Косульниковы были настолько взволнованы приобретением, что не могли сидеть дома, побежали вниз смотреть машину. "Лада" стояла у самого подъезда. Машина была цвета "белой ночи", с красной обивкой внутри. На ветровом стекле и в гнездах для наружных зеркал белели бумажные наклейки.
"Какая шикарная!" - жена от радости захлопала в ладоши.
Она с благоговением осмотрела "Ладу" - еще со следами солидола на заднем бампере. Косульников широким жестом распахнул дверцу. Жену он усадил рядом, а дочь - сзади. Завел машину, выехал на улицу. Откинувшись, дочь гладила ладонью холодную обивку сиденья:
"Браво, папа, дух захватывает!"
Косульников выехал на центральную улицу - оживленную, как всегда, с зажженными вечерними огнями, - и они словно заново увидали город.
Город был чист, немноголюден. В отличие от других областных городов, Новая Луга сохранила старинный, патриархальный облик: церкви, присутственные места и дома дворян с арками и внутренними двориками. Новые же дома (ни один город в наше время не обходится без пятиэтажек!) вынесены на набережную, куда очень скоро они и выехали. Набережная была пряма, пустынна. Чтобы жена и дочь почувствовали машину, Косульников прибавил газу. "Лада" понеслась, липы, росшие вдоль набережной, замельтешили, белые столбики ограждения на дамбе слились в сплошную полосу.
"Как она бежит?" - спросил он у жены.
"Здорово! Только страшно, Аркаша!"
"Боитесь? Да?" - Косульников сбавил скорость - давать машине полную нагрузку нельзя: мотор должен пройти обкатку.
На обратном пути домой Косульников завернул на Первомайскую, где находился лучший в городе продовольственный магазин. Он купил бутылку коньяку, шампанское для дам, самый дорогой торт - нечего было скупиться. Все это стоило ничтожно мало по сравнению с машиной.
"Надо обмыть покупку! - говорил он. - А то "Лада" бегать не будет".
С трудом удерживая в руках тяжелый сверток, Косульников нажал кнопку звонка.
Звонок прозвонил глухо. Вслушиваясь в его глухое дзеньканье, Аркадий подумал уважительно: "Вот так дверь. В какие времена навешена. Теперь небось такую днем с огнем не сыщешь". Он хорошо сделал, обменяв свою новую квартиру в заводском доме вот на эту.
Это еще не очень старый дом. У него, как у человека, свой вид. Он был невзрачен фасадом - с почерневшей от времени кирпичной кладкой. Но у дома было одно немаловажное достоинство: он стоял во дворе - и в квартире было тихо. Сюда не доносился ни шум автобуса, ни людской говор с остановки. И самое главное во дворе всегда можно было оставить машину.
Косульников представил себе, как обрадуется жена, увидев его с покупкой. С ума сойдет! Она так любит всякие дорогие вещицы! Небось не дождется, пока он будет распаковывать светильник. Он начнет распутывать бечевку, которой ему связали покупку в комиссионном магазине, а она нетерпеливо станет подсовывать ему ножик.
Внутри квартиры послышались шаги; на секунду приоткрылся "глазок", потом щелкнул английский замок. Аркадий протиснулся в дверь с громадным свертком - жена смотрела на него.
- О-о, ты с покупкой?!
- Да.
- Что-то тяжелое?
- Сейчас все узнаешь.
Косульников поднял сверток обеими руками и вошел в гостиную. Он поставил покупку на стол, затем только разделся.
- Ну-с, сейчас поглядим. - Он начал развязывать сверток.
Жена хотела убрать шляпу и плащ, но желание скорее увидеть покупку было сильнее привычки к порядку, и она оставила плащ и стала рядом, наблюдая за движениями его рук. Косульников нашел узелок и, развязывая, стал сматывать шпагат. Аркадий сматывал его медленно - виток за витком. Жена знала, что сейчас он смотает и моток бечевки понесет в кладовку, спрячет в мешок, который уже полон всякого старья.
- Сколько же тут накручено! - вырвалось у жены. Она стояла рядом и старалась помочь ему управиться с бечевкой.
Но Косульников невозмутимо продолжал развязывать узел. Ему доставляло удовольствие ее нетерпение.
- Спокойнее, милая. Волноваться вредно, - сказал он.
Потом, спрятав моток бечевки, Косульников стал разворачивать бумаг, в которую была завернута покупка. Это была настольная лампа с разлатым абажуром. И по мере того как освобождался абажур от бумаги, жена иронически улыбалась: мол, из-за какого-то светильника, которых и без того в доме много, переживать и радоваться не стоит.
Но вот последний лист бумаги снят. Разочарование на лице жены сменилось радостью.
- Аркадий! Где ты отхватил такую красоту?!
Она не могла сказать, что это настольная лампа или, по-теперешнему, светильник. Когда-то он стоял на подставке красного дерева и составлял вместе с тумбочкой одно целое, а может, он стоял на камине? - кто ж про это знает, на чем он стоял. Теперь же сохранилась только верхняя часть светильника, но и она была прекрасна. Основанием ему служила бронзовая скульптура, изображающая три грации. Три женщины в легких ниспадающих покрывалах, запрокинув руки, держали над своими головами фарфоровую чашу. У чаши севрской работы - пять бронзовых подсвечников.
