Игорь посмотрел такими глазами, что помощнице стало его жалко.
- Дмитрий, - сказала она тихо, - возьми мальчика. У него, наверно, плохо в семье, если приходится уезжать из Москвы.
Вербовщик раздумывал. Если бы к нему подошел еще хоть один, он повторил бы - уже категорически - "нет!". Но входившие по-прежнему торопились к столам Колымы и Норильска.
- Нужно письменное разрешение от мамы, - сказал он. - Или пусть она сама приезжает.
Игорь выскочил в приемную. Здесь его остановил Вася. Тот успел потолкаться у столов Колымы и Норильска. Ему нравились все места - Колыма размахом и территорией ("Целую Францию можно разместить - еще кусок останется!"), Норильск - культурой, ГЭС - знаменитостью названия. В одно из этих трех мест он завербуется, но нужно было помозговать еще - в какое?
- Оформился? - спросил он.
- Оформился! Но от мамы требуют согласия.
- А куда? Неужели к медведям? Ты же их не любишь!
- Ну и что же? - ответил Игорь, убегая. - Зато место хорошее - все надо начинать!
- Ну и на ГЭС пока ничего нет! - сказал Вася и поглядел на девушку, все так же одиноко стоявшую в стороне; она не ответила. - Прямо написано: "Остальное сделаете вы!"
К нему подошел высокий узкоплечий паренек с сонным лицом.
- На ГЭС, значит? Тебя Вася? Я - Леша. Давай в Норильск.
Вася с жалостью посмотрел на него.
- Вот еще - в Норильск! Видал шалаши норильские - по шесть этажей!.. Лучше уж в Москве оставайся, тут тоже каменные дома попадаются! Нет, я поеду строить, а не гулять по бульварам.
Леша ткнул пальцем в плакат ГЭС.
- Думаешь, здесь без бульваров? А если нет, так скоро будут.
- А кто тебе сказал, что я на ГЭС? - строго спросил Вася. - Мы с приятелем, - он кивнул на дверь, куда умчался Игорь, - в Рудный решили.
Леша ухмыльнулся.
- В Рудный только дураки… Никаких удобств. И зарплата меньше - разве не слыхал? Я с ума не сошел.
Вася рассердился.
- Ты с ума никогда не сойдешь. Нет того самого, с чего сходят - понял? Тебе только с одного готовенького на другое. Не дурак, точно!
Леша, красный, бродил от щита к щиту. Все в нем кипело, то хотелось заплакать, то подкатывала ярость - в морду бы этому курносому нахалу!
3
Разные люди выстроились перед столами представителей отдаленных строек. Разные были причины, заставившие их добиваться комсомольских путевок. Одни не поладили с родителями и рвались на волю - в самостоятельное существование. Другим надоела теснота старенькой московской квартирки, опостылели соседи. Третьих не устраивало, что на перекрестках стоят милиционеры, знающие их в лицо. Четвертые мечтали о подвигах, о преодолении трудностей, о заслуженных в трудовых боях орденах. Этих было больше всего в пестрой юной толпе, хлынувшей в райком комсомола. Но они стеснялись высоких мотивов своего прихода, краснея, подыскивали объяснения, попроще, пообычнее, хотя это стремление к подвигу и было, пожалуй, всего естественней.
- Ну, как - зачем еду? - выдавливал из себя паренек, вербовавшийся в Норильск. - Захотелось… Вам разве не все равно?
Вербовщик с сомнением поглядывал на взволнованного паренька и таких же, как он, взволнованных пареньков и девушек. Вербовщику нужны были опытные рабочие, стойкие люди, а что будет вон с этим, с горящими глазами, когда разразится первая пурга? Представитель вертел паспорт и комсомольский билет, придумывая, как бы поделикатней отказать.
Его сосед, колымчанин, не был так строг. Он вербовал людей не просто на стройку - в новую страну, открытую за непроходимыми горами, на берегах неизученных рек. Дали бы ему всю Москву - что же, и Москву можно расселить, всем найдется работа. Но и этот бестрепетный человек смутился, когда развернул трудовую книжку Георгия Внукова, двадцати одного года, беспартийного, по профессии слесаря.
Он поднял голову. Перед ним стояли два чем-то похожих и очень разных парня, один постарше, другой помоложе. У старшего, Георгия, было самоуверенное лицо человека, видавшего виды и знающего себе цену. Он был красив, хорошо одет, завит. Угрюмый облик младшего особенно не понравился представителю.
- Четыре увольнения с работы, - читал вербовщик. - По статьям - драки, прогулы… Две отсидки в колонии - успел, однако. А после колонии еще год - условно. Почему такие условности?
- Оплошка вышла, - снисходительно и весело объяснил Внуков. - Полез в карман за платком. По случаю тесноты в чужой карман угораздило. Судья попался недоверчивый.
- Но добрый. На Колыме судьи построже к подобным оплошкам. А это - брат, что ли? - Он кивнул на младшего.
