У Алейникова появился новый метод работы. Выслеживая какого-нибудь затаившегося врага Советской власти, Яков сперва создавал вокруг него пустоту, по первому подозрению хватая каждого, кто, по его мнению, мог как-то с этим человеком общаться. Тюремные камеры при НКВД были всегда переполнены. Зато потом, когда тот, за кем он охотился, неизбежно попадал в его сети, Алейников тщательно проводил расследование, пачками выпуская людей на волю.
- Ты эти штучки брось-ка, Алейников, - потребовал Кружилин, узнав о таком методе. - Невиновных сажать - за это знаешь ли… Ты не царской охранкой командуешь…
Позже Кружилин расплатился за эти слова. Правда, довольно своеобразно. В одну из поездок в Новосибирск по делам района его вдруг пригласили в краевое Управление НКВД и продержали там почти трое суток. Ночи он проводил на потертом кожаном диване в одном из кабинетов, а днем с ним "беседовал" молоденький оперуполномоченный по фамилии Тищенко, без конца выясняя, где он, Кружилин, родился, чем занимался в юности, кто его родители, в каких местах воевал в гражданскую, кто были его боевые товарищи и т.д.
Это случилось где-то в середине 1936 года. Поначалу Кружилин недоумевал: чего же от него хотят? Потом не на шутку возмутился:
- Черт знает что такое?! Что вы ходите вокруг да около? Что вам нужно, говорите прямо.
- Скажем… - кивал головой оперуполномоченный. - Значит, и Федор Савельев был у вас в отряде?
- Да, был. Он командовал эскадроном. Лучший командир эскадрона был в полку.
- Так. А его брат Иван в прошлом году осужден за вредительство. Знаете?
- Да, знаю. Хотя - не верю…
- То есть как не верите? Советским чекистам не верите? - пытаясь изобразить строгость на своем безусом лице, спрашивал Тищенко.
- Вы меня не пугайте. Не верю в то, что Иван Савельев вредитель.
- Ну, а факты? Ведь было же следствие…
- Да, факты… - устало проговорил Кружилин. - Потерялись две лошади, помню. Иван Савельев в банде Кафтанова был…
- Да, да, в банде Кафтанова… - повторил Тищенко, прошелся по кабинету, явно с удовольствием прислушиваясь к скрипу новых сапог. - Тут ведь все очень странно. Этот Иван Савельев в прошлом бандит. Его брат Федор - лихой партизан, но он женат на дочери Кафтанова.
- Дочь Кафтанова, Анна, тоже партизанила в моем отряде. Иван Савельев, бандит, в конце концов застрелил атамана банды Кафтанова. За участие в банде был осужден, отсидел. Но в нем проснулся человек, он в последнее время…
- Давайте по порядку, - прервал Кружилина оперуполномоченный. - Анна, говорите вы, партизанила. А может быть, она… попросту шпионкой была в вашем отряде?
- Это исключено. Она порвала с отцом, с семьей. Она очень любила Федора Савельева, моего командира эскадрона…
- И из-за любви пошла с красными? - улыбнулся Тищенко.
- Что же… Любовь - дело серьезное.
- Когда дело касается классовых идей, то любовь… Впрочем, хватит на сегодня, - сказал вдруг оперуполномоченный, собирая бумаги. - Вы пока отдыхайте тут. Завтра продолжим. Поесть вам принесут. Туалет за этой дверью.
- То есть как - тут?.. Как - завтра?!
Но оперуполномоченный, не отвечая, вышел, щелкнул английский замок в двери. Телефона не было, кабинет на четвертом этаже. Да и не прыгать же в окно, если бы кабинет был и на первом.
Придавив гнев и возмущение, Поликарп Матвеевич сел на диван и попытался хладнокровно сообразить: в какое же положение он попал и что, собственно, от него хотят? На арест не похоже, но и на свободу тоже. Да и за что его арестовывать? Дикость какая-то. Иван Савельев… Ну Иван… Нет, нет, не может Иван, не должен был… Тут какое-то недоразумение. А что, если… Ведь в самом деле, вели же следствие. Но Федор Савельев, Анна, жена его?.. Нет, нет, это исключено, чушь какая-то. А что, если не чушь? В последнее время раскрыта масса вредительских групп по всей стране. Что, если я… если меня вокруг пальца обводили все - и Федор, и Анна эта?.. Да нет же, нет, какая она шпионка?
Все перепуталось, все перемешалось в голове Кружилина. Слишком неожиданно все это обрушилось на него, слишком в неожиданном положении он оказался.
Ночь он провел без сна.
Утром явился с папкой под мышкой Тищенко.
- Я прошу… Я требую: сообщите обо всем секретарю крайкома партии! - почти закричал Кружилин.
- О чем? - спокойно переспросил безусый чекист.
- О том, что вы меня здесь держите!
- Доложим, - отозвался тот, сдувая с рукава гимнастерки соринку. - Если надо будет - доложим.
Он сказал это таким равнодушным, бесцветным голосом, что Поликарп Матвеевич взорвался яростью:
- То есть как - если будет надо?! Что вы за комедию устраиваете?!
- Вы не волнуйтесь, Поликарп Матвеевич. Если не виноваты, вам нечего волноваться.
- Да в чем, черт побери, вы меня обвиняете?!
