Это книга об активной творческой роли рабочего класса, по-хозяйски заинтересованного в завтрашнем дне своей родины; конфликт между директором текстильного комбината коммунистом Власовым и начальником главка Толстяковым положен в основу сюжета первой книги романа. Во второй книге рассказывается о дальнейшей перестройке работы комбината. Ломка старых привычек и навыков порождает новые конфликты и столкновения характеров.
СЛАВНОМУ ОТРЯДУ РАБОЧЕГО КЛАССА
СОВЕТСКОГО СОЮЗА - ТЕКСТИЛЬЩИКАМ
ПОСВЯЩАЕТСЯ ЭТА КНИГА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Второй день на даче Толстяковых в Софрино шли приготовления ко дню рождения Милочки. Ей исполнялось двадцать два года. Празднество устраивали в субботу, чтобы можно было повеселиться и потанцевать вволю.
Мать Милочки, Лариса Михайловна, сумела настоять на том, чтобы муж предоставил в ее распоряжение легковую машину. "Хотя бы на эти два дня", - с видом мученицы сказала она, подчеркивая тем самым и скромность своих притязаний, и обычную незаинтересованность мужа в домашних делах. И вот шофер Ваня, загорелый молодой человек, весельчак и балагур, уже не раз курсировал между Москвой и дачей, исполняя многочисленные поручения хозяйки.
- Не забудьте, пожалуйста, купить хрену и две банки майонеза, - наставляла Лариса Михайловна, отправляя его рано утром в субботу в очередной рейс. - Подо-* ждите. Больше ничего не надо? - Она сжала пальцами виски. - Просто голова разламывается!
- Вроде больше ничего... А впрочем, пока обернусь, вы, может, и еще чего надумаете, - с усмешкой ответил Ваня и добавил: - Что ж, для стального коня семьдесят километров не крюк, съездим еще раз!
Любаша, пожилая, рыхлая, добродушно-ворчливая домработница, шлепая босыми ногами по крашеному полу, принялась за генеральную уборку. На кухне жарились пироги. Чуть не каждую минуту с криком: "Ой, батюшки, не сгорели бы!" - она бежала взглянуть на них.
В одиннадцатом часу в столовую спустилась заспанная Милочка, в длинном шелковом халате, в мягких домашних туфельках на босу ногу. Сегодня она не поехала в институт.
- Милая моя соня! Разве можно так долго спать в такой день? - с ласковой укоризной сказала Лариса Михайловна, целуя дочь.
- До рассвета читала. Этот "Лунный камень"... не оторвешься.
- Ну, умывайся скорее и давай завтракать. Я с утра на ногах и еще ничего не ела.
Милочка распахнула дверь на террасу.
- Холодно, сыро! - Она зябко поежилась, прикрыла дверь и повернулась к матери. - А Леня где?
- Поехал в институт.
- Противный! Ведь обещал сегодня быть дома...
- У него комсомольское собрание.
- Подумаешь, собрание!
Во время завтрака, задумчиво глядя на мокрые листья сирени за слегка запотевшим окном, Милочка обсуждала предстоящую вечеринку.
- Надеюсь, будет весело. Ленка замечательно поет цыганские романсы, шикарно танцует. Саша принесет аккордеон. Надо, чтобы Вадим почитал свои стихи. По-моему, у него проблески гениальности.
Небо
театральной декорацией
дремлет,
облокотившись на горизонт...
Хорошо, правда?
- Ешь, Милочка! Остынет. И потом - у меня еще столько дел!
- Ну, и Борис, конечно, придет. И непременно - Сережа. Вот кто никогда не забывает о дне моего рождения!
- Не понимаю твоей нетребовательности: зачем тебе этот Сережа? - Лариса Михайловна досадливо поморщилась.
- Что значит зачем? Сережа очень хороший парень!
- Ничего особенного в нем не нахожу, самый обыкновенный рабочий, хотя и называется помощником мастера. Дружба - это и общность духовных интересов, и сходство характеров. А что у тебя с "им общего? Разве ты не понимаешь, что, следуя своей детской привязанности, ты только поддерживаешь в парне надежды, которым никогда не суждено сбыться, ставишь его в неловкое положение перед нашими друзьями? Мало ли с кем случается дружить в школе... Ты же не маленькая, пора смотреть на жизнь серьезнее. Хоть его пожалей. Ну что он рядом с тем же Борисом? Борис - культурный человек, у него и манеры и тон воспитанного юноши... Или - Николай Николаевич: инженер, образованный, остроумный, кончает аспирантуру, человек с будущим...
