Тэгрын испытующе смотрел на Омрылькота. Старик помалкивал, тянул уже третью чашку. Конечно, многое будет зависеть от него. Почти всегда решающее слово оставалось за бывшим старейшиной Улака.
- Ничего страшного не будет, - веско проговорил старик, - если мужчина возьмет на себя часть трудной работы. Конечно, он не может шить и выделывать шкуры лучше женщины, но вот покормить собак он может, достать копальхен из увэрана или подвесить камень для крыши… Особенно надо заботиться о женщине, когда она носит в своем чреве младенца. Мы должны делать все, чтобы наши дети рождались здоровыми и сильными. Вот полоумный Умлы… Ведь он родился таким, потому что его бедная мать надрывалась на тяжелой работе и часто голодала…
Старик говорил ровно, спокойно, совсем не так, как Тэгрын, и всем казалось теперь, что именно он и заставил окружающих задуматься над тяжелой судьбой чукотской женщины. Председателю только оставалось дивиться хитрости старика.
- Я вот что хотел сказать, - вступил в разговор Сорокин, опасаясь, что заседание Совета сведется просто к принятию резолюции помогать женщине в не унизительных для мужчин работах. - Я бы хотел сказать, что имеются еще дикие обычаи, которые обижают женщину.
- Это верно! - поддакнула Панана. - Есть мужчины, которые куда хуже женщины, однако смотрят на нее свысока!
- Среди таких диких обычаев, которые не соответствуют советским законам, - отработка невесты, - заключил Сорокин.
- Что тут плохого? - заметил Кмоль. - Все зависит от того, откуда посмотреть. Может, молодой человек хочет просто попробовать женщину?
- Что она тебе - кусок копальхена, чтобы пробовать? - возмутилась Панана.
- Ведь жить-то с ней всю жизнь! - возразил Кмоль. - Надо присмотреться, увидеть, какие родственники у тебя будут, какова в работе будущая жена.
- Верно говорит Кмоль, разумно, - вступил в разговор Омрылькот. - Это хороший обычай - когда молодой человек серьезно думает о будущей семье. Наверное, наши предки не всегда были неправы.
В словах Омрылькота Сорокин чувствовал силу и убежденность. Конечно, можно и так посчитать этот обычай, как пробу, как предисловие к будущей трудной семейной жизни.
- Да что вы толкуете о каких-то обычаях! - насмешливо произнесла Панана. - Вот ты, Кмоль, свою жену прямо на берегу схватил, когда пришла эскимосская байдара. Как зверь накинулся, увел бедную девушку в тундру и не показывался несколько дней…
Сорокин и не предполагал, что этот спокойный, казалось бы, не подверженный никаким волнениям человек может так покраснеть.
Омрылькот поспешил на помощь Кмолю:
- То была эскимосская женщина!
- А потом, - смущаясь, проговорил Кмоль, - мы друг к другу давно приглядывались.
- Может, о другом будем беседовать? - предложил Омрылькот. - Чего толковать о пустом?
- Нет! - решительно заявил Тэгрын, и все вопросительно взглянули на него.
В это время с улицы донеслись крики и собачий лай. Там явно что-то случилось. Крики приближались. Все повскакали с мест, бросив чаепитие, и кинулись на улицу.
Сорокин поначалу не узнал в разъяренном парне с всклокоченными волосами тихого и застенчивого Пэнкока. Он чуть ли не за волосы тащил Йоо. Растрепанная, вся в слезах, девушка сопротивлялась, цепляясь за снег. Следом, оглашая воздух пронзительными воплями, пытаясь оторвать дочь от Пэнкока, шла мать Йоо. А за ними двигалась толпа, орущая, улюлюкающая. Вместе с людьми бежали собаки и громко лаяли. Сорокин бросился, чтобы помочь девушке, но Тэгрын схватил его за рукав:
- Пусть тащит. Так надо.
Омрылькот кинул мимолетный взгляд на Тэгрына. Похититель и его жертва медленно удалялись к своей яранге.
- Давно надо было так сделать, - заметила Панана, - а то уж очень робкий Пэнкок.
- Когда вернется ее отец, - заметил Омрылькот, - он может силой взять Йоо обратно.
- Не возьмет, - уверенно сказал Тэгрын. - Советский закон защитит Йоо и Пэнкока. Верно, Сорокин?
- Да, - ответил учитель, начиная догадываться о смысле происходящих событий, - советские законы на стороне новой семьи.
Омрылькот ничего не сказал. На этот раз победил Тэгрын. Пусть потешится этой маленькой победой: впереди куда более серьезные сражения. Кое в чем надо уступать, только так теперь можно выжить.
Крики стихли, и вскоре над Улаком повисла тишина весенней солнечной ночи. Члены Совета вернулись в домик, допили чай и большинством голосов приняли решение помогать женщинам в тяжелых работах.
22
Каляч сидел у костра, и пламя освещало его загорелое, исхудавшее в долгом пути лицо. Он приехал вчера вечером и разом узнал все новости. Тэгрын сказал, чтобы он и не пытался отбирать дочь у Пэнкока, и Каляч понял: те, кто оставался в Улаке, ничего не сделали…
И вот теперь они сидели перед ним, пытаясь вершить суд и попрекать его тем, что он не исполнил их тайного наказа, не сдержал своего слова.
