* * *
– Нет бабы, которая не дает, есть пацан, который не умеет попросить, – объясняет мне Быра на уроке русского.
– А если целка?
– А что целка? Что, она всю жизнь целкой будет? Раньше, позже – неважно. Она тебе сегодня скажет – я не буду, потому что целка, а завтра другой хорошо попросит, и все – она больше не целка.
Быра хохочет.
– А ты когда-нибудь целку... это самое?
– Да. Один раз.
– И как?
– Обыкновенно, только море крови.
– А сколько ей лет было?
– Пятнадцать. Или четырнадцать. Не помню.
– Всего-то?
– А хули ты думал? Думаешь, у нас в классе все еще целки?
– Откуда я знаю?
– А я тебе скажу. Колдунова уже не целка и Хмельницкая.
– Откуда ты знаешь?
– Пацан один сказал. Он сам их...
– Кто?
– Не скажу.
– А ты?
– Что я?
– Ну, ты бы хотел Колдунову там или Хмельницкую?
– Ты что, дурной? В своем классе? А если привяжется потом?
Пишем контрольную по геометрии. Я уже сделал свой вариант и сейчас решаю три задания из пяти для Быры.
– Мне "пять" не надо или "четыре". Все равно не поверит, сука. Но ты мне смотри: чтоб три задания – правильно. Мне надо, чтоб "тройка" железно была.
На следующий день все, как надо: мне – "пять", Быре – "три".
– Молодец, Дохлый. Будешь нормальный пацан – научу тебя, как бабу "раскрутить". Баб вокруг море. Знакомишься, хуе-мое – в кино там, мороженое, ну, само собой. Потом проводить домой, зайти в подъезд – позажиматься, пососаться. И узнать, когда никого нет дома. Лучше, конечно, если сама в гости позовет, чтоб не набиваться. Ну, а потом само собой.
В классе мне никто не нравится, кроме Егоркиной. Она тоже отличница, но меня "не переваривает". Я уже несколько раз видел, как она разговаривает с Бырой. Какие у них могут быть общие интересы, блин? Перед историей она подходит к нашей парте:
– Ну, что, как насчет этого?
– Никак. Не получится.
– Жалко.
– Ну, и что, что жалко?
– Ну, ничего. Я думала, ты поможешь.
– Ладно, иди, мне надо еще историю почитать.
Она поворачивается, и он, сунув руку ей под платье, щипает ее за жопу.
– Ай. Ты что, дурной?
Она краснеет. Ей стыдно, потому что я все видел. Я размахиваюсь и бью Быру в нос. Он удивленно смотрит на меня. Остальные, кто видел, тоже. В класс входит "историца". Из Быриной ноздри вытекает струйка крови. Он встает и выходит из класса.
– Тебе пиздец, Дохлый, – шепчет Змей – "шестерка" Быры – и хихикает. – Все, считай себя коммунистом.
Быра возвращается минут через пять. Кровь смыта, но плохо: пятно под носом осталось. Он на меня не смотрит. Вырывает из тетрадки лист, рисует на нем могилу с надписью "Дохлый 1971–1987" и сует мне. Неправильно. Я 72-го года, а не 71-го. Это он 71-го, потому что сидел два года в первом классе.
Что делать? Отпроситься с урока, типа в туалет, и побежать домой? Нельзя. Все подумают, что соссал. Да и не поможет, все равно: завтра опять идти в школу. Вот, блин, влип.
От страха хочется срать. Я поднимаю руку: можно выйти? "Историца" кивает. Все смотрят на меня, кроме Быры. Он рисует в тетради каких-то автогонщиков. Он на всех уроках рисует автогонщиков или солдат.
В туалете никого. Все унитазы уже забиты говном, и я выбираю тот, который почище.
Потом долго мою руки холодной водой – горячей нет, – и они почти что синеют. Возвращаюсь в класс.
– Можно сесть?
"Историца" кивает. Все снова смотрят на меня.
Звенит звонок. Все встают, но "историца" остается сидеть. У нее, наверное, следующий урок в этом кабинете. Значит не сейчас. А когда? Выхожу в коридор. Подбегает Змей.
– Быра ждет тебя за школой, на заднем крыльце, где забитая дверь. Если не придешь, будет хуже.
Он хихикает.
Кладу портфель на подоконник и спускаюсь на первый этаж. Выхожу на улицу. С крыши капает, и светит солнце. Но холодно: еще ведь только конец февраля.
За углом, кроме Быры, стоят человек семь пацанов, Егоркина и еще две "бабы" из нашего класса. Быра снимает пиджак и отдает Змею. Подходит ко мне. Бьет в челюсть. В голове что-то встряхивается, и я падаю. Он ждет. Я притворяюсь, что не могу встать. Из разбитой губы на рубашку капает кровь.
– Кровь за кровь, – говорит Быра. – Мы в расчете.
Все уходят. Я встаю. Голова сначала кружится, потом перестает. Забираю портфель, потом одеваюсь в гардеробе и иду домой. Черт с ней, с геометрией.
Дома мама спрашивает, что случилось.
– Подрался. Из-за девушки.
– Молодец. Правильно. Девушка – один из немногих достойных поводов для драки.
