И уже вся улица имени автора "Капитала" знала, что певица проводит время в квартире майора, начальника зенитной части, охранявшей железнодорожный узел и мост от налётов вражеской авиации. В январе пара, уже совершенно не таясь, ходила по городу под руку ― в кинотеатр "Горн" и в военторг. Окончательно постоялица пала в глазах хозяйки, когда извела кусок сахара на сладкую воду для укладки локонов.
– Лучше б мужику с кипятком развела, да напоила перед смертью, – нарочно громко гремя чугунком, разорялась хозяйка.
Вскоре постоялица с дочкой вовсе переселилась к майору. Изредка она заходила в дом, и, не заглядывая в закуток, в котором смиренно лежал умирающий муж, оставляла на кухонном столе деньги, буханку хлеба или банку тушенки, а в сенях, в стоящем на лавке ведре, обломок замороженного молока. Однажды постоялица воровски, пока взрослых не было дома, забрала все свои вещи, не тронув чемодан мужа. В начале марта, когда небо переливалось как новые шёлковые чулки распутницы, композитор умер, пролежав в тихом забытьи семь дней. Умер в тепле. Кухню согревала сочиненная им музыка ― ребятишки тайком открыли чемодан, но не нашли ничего интересного, кроме связок бумаги, исписанной чёрными блохами и мошками. Они бросали нотные партии в печку, смотрели, как весело вспыхивает пламя, слушали, как гудят в тяге трубы и валторны, и пекли картошку в углях, подернутых красным пеплом.
– Всё, что осталось от моего отца, это я и одна фотография, – задумчиво говорила бабушка, доставая из коробки фотоснимок.
Лета всегда долго глядела на восковый кусок картонки с отломанным уголком и зубчиками по краям. Стройный смеющийся молодой человек в круглых очках и тюбетейке стоял на берегу моря, уперев руки в подкатанные черные сатиновые трусы.
– Мама любила отца, но должна была спасти меня от голодной смерти, ― не очень уверенно объясняла бабушка Лете.
Всю свою сознательную жизнь бабушка писала гневные заметки о забастовках зарубежных трудящихся и горячие очерки о декабристах. "Сердце, отданное людям", "пепел, стучащий в грудь", "пламенный огонь" ― это была ее плодородная нива. Она встречалась с чернокожей, в шапке кудрявых волос, американской коммунисткой, после чего тоже пыталась ходить в редакцию без лифчика и водила дружбу и переписку с гладко причёсанным испанским цветком страстоцвета ― пару раз они вместе отдыхали в крымских санаториях. От тех романтических времен у бабушки завалялись финские сапоги на "манке" и привычка называть расшумевшуюся маленькую Лету "воинствующим молодчиком".
С середины 90-х бабушка перешла на написание "реальных" любовных историй для женских журналов "Ворожея", "Славяночка" и "Берегиня". В более гламурные редакции её, нарушая молодую российскую конституцию, не брали по возрасту. Сочинённые "правдивые" рассказы активно печатались в рубриках "Письмо от читательницы" и "Он и она". Начинались все жизненные драмы, выходящие из-под шарикового пера бабушки, одним из двух вариантов: "К тридцати годам она всё еще не нагулялась" или "К тридцати годам она вволю нагулялась". Постепенно бабушка, сухая и благородная как лавровый лист, ещё красившая остатки волос в коньячные цвета, совсем распоясалась и несколько последних лет молотила на старом гудящем компьютере с давно исчезнувшей в новых моделях щелью для дискетки, совершенно откровенные истории, которые дополняла собственноручным "комментарием психолога" или "комментарием сексолога". Особенно яростно и непримиримо "психолог" и "сексолог" в бабушкином лице комментировали измены замужних героинь.
– Откуда такие знания? – смеялся папа. – Может, ты от нас что-то скрываешь? У нашей бабушки есть любовник?
– Что ты несёшь при ребёнке? – хрипела бабушка. – В мою интимную жизнь двадцать лет не ступала нога человека.
– Бабушка, ты обманываешь людей, – возмущалась Лета. – Ну какой ты психолог? Всю дорогу репортажи с полей писала, про американских безработных да про декабристов.
– Между прочим, – вскинулась бабушка, – в нашей журналистской гвардии рассказывали про обозревателя, который всю жизнь сочинял биографии в серию "Пламенные революционеры", а теперь пишет "Жития святых".
– Какой цинизм, – сказал папа, даже он не ожидал от неведомого автора такого изощрённого приспособленчества. – А с другой стороны – молодец! Чего таланту пропадать?
– Да! А другая дамочка, племянница твоего отчима – скупердяйка, за рубль зайца догонит – всю жизнь проработала в журнале "Кройка и шитьё" и утверждала, что мода создается в Москве на Кузнецком мосту. А теперь стонет, что лучшие вещи – от твоего любимого итальянца. Правда, имя называет с ошибками, видимо, путает с Версалем.
Папа засмеялся.
