- Я бы попросил… - Леша закончил развертывание полевого военного госпиталя, оценил придирчивым взглядом результаты своего труда и поставил мысленно себе "отлично". - Считай свое бабло, а со своим я справлюсь.
Вздохнул тяжело - ничего не поделаешь! - и потряс Поплакова за плечо:
- Алексей! Встаем! Доброе утро!
Неопределенное мычание, в котором, однако, опытное ухо человека, воспитанного в русскоязычной среде, улавливало скрытое присутствие великого трехбуквенного слова.
- Давай, Алексей Николаевич! - Леша без церемоний тряханул Поплакова до клацанья зубов.
- Нахъёлядь! - громко высказался чиновник и после паузы добавил с интонацией гроссмейстера: - Мать!
- Господин Поплаков! Алексей!
- О-о… - разлепил наконец веки Поплаков и уставился на Романова мутными голубоватыми глазами.
Леша почти ощутимо увидел, как по зрительным нервам, разбрасывая по сторонам вспышки коротких замыканий, идут в мозг импульсы. Взгляд стал приобретать осмысленность, и пришло - слава богу! - узнавание:
- О-о… гас-спадин Романов… - Поплаков расплылся в улыбке. - Царь-батюшка наш, мжжно сказать…
Попробовал сесть, распахивая неуверенные объятия, но тут же грузно осел и неуклюже, словно рыбацкий баркас, завалился на бок.
- Лежите, Алексей, отдыхайте. - Леша мягко придавил Поплакова к кровати, выпрямляя его руку и разглядывая ее в поисках вен. - Сейчас мы вас, батенька, полечим маненько, все пройдет и все будет очень хорошо…
Левон сидел, скрестив руки на груди, неуловимо напоминая боксера в углу ринга перед боем.
- Что-то мне, Лешенька, хреново, - уже вполне членораздельно пробормотал Поплаков. Из глубин его большого, когда-то налитого мышцами, а сейчас просто рыхлого тела рвалась наружу нервная дрожь.
Леша втянул в себя воздух. Поморщился - многодневный перегар, но…
- Ацетоном не пахнет? - расшифровал его движение Левон.
- Слава богу! Ни ацетоном, ни мочевиной…
- Прошу прощения? - В глазах Поплакова замерцали неоновыми бликами искры разума.
- Я говорю - все в порядке, Алексей Николаевич! - улыбнулся Леша, накладывая жгут. Вены у Поплакова мощно ветвились - маленькие радости анестезиолога.
Взял из ящика розовый венфлон.
Укол. Поплаков не шевельнулся, как и подобает правильному пацану.
Черная кровь в павильоне иглы. На месте. Зафиксировать прозрачной клейкой пленкой "тагадерма". Подключить систему. Всё.
- Мой выход. - Левон со вкусом потянулся, хрустнул шеей. - Иди, отдыхай. Приходи через час. Будет как новый.
И зашелестел упаковками лекарств, наклонившись над своим саквояжем.
- А чего делать будешь? Посмотреть можно?
- Иди-иди… Любопытный, понимаешь, - проворчал Левон как бы в шутку, но на деле всерьез. Сегодня посмотрит, завтра поймет, а послезавтра сделает без дяди Левона. - Иди, кофе пей, по набережной пофланируй… Ты когда последний раз на море был, приморский житель?
Леша неопределенно хмыкнул.
- Вот-вот… Иди, отдыхай! - кивнул ему Левон.
Лешка помедлил, затем пожал плечами - собственно, почему бы и нет? - кивнул согласно в ответ и вышел, почему-то осторожно, словно уходящий любовник, прикрыв за собой дверь. Чуть слышно щелкнул замок.
6
Ночь догорала.
Нет, жаркое марево, не покидающее летний Эйлат, все так же дрожало огоньками кораблей на рейде, и подмигивал им в такт с левого берега залива иорданский город Аккаба.
Все так же плыл со скамеек на набережной дымок сигарет, смешанный с неразличимой беседой и легким смехом.
Откуда-то слева доносилась порывами лихая песня с пьяным надрывом, на английском, но при этом рождающая в душе вечный "Эх-х, мороз, мороз". Справа еще слышалось глухое "Туцц…Туцц!" басов дискотеки, и по небу еще метались красно-зеленые лазерные лучи, но ночь догорала.
По набережной тек слабый людской ручеек сплошь из усталых юных пар - ни детей, ни одышливых степенных дам, ни лиц солидного супружеского возраста. Из огромной, устремленной в небо рогатки уже не летел бешено крутящийся шар с парой визжащих в нем мазохистов под садистские крики толпы внизу.
Курорт вымотался и блаженно засыпал сном горячих, в бисеринках удовлетворенной страсти молодых тел, разбросанных в самых различных позах на самых разнообразных ложах.