На следующий день иду в школу в поганейшем настроении. Мне стыдно. Но в классе никто не вспоминает про вчерашнее. С Бырой не сажусь, сажусь за пустую парту.
На перемене иду к "классной".
– Евгения Эдуардовна, я не хочу сидеть с Быркуновым.
– Почему?
– Ну, не хочу.
– Он что, к тебе пристает, мешает учиться?
– Ну... нет.
– А что тогда?
– Ну, не знаю... Не хочу просто.
– Володя, давай попробуем еще одну неделю. Коллектив – великая сила, и я искренне в это верю. Уже есть положительные результаты. По последней контрольной по геометрии ему "три", а до этого все время были "двойки".
Поворачиваюсь и ухожу. На геометрии снова сажусь один. Подходит Быра.
– Слушай, Дохлый садись к мне. Это же твое место.
– Не хочу.
– Ну, что ты как не пацан? Ты что, со своим пацаном разосраться хочешь из-за какой-то сучки? Я, конечно, ебнул тебе, но ты же сам первый. У меня с ней свои дела, насчет пацана одного. А ты зачем лез? Я думал, ты свой пацан, думал – ты друг будешь, а ты...
– Ладно.
Я пересаживаюсь.
На алгебре – самостоятельная работа, и я решаю за себя и за Быру.
– Молодец, – говорит он. – Свой пацан. Найду тебе бабу, с которой легко добазариться. Будешь уже не "мальчик", не то, что все эти дрочилы. А ты вообще дрочить пробовал?
– Нет.
– Не верю. Все пацаны пробовали. Даже я, пока не начал с бабами.
Прихожу домой – мамы нет. Сажусь в кресло, расстегиваю брюки и дрочу, представляя себе Егоркину.
По самостоятельной мне "четыре", Быре – "три". Я сделал у себя одну ошибку. Лучше бы у него. Или нет?
* * *
Егоркина подходит к Быре и дает ему записку.
Быра читает, она ждет.
– Сегодня в семь часов, – говорит он.
Егоркина улыбается и уходит. Я ничего не спрашиваю.
На этой неделе наш класс дежурит по школе. Нас с Бырой ставят в "хорошем" коридоре: там никаких "малых", только девятый и десятый классы. Быра все время рисует в своей тетрадке, положив ее на подоконник. Рисовать он не умеет вообще, и все получается уродливо и непохоже, но самому ему нравится, и я тоже говорю, что классно получилось, если он спрашивает.
Подходят двое десятиклассников – Вова-Таракан и Гриша-Туз.
– Слушай, малый, дай двадцать копеек, – говорит мне Таракан.
– У меня нет.
– Таракан, не лезь к нему, – Быра отрывается от своей тетрадки.
– Ты что-то сказал? Повтори.
– Не лезь к нему.
– Это что, твой друг?
– А если и друг.
– Слушай, Туз, Быра давно уже нарывается. Пора ему по рылу насовать. Как ты?
– Вообще, можно. Нет, давай лучше не так сделаем. Вот, ты говоришь – это твой друг. Если ты ему ебнешь, мы тебя прощаем. А если нет, то мы тебя вдвоем отработаем. Ну, как?
Быра тупо смотрит на меня.
Таракан хватает меня за пиджак.
– Я этого держу, чтоб не съебался.
– Ну, что? – спрашивает Туз у Быры.
Быра идет ко мне. Я жду, что он ударит меня как будто сильно, а на самом деле тихонько, а я притворюсь, типа сильно. Я так делал классе в пятом, когда у нас учился Гриб – его потом в спецшколу забрали. Он был самый сильный и мог к любым двоим пацанам подойти и сказать "Вот ты ебни его, а то я тебя". Все боялись Гриба, и некоторые били по-настоящему, а я нет, чтобы потом, когда случится наоборот, тот, другой, тоже не ударил бы со всей силы.
Быра бьет по-настоящему и прямо в "солнышко". Таракан отпускает мой воротник. Они уходят. Быра сует свою тетрадку в сумку и тоже уходит. Я сижу на корточках, потом приседаю несколько раз, как меня учили, и иду в класс. Сажусь один.
На следующий день – первой марта. Все серо. Тает. Первый урок – история. До звонка минут пять. Подхожу к Быре. Он смотрит на меня. Я улыбаюсь.
– Привет.
– Привет.
#
Порнуха
Мне стыдно, что я еще ни разу не ебался. Все одноклассники и друзья уже пробовали, а я еще нет. А ведь мне уже четырнадцать.
Раньше мне все это было до жопы: я был "маленьким". А полгода назад вдруг крэйзанулся насчет этого. Стал смотреть по видику порнофильмы дома у Джоника – их покупает его папаша и прячет в шкафу, а Джоник находит. Все карманные деньги я трачу на порножурналы – даже курить бросил специально, чтобы экономить. Ну, и, само собой, дрочу на баб в этих журналах, а иногда и на своих одноклассниц и других знакомых.
В моем районе много блядей, но они все старше меня, и я не знаю, как к ним подъехать. А те, что не старше, тоже ебутся в основном с пацанами из "учила" или со "старыми" мужиками.