- Собственно, ни в чем серьезном. Нам надо было уточнить кое-что об Иване Савельеве, о Федоре, о его жене Анне.
- Кроме того, что сказал, я ничего о них добавить не могу. Вам достаточно? Я могу быть свободен?
- Конечно, мы вас отпустим, - усмехнулся Тищенко.
- Вы меня еще не посадили, чтоб отпускать! И не посадите!
- Успокойтесь, Поликарп Матвеевич, - опять сказал Тищенко. - Хорошо, о братьях Савельевых поговорили. А сейчас…
- А сейчас я требую прекратить балаган! Немедленно! Ведите меня к вашему начальнику, в конце концов!
- Он, к сожалению, в командировке.
- Н-ну… ладно, - почти шепотом, в изнеможении, произнес Кружилин. - За всю эту комедию вы ответите.
- Хорошо, ответим. - Тищенко снова сдул какую-то пылинку с рукава новенькой, тщательно отглаженной гимнастерки. - А сейчас объясните мне, пожалуйста, - и в его голосе зазвучал, правда еще не очень натренированно, металлический оттенок, - объясните, почему, на каком основании вы органы внутренних дел называете царской охранкой?
Кружилин секунду-другую тупо смотрел на этого молодого человека в форме, который напоминал чистенького, новенького оловянного солдатика, только что вынутого из коробки.
- Слушай, сынок… - сказал он как-то печально.
- Не рано ли в папаши записываетесь?
- Мне сорок шесть, сорок седьмой пошел. Так вот, сынок… Ты еще и под стол-то пешком не мог ходить, а я уже в Австрии воевал. Меня газами чуть не задушили, потом, вплоть до двадцатого, я партизанил… Я в партии большевиков с тысяча девятьсот седьмого года.
- Я, я, я… удивительно вы скромный человек.
И тут Поликарп Матвеевич не выдержал. Побледнев, он трахнул кулаком по столу.
- Мальчишка! Да я вот этими руками, насколько хватало сил, дрался за Советскую власть. Поэтому позволь уж мне не скромничать. А ты хочешь мне своими гнилыми нитками пришить антисоветчину? Во враги этой власти записать? Не выйдет!
- Почему же? - Тищенко пожал плечами, - Если надо, может и получиться.
Сказал и поглядел на Кружилина: какой эффект произведет это словечко "надо"? Но, к его удивлению, Кружилин не спеша повернулся, пошел к дивану, покачивая плечами, сел, спокойно закурил.
- Это что же, таким вот способом вы и другим дела шьете?
- А вам не кажется, что это клевета на сталинских чекистов? За такую клевету можно о-очень долго рассчитываться.
- А знаете что? - промолвил Кружилин. - Подите-ка вы к черту.
- То есть как? - опешил Тищенко, привстал. И только потом, задыхаясь, прокричал: - Как вы… смеете?! Встать!
- А так и смею. Я больше не желаю с тобой разговаривать. - И отвернулся к стене.
Оперуполномоченный нервно сгреб со стола бумаги, вжикая новыми сапогами, вылетел из кабинета.
Остаток дня Поликарпа Матвеевича никто не беспокоил. Хорошо хоть, что в углу, на тумбочке, стоял графин с водой.
Никто не беспокоил его и на третий день, до обеда. А часа в два дверь распахнулась, вошел, почти вбежал, Яков Алейников.
- Поликарп Матвеевич! Ну, дельцы они тоже! Случайно узнаю в управлении, что они тут тебя… "Вы что, говорю, с ума сошли?! Как вы могли даже подумать что о Кружилине? А мы, говорю, секретаря райкома потеряли…" Поехали, я тоже домой.
- Неумно, Алейников, - тихо и раздельно проговорил Кружилин.
Яков умолк на полуслове, вскинул и опустил брови. По его туго обтянутым скулам прокатились и исчезли желваки, натянув кожу, кажется, еще сильнее, до предела.
- Поликарп Матвеевич, - произнес он глуховато, глядя немигающими глазами в глаза Кружилина, - мы преданных партии и Советской власти людей не трогаем. Мы их, наоборот, оберегаем. Инцидент с вами объясняется просто, - перешел он вдруг на официальное "вы". - Как-то здесь, в управлении, я шутя рассказал, как вы меня критиковали за мой метод работы… что, мол, я не царской охранкой командую… Они, понимаешь, запомнили эти слова.
- Не ври, Алейников! Я тебе не мальчишка!
- Поликарп Матвеевич!
- Что - Поликарп Матвеевич?! Ты творишь в районе беззаконие!
- Например? - сощурил глаза Алейников. На щеках у него проступили и начали расползаться белые пятна.
- А тот же Иван Савельев. Он не виновен. Например, колхозник из Михайловки Аркадий Молчанов. За что вы его-то посадили вслед за Савельевым?
Кружилин задыхался от ярости, сжимал и разжимал кулаки. Крупное его тело вздрагивало, он хотел унять эту дрожь и не мог.
- Дальше? - усмехнулся одними губами Алейников.
- А дальше - так не будет! Мы хотели на бюро райкома заслушать работу райНКВД, кое в чем разобраться… Тебя, видимо, рекомендовали бы снять с работы за нарушение социалистической законности. А ты меня решил для острастки сюда! Не выйдет, братец! Бюро состоится! Мы не позволим выйти… тебе из-под контроля партии…