- Все необходимое, чтобы прокормить семью, я вам оставлю, - объяснил Драбкин. - Я конфискую лишь незаконно нажитое, полученное от местных жителей путем обмана и эксплуатации.
- Яка эксплуатация? - забормотал Черненко, отталкивая мандат. - И грамоты не разумею я…
- Можете мне тогда на слово поверить - эта бумага верная, - сказал Драбкин. - Открой кладовые.
- Не буду открывать! - выкрикнул Черненко. - Сами ломайте!
Собравшиеся в чоттагине чукчи с интересом наблюдали за ссорой двух тангитанов. Когда Драбкин сбил рукояткой нагана один из замков, на него хотел было кинуться Тэнау, но властный окрик седого старика остановил его:
- Пусть тангитаны сами разбираются!
По лицу Черненко текли слезы, и он громко всхлипывал. Во весь голос заревели дети, которых Драбкин так и не сумел пересчитать: их было много, все погодки и все на одно лицо.
Драбкин выволок из кладовой канистры со спиртным, попросил Каляча:
- Помоги мне.
Каляч услужливо подскочил и помог милиционеру вынести канистры за порог яранги. Драбкин отвинтил крышку и принялся выливать огненную воду в снег. Селение застонало.
Не успели последние капли стечь в подтаявший снег, как в дверях показался сам Черненко с канистрой. Струя била из открытого горла, и люди бежали за ним, подставляя ладони, рукавицы, шапки.
- Нехай все пропадает! - орал захмелевший Черненко. - Нехай!
- Назад! - Драбкин выхватил наган и выстрелил вверх.
Черненко выронил канистру.
Пока Драбкин ходил за следующей канистрой, собравшиеся аккуратно вырезали охотничьими ножами пропитанный огненной водой снег и съедали его.
- Давай наливай! - кричал опьяневший от снега старичок. - Хорошо делаешь. У-ух, никогда такого снега не ел!
Стиснув зубы, Драбкин таскал одну за другой канистры. Помогавший ему Каляч все больше и больше хмелел.
Вскоре к мужчинам присоединились женщины, и когда Драбкин выливал последние капли виски, в стойбище почти все были навеселе. Какой-то оборванец громко кричал:
- Вот она - наша власть! Власть бедных! Пусть все будут одинаково нищи! Вот хорошо!
- Прекрати! - заорал на него Драбкин.
Оборванец осекся и грустно посмотрел на дыру в снегу, прорезанную до самой мерзлой земли.
Милиционер пересчитал шкурки и аккуратно упаковал их. Получилось пять мешков. Их вполне можно было забрать с собой.
- Валюта есть?
- Яка валюта? - Черненко отвел глаза в сторону.
- Я переверну всю ярангу, если добром не отдашь.
Черненко полез куда-то за полог и принес несколько жестяных банок из-под трубочного табака "Принц Альберт". В каждой лежали туго свернутые денежные знаки: американские доллары, колчаковские рубли, японские йены, китайские юани, а на дне - золотые монеты.
- Все?
- Усе.
- А золото?
- Яко золото?
- Что ты тут намыл.
- Уинэ! - закричал Черненко. - Уинэ золота!
- Буду искать. Найду, арестую и отвезу в тюрьму! Вот так, Миша.
Черненко отогнул моржовую кожу, настеленную на пол, разрыл дрожащими пальцами сухой мох и выудил полотняный мешочек, аккуратно перевязанный свитыми оленьими жилами. Тяжесть содержимого ясно указывала на то, что это золото.
- Все взял! Обобрал до нитки! У, проклятый большевик! - взвыл Черненко. - За гостевание плата! А говорил - за бедных. Да ты бедного еще беднее делаешь!
- Заткнись! - спокойно проговорил Драбкин и вынул наган.
Женщина кинулась на милиционера, сбила его с ног, повалила на оленью шкуру.
- Не надо стрелять, не надо! - кричала она. - Он ничего не делает плохого, не надо стрелять!
Драбкин попытался высвободиться из-под скользкого, потного тела женщины и захрипел:
- Пусти, окаянная! Не буду стрелять! Пусть живет твой гад! Живодер, эксплуататор!
Вечером в яранге местного охотника Рэнтыле собрались на сход. Многие были навеселе - пропитанный экимылом снег давал себя знать: ведь некоторые собирали впрок в подолы камлеек, в рукавицы и малахаи.
Драбкин держал долгую речь. На этот раз о царской власти он не особенно распространялся. Он давно понял, что к этим рассказам чукчи относятся в лучшем случае как к забавным сказкам: царь, российские капиталисты были слишком далеко отсюда.
