать не тёплым, а ледяным? – задумчиво спросила Собака.
– Северное сияние? – поняла Лета и посмотрела в лицо совершенной, как яйцо, формы с плоско прорезанными темными глазами.
Может, гадина была кондитером, и водила её, Лету, к себе на работу, на кондитерскую фабрику? И, как знать, любила дочь?
Спросить об этом у папы или бабушки было невозможно – дом был сценой, на которой из года в год с яркостью древнегреческой трагедии вершилось справедливое возмездие мерзавке, прикинувшейся невесткой, женой и матерью.
В час дня всех позвали в конференц-зал, на кофе-брейк, а в пять каждому участнику вручили заготовленный сертификат в рамке. "Новикова Л.А. прослушала семинар "Использование оригинального кондитерского инвентаря для оформления семи видов свадебных тортов декоративными изделиями из карамели". За "оригинальным инвентарем" выстроилась очередь. Лета пощупала трафареты, сунула палец в выемку "овал" для изготовления кремовых оборок и внимательно осмотрела пинцет "Лесенка".
– Девушка, обратите внимание на скалку декоративную – создает эффект оригинального переплетения, всего 49 евро, а торт будете продавать по 2500 рублей за килограмм, – напирала консультант и улыбалась глазурной улыбкой. – Каждому нашему покупателю подарок – кондитерская пудра "Розовое мерцание".
– Спасибо, у меня на декоративную косметику аллергия, – сказала Лета, и загрохотала ботинками назад, на опустевшую кухню.
– Ну как? Купила что-нибудь?
– Только термощуп, все эти рельефы и трафареты мне не нужны, я уже решила – всё буду делать руками.
– Это невозможно, карамель очень горячая. Двести, триста градусов, как ты себе это представляешь?
– Мы с папой в Бельгии были в музее белого шоколада. И нам рассказали историю: в каком-то там году холодильников не было, стояла проблема, как сохранять молоко, и министерства, вроде сельского хозяйства или продовольствия, США и Германии, заказали исследование, можно ли сделать молоко сгущённым. Ученые долго ставили опыты и, в конце концов, прислали отчеты: сгустить молоко невозможно. Никак! – Лета изобразила ладонями запрет. – А один кондитер ничего об этом не знал, и у себя на кухне изобрёл сгущёнку.
Собака кончиками тёмных ногтей разгладила прядку волос Леты.
– Любишь всё делать наперекор?
– Не всё. Кое в чём я следую традициям.
– Каким, например?
– Революционным.
Собака хмыкнула.
– Давайте ещё что-нибудь сварим, – попросила Лета. Собака смотрела на нежные, будто в дымке, фарфоровые надбровные дуги и слабую струйку выбившихся из-под пилотки воспетых волос.
– Есть комплекс обязательных упражнений, их надо освоить, набить руку, чтобы в нужный момент быстро делать заготовки. Сейчас такую гамму и разучим – базовые элементы, нити и вазочки.
До самого вечера – в конференц-зале уже погасили свет, а с поста охраны доносились хоккейные крики, Лета смазывала чашу половника растительным маслом и штриховала её карамельными струнами.
– Когда льешь нить, главное, чтобы не упала большая капля, иначе потом ваза в этой точке расколется, – сказала Собака, и, не прерываясь, сообщила: – Освоить всё нужно ударными темпами, потому что после праздника начинаем готовиться к чемпионату России.
Ковш, услышав задачу, вывалился из руки Леты и с грохотом закрутился по раскалённому железу. Собака засмеялась. Сгусток карамели в легких схватках вывалился из ковша на плиту и зашипел, выпуская облако кальянного дыма.
Собака включила вентиляцию.
– Сперва, конечно, будешь на скамье запасных. Но к весне, Новикова Л.А., ты обязана стать в команде вторым игроком. Потому что у нас с тобой ещё съемки в "Адской кухне" и… – она поглядела на Лету. – И иди-ка ты сейчас домой, потому что мне-то ещё по месту основной работы, в "Хлеб и шоколад" нужно заехать, я там брэнд-кондитер. Ты на колёсах? – Лета помотала головой. – Тогда могу подвезти до метро.
Возле метро, под эстакадой, в бегущих полосах темноты, Собака положила вмёрзшие в наст пальцы на руку Леты и, оставив ледяную крупицу, от которой на коже вспыхнуло пятно, мягко позвала:
– И давай побыстрее из этого своего "Пилава" увольняйся.
В квартиру, полную бронзовой крокодиловой кожи, позолоченных лап и стеклянных перегородок, Лета влетела вся в радостных мурашках.
– Ухожу из "Пилава"! – мятежно крикнула она, швырнув ботинки к дверям, и сунула бабушке марципанового младенца морковного цвета. – Хочу последний день доработать – и все!
Папа победоносно отложил планшетник и водрузил расслабленные ноги в кожаных шлепанцах – вечером он заезжал на массаж тела горячими камнями, – на приземистый кофейный стол.
– Какая прелесть! – затянула бабушка, уложив бесполого глазурного младенца со срезанным для устойчивости животом, на свою артрозную руку, намазанную питательным кремом. – Сама сделала?
– Какая там прелесть, для прикола взяла, – отмахнулась Лета и возбужденно вытащила из рюкзака коробочку с термощупом. – Я сегодня познакомилась с чемпионкой кубка мира по кондитерскому искусству, она сказала – у меня несомненный талант! Велела увольняться и переходить к ней! Будем готовиться к чемпионату! В команде три человека, кондитер, мастер по шоколаду, по льду, а я буду – мастер по карамели! Еще съемки в "Адской кухне"!
– Что за чемпионат? – торжествуя, уточнил папа.
– Не помню, открытый какой-то!
– Большой шлем! – переложив ноги одна на другую, придумал папа. – А "Адская кухня" – это ведь международное телешоу?
– Ага, международное.
– Теперь вы у нас все утрётесь! – кровожадно сообщил папа, извлек из стола кедровый футляр с доминиканской сигарой, эффектным движением отрезал кончик и картинно зажал тёмно-коричневую скрутку в зубах.
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...