Пропагандист золотых античных узоров, загорелой кожи, джинсов в обтяжку и пряных ароматов был его любимым дизайнером. Тем сильнее страдало папино тонко развитое чувство прекрасного при виде Леты, носившей вместо сумки котомку, отрицавшей спа-салоны, помаду и автозагар, и, назло ему, папе, покупавшей духи с запахом огурца.
– Субкультурный нигилизм, – зачитала однажды по телефону бабушка. – Явление, характерное для молодых.
После этих слов папе полегчало, он отнёс отвратительные, по его мнению, художественные предпочтения дочери к концептуальному искусству и почти успокоился. К тому же со временем выяснилось, что девочка отказывается от мира буржуазного капитала и от итальянского дизайнера, как его яркого представителя, скорее на уровне теоретического протеста. Например, она негласно мирилась со старьем, которое раньше и в комиссионку не брали, а теперь лукаво именовали винтажем. За огромные очки в стиле 70-х годов, купленные на барахолке в Риме, ребенок даже сказал: "Хм, спасибо".
Кто знает, может, со временем дочь и профессию поменяет, прекратит позорить отца перед посторонними?
Папа остановил машину и поглядел на Лету.
– Ну все, пап, пока.
– Пока-пока, моя принцесса пряничного домика! Надеюсь, когда-нибудь принцессе наскучит детская игра в леденцы.
– Прекрати, папа, надоело!
Лета захлопнула дверь машины, и, не обернувшись, быстро, как порыв дождя, пробежала к дверям с вывеской "Хлеб и шоколад". Открыла стеклянную створку. Навстречу вылетели золотые пчёлы. Она вошла внутрь, в жестяную банку желе и мармелада, кивнула охраннику, спустилась в служебный коридорчик, открыла узкий шкафчик и, забыв об отце, в радостном предвкушении, как на коробку с елочными игрушками, взглянула на белые брюки, куртку и шапочку, пропахшие маслом и жжёным сахаром.
Глава 2
Свобода и касса
Болезненный удар по папиному самолюбию, беззащитному, как родничок младенца, Лета нанесла, будучи ученицей третьего класса элитной гимназии с уклоном, вдруг объявившейся во дворах улицы Новаторов. На родительском собрании огласили сочинения на тему "Кем я хочу стать". Ничего неожиданного – президент банка, бизнесмен, еще бизнесмен, снова бизнесмен, два главных бухгалтера, певица, специалист по кадастру и земельным отношениям, юристы. Одна девочка выбрала профессию врача, два мальчика – силовиков. Славный ребёнок со второй парты хотел лечить зверей в зоопарке, ещё один романтик – путешествовать вокруг света на собственном паруснике. Родители с умилением улыбались. Папа ждал, когда очередь дойдёт до Леты.
– И у нас есть ещё сочинение, – голосом, обещающим веселье, сообщила учительница. – Где же оно? Ага, вот. Родители Леты Новиковой здесь?
Папа приподнял руку и пошевелил пальцами.
– Вижу-вижу, – сказала учительница и с улыбкой зачитала. – Когда я вырасту, я хочу быть поваром и работать в столовой.
Родители радостно поглядели на папу.
– Буду готовить пельмени уральские, сосиски, салат с колбасой, яйцо под майонезом, – с выражением оглашала список учительница.
– Нормальное меню, – хохотнул, обернувшись к папе, чей-то дед – широкий, как доска почета, из вчерашних, номенклатурных, – и радостно подвигал по парте формовкой из норки.
– Видите, какие замечательные мечты бывают в детстве, – снисходительно похвалила учительница, завершив чтение.
Папа выдавил улыбку. Майонез не красил их семью.
– Я передам сочинение Леты нашему психологу, она его проанализирует, побеседует с ребёнком и даст вам рекомендации по коррекции личности девочки.
– Да нет, не нужно, – выдавил папа. – Сами разберёмся.
– Так же сообщаю всем родителям, что с этого года в нашей гимназии работает, правда, на полставки, социальный педагог. Он всегда придёт на помощь семьям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации. Хочу напомнить, что мэрия Москвы всё так же компенсирует обеды для детей из социально незащищённых семей. – Учительница снова поискала глазами папу. – Для этого нужно написать заявление на имя директора школы. И давайте не будем переживать, все мы когда-то были детьми.
– Помню, я хотел стать комбайнером, выезжать в поле с первыми лучами солнца, собирать урожай хлеба, – попытался поддержать папу молодой отец в кожаных брюках.
Родители тепло рассмеялись.
– А я, не поверите, дурак какой был – пограничником. Границу с собакой охранять, – сообщил мужчина со значком депутата Мосгордумы на лацкане пиджака. – От внешних врагов.
В классе поднялся гомон.
– Я на БАМ мечтал убежать, дорогу с комсомольцами строить!
– А я – вообще пасть смертью храбрых! Так в сочинении и написала. Его потом на городской конкурс "Берем с коммунистов пример" отправили.
– Вот видите, – подбодрила папу учительница. – Так что не переживайте. Я вам это сочинение после собрания отдам в семейный архив, вырастет Лета – почитаете и вместе посмеётесь. Дорогие родители, давайте решим, по сколько денег мы будем собирать на классные нужды. Строго добровольно, только те, кому позволяет материальное положение.