Но Павел Кириллович повернулся и, весь сжавшись от дождя, зашагал в деревню.
8
Работалось в этот день плохо. С поля ушли раньше обычного. Вечером в избе у Лены комсомольцы устроили собрание, с протоколом, с резолюцией - все честь честью. Порешили взять недостающее зерно из личных запасов и разошлись уговаривать на это своих отцов и матерей. Уговорить оказалось нелегко. В прошлом году хлеба пожгла засуха, и у некоторых колхозников в сусеках к весне ничего не было. Но все-таки после долгих разговоров почти всех удалось уломать. Один Никифор никак не поддавался на это дело. Сперва с ним беседовала Настя, потом пришлось пойти Лене. Как только Лена намекнула о зерне, Никифор взял газету и не стал слушать. Без толку пробившись часа два, Лена махнула рукой и, прикинув в уме, сколько обещают дать остальные, решила, что можно обойтись и без Никифора. Но когда пошли по избам отмерять обещанное зерно, все переменилось. Люди прослышали, что Никифор не согласен, и тоже задумались.
- Это что же вы - дураков ищите? - такими словами встречали ребят родители. - Один должен последнее отдать, а другой станет булки печь? И не просите. Коли все дадут, так и я дам.
Пришлось снова приниматься за Никифора. У него перебывала почти вся бригада. Гриша даже заходил к нему в кузню "нажимать на сознательность". Кончилось тем, что Никифор выгнал его и заперся.
В воскресенье Лена отправилась к Никифору, твердо решив просидеть у него хоть полные сутки, а зерно выпросить любой хитростью. Она пришла к нему рано утром.
Никифор сидел за столом, пил с блюдца чай и заедал его густо посоленным хлебом. Жена его, маленькая старушка, растапливала печь. Настя тоже пила чай, забеленный молоком. В кастрюле ворковал кипяток.
- Здравствуйте, - сказала Лена, - приятно кушать.
- Здравствуй, - ответил кузнец настораживаясь. - Не видела, Ленька уголь носит?
- Носит.
- Слава богу. Догадался.
- Носит, носит. Я там видела - крюки лежат, аккуратные крюки, ровно на фабрике сделаны.
- Ну да, на фабрике, - ухмыльнулся Никифор. - Вчерась сковал.
- Вы ровно колдун, дядя Никифор. Вот Кральку подковали, - так она теперь помолодела. Бегает, как пятилетняя.
- На ей короткие подковы были. Разве так подковывают? Пришлось все заново ставить. Передние копыта козлиные. Пришлось фасон сымать. Подковы делать. Фабричная не подойдет. Нипочем. Копыта козлиные.
- Пойду я, - сказала Лена.
- Обожди, - сказал кузнец. - Садись с нами. Почайпить.
- Спасибо. Я уже.
- Садись еще. Чего там.
Лена подсела к столу и вопросительно посмотрела на Настю: не передумал ли отец насчет зерна? Настя украдкой поморщилась и безнадежно махнула рукой.
- Чего перемигиваетесь? - спросил Никифор. - Обратно про пшеницу? Чтобы и разговору не было!
- Нам и не надо больше, - ответила Лена. - Мы уж собрали. Гудимов полмешка дал, Гришкин отец - мешок.
- Эва богачи, - сказал Никифор.
- Моя мама еще полмешка добавила.
Настя удивленно смотрела на Лену и молчала.
- Так все и набавили? - недоверчиво покосился Никифор.
- Конечно все. Тетя Даша и та мешок дала, а у ней трое ребят. Уж если она дала, так неужели моя мать не даст! Совестно ведь. У тети-то Даши трое.
- Ну и будут не жравши.
- Ничего. У них картошка припасена. Грибы сушеные. И ребятишки у тети Даши терпеливые, понимают. Войну-то ведь как прожили… Вечор она им по конфетине дала, так Огарушек, который все к вам в кузню бегает, половину съел, а половину в бумажку завернул - на другой, говорит, раз.
Никифор хмуро вздохнул и, придерживая крышку чайника волосатым пальцем, стал наливать чай.
- Гудимов дал? - спросил он внезапно.
- Все дали. Только вы один и не дали. Ну, да ничего. Вы не сердитесь, что мы к вам приставали. Нам больше не надо… Знаешь, Настя, Огарушек-то дома тоже кузню затеял. Костыль притащил, топор ломаный у него вместо наковальни. Клещи откуда-то взял.
- Вон где мои клещи, - улыбнулся Никифор.
- Целый день стучит, - продолжала Лена, - тете Даше от этого стука житья нет.
- Коли бы взаймы, - сказал Никифор, - а то так, выложи невесть на что.
- А мы отдадим. Председатель обещался с урожая отдать.
"И правда, - подумала Лена, - нужно сегодня поговорить с председателем, чтобы отдал осенью. На это он согласится. Мы его уговорим. Чего ему!"
- У нас зерно-то мелкое. Не сортовое.