- Мамочка, милая, сколько страсти, какой проникновенный монолог! Только ты опоздала со своими рассуждениями минимум на полстолетия, так что не трать пыл понапрасну!
- Жизнь остается жизнью, и каждому хочется устроить ее как можно лучше.
- Вечно одно и то же: мудрость отцов и неразумие детей!
- Хорошо, хорошо, не сердись, не буду! - Лариса Михайловна горестно вздохнула. - Когда-нибудь вспомнишь мои слова и поймешь, как я была права.
Желая прекратить этот неприятный ей и за последнее время часто повторявшийся разговор, Милочка демонстративно раскрыла книгу, которую принесла с собой, и, отодвинув недопитый кофе, стала читать.
Мать, обиженно поджав губы, взглянула на дочь.
- Хоть бы толком сказала, кого ты пригласила. Должна же я знать, на сколько человек накрывать стол!
Милочка подняла голову от книги и, загибая длинные, тонкие пальцы, принялась считать вслух:
- Вадим, Лена, Борис, Саша, Лиза, Сережа... В общем, моих друзей наберется человек десять...
- Да нас четверо - четырнадцать, - продолжала счет "Лариса Михайловна. - Инженер Никитин с сестрой - шестнадцать. Ну, и, конечно, Юлий Борисович... Вот по-настоящему воспитанный человек! Такие, как он, в наше время редкость! Накроем стол на двадцать персон, - хватит?
- По-моему, вполне, - согласилась Милочка.
Накинув на плечи пальто и взяв у Любаши ножницы,
она вышла в сад - нарезать цветов для стола.
Хорошо спланированный и отлично обработанный участок вокруг двухэтажной дачи с застекленной террасой и балконом имел форму правильного квадрата. И чего только не было на этом участке! Клен, старые липы, березы, голубые елки, в тени которых летом развешивали гамаки. Дикий виноград, оплетавший террасу, уже заметно покрасневший, поднимался до самой крыши. Десятка полтора раскидистых яблонь хотя и требовали от сторожа немалой заботы, но плодоносили почему-то плохо. Вдоль забора тянулись кусты малины, крыжовника, смородины. Грядки клубники начинались у небольшого огорода за летней кухней. Особой гордостью хозяина дачи, Василия Петровича Толстякова, были цветы. Их было множество - и под окнами, и на клумбах возле террасы, и по обеим сторонам посыпанной красным песком дорожки, ведущей к калитке. Но сейчас одни только георгины и астры на большой клумбе перед домом радовали глаз яркостью красок, и Милочка направилась к ним...
2
К шести часам вечера все было готово к встрече гостей. Комнаты прибраны по-праздничному, полы натерты до блеска. В саксонских вазах, стоявших на маленьких полированных столиках по углам столовой, красовались георгины самых причудливых расцветок. Большой стол, покрытый белоснежной скатертью, ломился под тяжестью вин и снеди. На длинных блюдах заливная рыба, на других - разнообразные закуски:, икра, шпроты, крабы, сардины, маринованные белые грибы, ветчина, всевозможные колбасы, сыр на фарфоровых дощечках - словом, всего было вдоволь. Водка, настоянная на вишне и на апельсиновых корках, разлита была в пузатые хрустальные графинчики, отделанные серебром. Коньяк и дорогие десертные вина стояли в бутылках, что, по мнению хозяйки дома, должно было еще раз подчеркнуть ее утонченный вкус и знание "света".
Лариса Михайловна питала особую слабость к дорогому, старинному фарфору и хрусталю. Она не в силах была пройти мимо комиссионного магазина и не заглянуть в него. Часами могла она простаивать возле прилавка, выбирая копенгагенскую тарелку. В буфете и горках хранились коллекции фарфора, хрусталя, отряды причудливых безделушек выстроились на пианино, стены комнат были увешаны тарелочками.
Сегодня Ларисе Михайловне представился удобный случай продемонстрировать дорогие ее сердцу сокровища, и она, десятки раз передвигая бокалы, графинчики, переставляя блюда с закусками, долго хлопотала у стола. Наконец, подобно художнику, сделавшему последний взмах кистью и взирающему на свое законченное творение, она в последний раз окинула стол критическим взглядом. Найдя, что все великолепно, поднялась к себе переодеться: на это тоже требовалось немало времени.