- Сегодня главный враг чукотского народа - такие вот люди, как ваш Миша Черненко. Из таких, как он, рождаются самые жадные грабители. Потому что у них еще ничего нет и они стараются нахватать побольше. Они как кровожадные звери, как волки и росомахи…
Это сравнение вызвало оживление.
- Они берут пушнину за самую низкую цену, обворовывая людей. Вот ты, - обратился Драбкин к сидящему напротив на китовом позвонке, - сколько плиток чаю давал Миша за песцовую шкуру!
- Пять, а то и шесть, - ответил охотник, - и еще чарку огненной воды подносил.
- А настоящая цена за песца - это сорок плиток чаю!
- Какомэй! - возглас удивления разнесся по яранге.
- Как складно врет!
- Никто так не станет торговать!
- И зачем столько чаю?
- Дайте дослушать, - крикнул Рэнтыле.
- К тому же огненная вода расслабляет человека и затуманивает разум. А такого человека легче обмануть…
- Выходит, он был обманщик, этот Черненко, - заметил кто-то.
- И еще: он незаконно копал денежный металл, - строго сказал Драбкин, - а это серьезное преступление против нашей новой власти.
- Скажи нам, - попросил Рэнтыле, - почему он так боится тебя?
- Потому что всякий вор боится честных людей, - ответил Драбкин. - А глазное - он понимает, что большинство народа за справедливость и честную жизнь, за честную торговлю. Нынче на Чукотку пришла новая власть, власть бедных людей. А вы должны выбрать родовой Совет. Вот что говорится об этом Совете…
Драбкин зачитал на чукотском языке обращение Камчатского губревкома.
- Глядите, глядите, - это он по следам идет! - закричала женщина.
- По каким следам? - заволновались собравшиеся.
- Что-то белое нюхает…
- Это такая тонкая кожа, на которой человечья речь оставляет следы, а потом белый человек нюхает ее и снова вылавливает эти следы…
- Пусть покажет нам эту бумагу! - закричало сразу несколько голосов.
- Я вам дам потрогать бумагу, - пообещал Драбкин, - только дайте договорить.
Вес притихли, с нетерпением ожидая, когда он дочитает.
Потом бумага пошла по рядам.
- Какомэй! Тоненькая!
- Однако дождя она не выдержит…
- Как птицы наследили на песке…
- Опэ, что ты делаешь? Надорвал уголок!
- Да я только прочность хотел проверить, - виновато буркнул огромный детина в выворотной кухлянке из неблюя.
- В Улаке и Нуукэне уже учатся грамоте, - сообщил Драбкин, аккуратно складывая листок бумаги. - Выбирайте Совет, а на следующий год мы пришлем вам учителя.
- Обязательно бедного выбирать? - спросил Рэнтыле.
- Конечно, - ответил Драбкин. - Чтобы он понимал бедных людей, знал их нужды…
- У нас есть такой человек, но, боюсь, он не подойдет как глава Совета, - высказал сомнения Рэнтыле.
- Почему?
- Он глухой и безногий. - Но зато очень бедный! Беднее его, наверное, не найдешь на нашей земле. У него даже нет настоящей яранги. Вырыл яму в земле, воткнул китовые кости и покрыл их обрывками кожи. Словно зверь в норе живет с женой и пятью детьми… Очень жалко его…
После долгих споров было решено выбрать в родовой Совет троих. Главой Совета избрали Рэнтыле, как человека, который пользовался уважением в селе.
- Вам надо подумать о том, чтобы вельботы и байдары стали общей собственностью, - сказал новому председателю Совета Драбкин. - И распределять добычу надо, сообразуясь с нуждами человека. Это позор для вашего селения, что Выквынто живет в земляной норе.
- Это верно, - согласился Рэнтыле. - И по нашим древним законам такого не должно быть. Здоровые должны заботиться о бедных и больных.
Прощаясь с Драбкиным, Рэнтыле что-то долго бормотал про себя, пока не решился попросить вслух:
- Пусть в нашем селении останется бумага!
- Какая бумага? - не понял сначала Драбкин.
- Где про Совет написано.
- Кто же будет ее читать у вас? Даже Черненко и тот неграмотный! - удивился Драбкин.
- Пусть просто так лежит. Будем смотреть на нее и думать о новой жизни. Как амулет будет.
- Хорошо, - важно сказал милиционер. - Я вам оставлю обращение Камчатского губревкома, но не как амулет, а как политический документ.
Принимая густо исписанный лист бумаги, Рэнтыле взволнованно сказал:
- Я буду хранить эту бумагу в берестяной коробке и очень беречь буду!