Можно было без конца любоваться тонкостью отделки, чистотой и изящностью линий тела, их рук, поддерживающих чашу. Судя по работе, эта вещица могла быть сделана только во Франции при Людовике XIV, и каким-то меценатом вывезен в Россию. В прошлом богатых людей было много в Ново-Лужской губернии. Цари даровали земли по Оке своим приближенным. Не исключена возможность, что этот светильник долгое время был украшением губернаторского дома или кабинета предводителя дворянства. В революцию светильником завладел какой-нибудь мужик, который не знал ему цены, и лампа валялась где-нибудь в чулане. Теперь же, когда дети бывших мужиков вновь познали цену бронзе, светильник вытащили из чулана, почистили, сняли с бронзы вековую окись и принесли в комиссионный магазин.
- Милый, ведь эта вещица наверняка теперь стоит бешеных денег? - наконец спросила жена.
- А что деньги, - отмахнулся Косульников. - Бронзу сейчас не купишь ни за какие деньги. Считай, что мне повезло. Такую вещь отхватил.
- Пожалуй, ты прав.
- Давай подарим Марине на свадьбу. Им будет память на всю жизнь. У нас и без того много хороших вещей, - и Косульников обвел взглядом гостиную.
Большая комната - чуть-чуть продолговатая, с двумя окнами, выходящими во двор - мало напоминала жилье. Она была обставлена старинной антикварной мебелью с резными ножками, с инкрустацией. Мебель была, может, чуть-чуть громоздка; и стол, и стулья с дорогой обивкой - все говорило о состоятельности хозяев. В старинном буфете, под стеклом, украшенным гравировкой стоял уже один светильник с цветным абажуром и такой же модной бронзовой подставкой.
- Кстати, Марина еще не приходила? - спросил Косульников, устало опускаясь в кресло.
- Побежала в кино.
- Одна или с Гошей?
- Скажешь тоже - одна! Их с Гошей водой не разольешь. У них уже все решено. Как бы мы раньше времени не стали бабушкой и дедушкой, - пошутила жена.
- Тогда надо готовить свадьбу.
- Они хотят прежде сдать государственные экзамены, тогда уж сыграть свадьбу.
Жена посмотрела, как Косульников устало сидел в кресле, участливо спросила:
- Устал? Вымой руки. Сейчас приготовлю обед.
- Чертовски измочалили! - воскликнул Косульников. - Эти праздники всегда нам выходят боком. Все сошлось: планерка, требования на материалы. А клиентов, словно плотину прорвало, - звонят и звонят! Звонили Долгов, Варгин - в один голос требуют денег.
- Подождут, - спокойно ответила жена. - Ну, я пошла. Пожарить тебе мяса или отварить рыбу? У меня для тебя припасена осетрина.
- Отвари рыбу, - сказал он безразлично.
10
Жена ушла на кухню. Косульников какое-то время все еще продолжал сидеть; потом он закурил и задумался…
Он хоть и сослался на усталость, но причиной подавленного настроения, из которого не вывела даже покупка, была вещь более серьезная.
Месяца полтора назад в их отделе появился новый человек. Начальник отдела кадров, который привел молодого инженера, представил его. Сказал, что инженер этот - инструктор по новым методам труда и чтобы ему, молодому специалисту помогали, оказывали внимание.
В заводоуправлении было много инженеров, которые работали спустя рукава, и поэтому Косульников ухом не повел: привели - пусть сидит. Его это мало волновало. У него был свой кабинет и свой участок работы: он отвечал за обеспечение цехов металлом. Однако помимо этого у него был большой круг, как он выражался, клиентуры в колхозах. И в связи с этим случались частые встречи, звонки по телефону и прочее.
Нового инженера устроили в соседней комнате. Он занял стол, который пустовал более месяца, владелец его ушел на пенсию. С той поры молодой человек и сидел тут, как сидели все в заводоуправлении: чем-то занимался, просматривал бумаги, подписывал их, ездил вместе со всеми в подшефный колхоз выбирать картошку из буртов. Иногда он заходил к Косульникову: то у него кончились сигареты, то не оказалось в кармане спичек.
Косульников привык к парню, не стеснялся его. Разговаривал при нем по телефону. Случалось свободное время - они играли "блиц": новый инженер, как и Косульников, был заядлым шахматистом. В нарушение своих правил - не приглашать домой посторонних - он не раз зазывал молодого инженера к себе; они выпивали по рюмочке, сидя в кабинете Косульникова, и играли в шахматы. Случалось, засиживались допоздна.
А сегодня утром - Косульников не помнит уже, по какому поводу, - он заглянул к инженеру. Но его не оказалось на месте. На столе лежали бумаги. Косульникову они показались знакомыми. Он подошел поближе к столу, глянул на них, и на лбу у него выступила испарина: это были прошлогодние накладные на металл.