- Брат. Сашок. Парень - ничего. Многим нравится, - которые плохо знают. Ты поклонись, Саша, чтобы не подумали, что грубиян.
Вербовщик протянул руку за документами Саши.
- Тоже сидел?
- Сидеть не сидел, а высиживал, пока разбирались, - с той же веселостью объяснил старший. - Бюрократия: анкеты, справки… При коммунизме будет проще - выпускать станут сразу после задержки.
- Почему ехать надумали? Москва надоела - шумно, наверно?
- И шумно, - согласился старший. - Больше старики шумят - то не нравится, другое плохо. Воздух спертый от попреков. С родными жить - по-волчьи выть. Приходится брести, куда светофор светит.
Вербовщик протянул парням их документы.
- Не могу. Комиссия не пропустит, как имеющих судимости. - Раздосадованный усмешкой старшего, он добавил: - Да и трудно Москве без вас, а мы как-нибудь перестрадаем со своими.
- Страдайте, страдайте! - Старший покровительственно кивнул. Они отошли в сторонку. Младший с досадой проговорил:
- Обратно твоя трепотня, Жорка! Не можешь без выверта, а он на ус мотает.
- Что же плакать перед ним? Не в словах дело. При любых выражениях он бы нас отставил.
Младший с надеждой посмотрел на кучку, стоявшую у соседнего стола. Там зашумели, одна девушка плакала.
- Может, в Норильск? Тоже место неплохое.
- Вздор, Сашок! Лысый еще строже. Слышал, как он спрашивает, - где родились, почему родились, по собственному желанию или по обстоятельствам?
Шум у стола Норильска разгорался. К вербовщику подошли Валя и Светлана и протянули свои паспорта. Валю он принял, Светлане отказал. Подружки согласно возмутились.
- Не могу, поймите! - урезонивал их вербовщик. - У нас набор москвичей, а вы приезжая: выписались месяц назад из Барнаула и еще нигде не прописались? Ни трудовой книжки, ни производственной характеристики… Вам аванса - две тысячи, а если уедете, где искать?
- Да что это? - вознегодовала толпа. - Мы воры, что ли? Мы жаловаться будем на вас!
Вербовщик заколебался. Выпускников средней школы, хотя они считались контингентом неважным, он принимать мог. Ему нравилось лицо Светланы - рассерженное, просящее и упрямое.
- Беру условно, - объявил он, занося в список: "Светлана Белицкая, 18 лет, без специальности, образование среднее, трудового стажа нет". - Все теперь зависит, как секретарь райкома посмотрит на то, что вы не москвичка. Принесите на всякий случай справку из общежития, где остановились.
Подруги поспешили вон. Светлана сказала с радостью:
- Самое главное - этот противный старик согласился. Он хороший, правда? Ты поможешь мне с секретарем разговаривать.
- Конечно! Будем вместе упрашивать. Я подожду здесь, а ты поторопись за справкой.
4
Настроение у Дмитрия Калганова, вербовщика в Рудный, все больше портилось. У соседей в списке стояло уже по тридцати фамилий, у него - всего двое, Василий Ломакин и Алексей Маринов. Этот Маринов вдруг ворвался в комнату и возбужденно буркнул, ни на кого не глядя:
- Оформляйте в Рудный. Еду к вам.
Документы у него оказались хорошие, непонятно было, отчего человек волновался.
Дмитрий иногда выбирался из комнаты в приемную.
К нему обращались с вопросами, он в ответ хвалил Рудный. Что-то в его уговорах было неубедительно, все, с кем он разговаривал, потом обнаруживались перед столами Колымы и Норильска.
"Так не пойдет! - думал он, присматриваясь к посетителям. - Надо решительней: поговорил - и за руку, на оформление!"
В приемной прохаживалось человек пять. Девушка в зеленом платье так и не отходила от окна, Дмитрий, взглянув на ее сосредоточенное лицо, отвернулся - такие франтихи в глушь не метят. Золотоволосая Валя, недавно стоявшая у стола Норильска, нравилась ему больше. Он дружески ей улыбнулся.
- Вы, кажется, вербовались в Заполярье? Может, надумаете к нам? Вас возьмем без разговоров.
- Это почему же без разговоров? - Валя засмеялась, сконфуженная и довольная. - Так не положено - раньше разговаривают…
- А с вами не будем - с руками оторвем!
- У вас одни леса, - защищалась она. - В них звери и комары.
- А люди? - уговаривал он. - Не одни же леса, в самом деле. Парни, девушки… Только таких, как вы, нет, вы будете единственной. Правда, поезжайте. Я себе не прощу, если упущу вас, честное слово!
Он сам почувствовал, что перехватил. Это его не смутило. В разговоре с девушками лучше переложить, чем недобрать. Валя стала серьезной.
- Мы уже завербовались. В Норильске будем учиться в институте. Мы хотели здесь, но не прошли по конкурсу. Я ведь с подружкой.
Он так огорчился, что не сумел скрыть досады.
- Жаль, очень жаль! Разве вы уже получили аванс?..
- Аванса мы не брали. Только какая это разница?