Лешке вдруг пронзительно, до мгновенного пота на лбу захотелось курить. Взгляд уже и рванулся услужливо - я мигом, хозяин! - направо, где метрах в ста светилась реклама супермаркета "24/7". Романов глубоко вздохнул и медленно выдохнул, безжалостно подавив искушение.
"Ну и? Кому и что ты сейчас доказал? - зло подумал Алексей. - Уважение в своих глазах завоевал в очередной раз? Не скажет ведь верная супруга назидательно детям: берите с папы пример, вот у кого сила воли! Не подумает старший сын, продолжатель рода: буду во всем, как папка… нет! Даже в кругу друзей пожмут недоуменно плечами: нахрена ему этот здоровый образ жизни?"
Лешка направился было к морю, но передумал - песок набьется в туфли, носки… не терпел он этого. Остановился у ограды, оперся на нее подбородком.
"Прав Левон. Пей, кури, трахайся… впрочем, в неисполнении последнего завета меня никто упрекнуть не может". - Лешка скривил рот в подобии улыбки, что смотрелось скорее оскалом.
Куда он летит загнанной, в мыле и пене, лошадью? Для кого миллионная квартира в Рамат-Авиве? Постоянно растущая, как зубы у крысы, компания?
А крысиные клыки, между прочим, если она, крыса, не будет их безостановочно стачивать, в своем безудержном росте пробьют ей же мозг. Это надо помнить. Законы биологии…
Банальные вопросы из мексиканских сериалов. Только это не сериал, а его реальная жизнь. А банальные вопросы, как правило, требуют тяжелых ответов. Они, наверное, для того и названы банальными, как лазейка от ответа. А раз приклеен ярлык, то можно с полным правом просто пожать плечами и сказать: "Это же банально, старина!" - И весь сказ…
Прав Левон, прав, хотя и завидует отчаянно, но сказал от сердца. На самом деле все просто - давай посмотрим правде в глаза: гонится он за Сережкой. Всегда гнался, пытался доказать, что не хуже, и сейчас продолжает уже по инерции, всё всем доказано, и им с Сергеем, и всё всем понятно, и Сережка сейчас зависит только от него… В прямом смысле этого слова, между прочим…
Лешка вздрогнул и резко дернул головой по сторонам: легкий тычок кулака в плечо, коронное Сережино приветствие, - был он или показалось?!
Нет, пусто, никого. Показалось.
Лешка вздохнул, грустно или, наоборот, облегченно - сам не знал.
Сережка запросто мог и в Эйлате объявиться. Всегда был непредсказуем, легок на подъем, всегда готов учинить очередной прикол, с горящими, завидущими глазами, а уж сейчас тем паче, как два пальца об асфальт…
Лешино лицо осветилось той особенной улыбкой, которую рождают лишь радостные воспоминания, - одно воспоминание рождало другое, как зубчики одной шестеренки запускают весь часовой механизм.
7
"ГОСПОДИ, декабрь здесь, как май у нас!" - первая мысль на исторической родине.
Такси довезло до дверей назначенной ему Министерством абсорбции гостиницы в столице Юга. Он, новый репатриант, напоминает взъерошенного воробья - голова крутится по сторонам, готов клюнуть врага. Смешон он, наверное, со стороны - в меховой шапке, длинном пальто под южным небом.
Радио в номере - полное отчаяние! Ухо не улавливает ни одной ассоциации, ни одного слова - набор гортанных звуков. Боже, я этот язык никогда не осилю!
Министерство абсорбции. Обшарпанное здание. Ветер носит смерчиками песок, крутит бесчисленное множество оранжевых пластиковых пакетов. Как грязно! Куда меня занесло?! И как разобраться с лифтом, где вместо цифр непонятные символы на кнопках? Спасибо улыбчивым прохожим - помогли. А в самом министерстве потрясла искренняя, и от этого еще более неожиданная радость чиновниц министерства: с возвращением домой тебя, Алексей Романов, "оле хадаш"!
Домой? Я вернулся домой?! Я вернулся домой!
И внезапно для самого себя, раскинув руки в стороны и глубоко вздохнув, он раз и навсегда, бесповоротно и окончательно принял Страну.
Принял ее такой, какая она есть: всегда шумная, иногда бестолковая, подчас неприбранная, но никогда-никогда - чужая!
Экзамен на подтверждение врачебного диплома? Ерунда-то какая! После Первого Меда, да после "Бакулевки", да после "Склифа" - это нам как два пальца об асфальт… Письменный? По американской системе "вопрос - ответ"? Ну-ка, взглянем на вопросы… Стоп-стоп! Это что за… это мы не… это нам не…
Даже сейчас, в Эйлате, со всеми сданными экзаменами за плечами, сердце екнуло и залило вены холодом, как тогда, двадцать пять лет назад, когда он ясно осознал, что медицину-то он знает не очень…
И это внезапно осознали все или почти все (кроме самых недалеких) бывшие врачи, вновь ставшие студентами с одним и тем же озабоченным выражением лица - где учить, что учить? Все кучкуются, перешептываются, информация - на вес золота!