- Значит, вдвоем вернулись… - задумчиво повторил Омрылькот.
- Я вижу, что и у вас тут все в порядке, - необычно дерзко ответил Каляч.
- Мы здесь все на виду, - сказал Млеткын. - Нам не удалось даже придавить их снежной лавиной. Кругом глаза и глаза да разговоры о будущем пароходе, который привезет несметные богатства… А ты ведь один ехал. Сколько было дней и ночей наедине. Наверно, и в пургу Драбкин иной раз уходил от палатки…
- В пургу его из палатки не выгнать, - холодно заметил Каляч.
- Ну хорошо… Наверное, и в воду падал…
- Вот это было, - подтвердил Каляч, вспомнив, как Драбкин переплыл разводье. - Но вы забыли, что тангитаны плавают, как моржи.
- Вот в это время его, как моржа…
Каляч пристально посмотрел на Млеткына. Сильно сдал шаман за последние месяцы.
- Вам легко говорить, - вздохнул Каляч, - но я тоже живой человек. И Драбкин живой…
- Видать, ты с ним подружился, - насмешливо заметил Млеткын. - Надо было другого посылать.
- Вот сам бы и поехал, - огрызнулся Каляч.
Омрылькот смотрел на огонь. Над пламенем висел котел со свежей утятиной. Прошел год, а ничего не сделано. Одни лишь уступки. В Совете все чаще поговаривают о том, что надо сделать общими вельботы, байдары и даже ружья. Правда, Сорокин пока не настаивает. Он говорит, что это дело важное и торопиться не следует. Сам Омрылькот чувствовал какую-то внутреннюю усталость, чего у него никогда не было. Видно, подкралась к нему настоящая старость. Быть может, только весенняя моржовая охота развеет горькие мысли, может, унесет ветер Берингова пролива тяжесть, давящую на сердце.
- Не надо ссориться, - миролюбиво сказал он Млеткыну и Калячу. - Впереди у нас много дел.
Он посвятил их в разговоры об обобществлении орудий лова и вельботов.
- Пока у нас будут только товарищества, томгылат-гыргыи, у Вамче и Вуквуна свои вельботы, охотиться они будут совместно, как и раньше. И мы тоже.
- Не важно, как это будет называться, - заметил Каляч. - Главное - все осталось по-прежнему.
- Это и есть основное дело, - сказал Омрылькот. - Все остальное можно отдать. Пусть занимаются своей школой, помощью женщинам, пусть их тешит своими грубыми шутками Панана, главное, нам оставить в своих руках вельботы и оружие. Вот если мы и это потеряем - тогда… считайте, что потеряли все.
Женщина поставила деревянное блюдо со свежей утятиной, и все принялись за еду.
В тот же час в школьном домике, в жилой его части, Драбкин продолжал свой подробный отчет о поездке. В день приезда милиционер направился прямо в ярангу Наргинау, словно к себе домой. На укоризненный взгляд Сорокина он заявил, что в ближайшее время, может быть, даже в дни Первомайских празднеств, он оформит свои отношения с Наргинау самым законным образом.
- А ты-то сам как? - спросил он Сорокина.
Учитель пожал плечами. Что он может сказать? Может быть, действительно надо пожениться. Только как они будут жить с Леной? Врозь? Ведь и Наргинау с Драбкиным, и Пэнкок с Йоо в одном селении… А его Леночка…
- Знаешь, есть идея пригласить нуукэнцев на Первомай, - сказал Сорокин.
- Это само собой, - заметил Драбкин, - как у тебя с Леной?
В ответ Сорокин рассказал о покушении.
- Будем вести следствие, - решительно заявил милиционер.
Поговорили об организации товарищества, артелей по совместной охоте.
- По существу, здесь ничего не меняется. Люди остаются в своих производственных объединениях, которые и до нас были. Выходит, нашей заслуги тут нет ни на грош.
- А ты погоди сразу искать заслугу, - наставительно произнес Драбкин, - может, эти люди давно нашли то, что мы хотели им сверху насадить?
- Но ведь кто во главе этих артелей? - напомнил Сорокин. - Гаттэ, Омрылькот, Вамче, Вуквун, те же люди.
- Предложить поменять, - сказал Драбкин.
- Я советовался с Тэгрыном. Он опасается, хочет повременить. Ведь главное - распределение добычи. Вот тут уже надо смотреть в оба, чтобы все было по справедливости.
Решили навестить Пэнкока и договориться с ним насчет торжественной записи брака в Совете в день празднования Первомая. В подарок захватили плитку чаю и несколько кусков сахару.
Пока шли к яранге Пэнкока, Драбкин оглядывался, смотрел по сторонам, с радостью узнавал то одно, то другое место, словно вернулся в родное село.
- Знаешь, что я тебе скажу, Петь! - неожиданно вымолвил он, - здесь самое длинное время года - весна. Помнишь, когда она началась? Солнце тогда только начинало подниматься над землей. А сколько времени прошло! И впереди еще сколько до настоящего лета!