- У всех такое. Мы отберем. Ну, я пошла…
- Обожди, - сказал Никифор. - Мать, сходи-ка смерь, сколько в левом сусеке.
Жена его заворчала.
- Да нам и не надо больше, - сказала Лена.
- Как это не надо! У всех берете, а моего не надо?
- Возьмем, что ли? - обернулась Лена к Насте.
- Ну, конечно, возьмем, когда папаня дает.
Жена Никифора вышла. В сенях послышались твердые мужские шаги.
- Твой все чаи распивает, - раздалось в сенях, - а на колеса шины не насажены. Что-то он разважничался, ровно высший комсостав.
Лена закусила губу.
В избу вошел председатель.
- Вон они. Все собрались. Ты почему не на работе, Ленка? То день и ночь тебя с поля не согнать, то…
- Сейчас идем, - примирительно буркнул Никифор. - Идем, Павел Кириллович. Она по делу. За зерном.
- За каким зерном?
- А на ихний участок. Дам мешка два. Только, гляди, отдай но-честному.
- Чего отдать? - установился на Никифора председатель.
- Дяденька Никифор, - сказала Лена. - Ленька уголь не носит.
- Обожди. Не путай… Ты обещался зерно отдать?
- Какое зерно?
Вошла жена Никифора с прутом и, прижав пальцами прут примерно на середине, сказала:
- Вот сколько осталось.
- Обожди, мать. Что там есть - наше с тобой дело. А Ленка врет. Совесть у ней телята съели.
9
Вечером Лена, макая химический карандаш в лужицу воды, писала:
"Товарищ Дементьев.
Пишет вам ваша знакомая, Лена Зорина.
Товарищ Дементьев, вы соглашались, что норма высева у нас занижена и мы уговаривались, что наша бригада засеет в полтора раза больше нормы. А как дошло до дела, председатель уперся и не дает. Уже время сушить зерно, дни наступили погожие, а он не дает. Прошу вас самих приехать поскорее или написать построже, чтобы он не отрекался от своих слов.
Остаюсь ваша знакомая Зорина".
Лена вырезала из газеты конверт, заклеила письмо хлебом и только тут вспомнила, что домашний адрес агронома остался на подоконнике у Наталки.
Что же сделаешь! Придется посылать на райзо.
10
Потеплело. Солнце стало пригревать все сильней и сильней.
Мелкие лужи пересохли, и на их местах остались черные пятна. Грязь в колеях покрылась ломкой коркой. Гуси ходили вдоль деревни, растворив крылья, и сигналили, как автомобили. А ответа от Петра Михайловича не было. Из МТС приехали машины: тракторы тянули на буксире качку с железными бочками, культиватор, зеленый, похожий на железнодорожный вагончик на маленьких колесах; потом эти же тракторы тащили автомашины, и всю ночь в деревне стоял стук и грохот, и избы дрожали, как в лихорадке. К утру вся дорога была порезана гусеницами на ровные буханки, а лужи стали перламутровыми. Трактористы раскинули свое хозяйство у реки. Два молодых парня, в замасленных, словно кожаных, штанах, чумазые, нервные, похожие друг на друга, как братья, ходили по избам, знакомились с девчатами и тайком от механика меняли керосин на молоко.
Подходила пора сеять, а Дементьев все не приезжал и письма от него не было.
Казалось, Дементьев совсем забыл про все, что обещал на собрании. "А может, он на меня осерчал, - думала Лена, - из-за этого и не едет, не отвечает. Не настоящий он человек, если так. Эти дела путать вместе нельзя. Да. Не настоящий он человек".
Но на поле Лена не показывала и виду, что надежды ее не сбываются. Жалко было ребят. Ребята работали так, что счетовод не верил замерам тети Даши, а раза два сам выходил проверять, сколько раскидано навоза. Лена знала: стоит ей только задуматься, закручиниться - ребята все поймут и поостынут. И она через силу веселилась, посмеивалась, командовала, намекала на то, что послала в район письмо, делала вид, что знает что-то такое, чего никто другой не знает. Все, даже проницательная тетя Даша, верили ей! Чего же особенного, агроном все время около Ленки вздыхает.
Однажды, собираясь домой, Гриша помыл в луже сапоги и сказал:
- Ну, все теперь, дня через два сеять. Молодец у нас Ленка! Все сделает. Мы за ней, как за каменной стеной. Вот что значит свои люди в районе.
И они ушли. Ушли все, кроме Лены и тети Даши. Тетя Даша замеряла последние куски. Красное солнце уже дотронулось до земли.
- Ну, пойдем, стахановка, - подошла к Лене тетя Даша.
Лена сидела на камне и плакала.
- Ты с чего? Аль обидели? Не вышло ничего в районе?
Лена не отвечала.
- Вот, гляди-ка ты какая. Чего же ты мне раньше не сказала? Ну, ребятам нет, а мне бы могла сказать. Не реви. Не надо убиваться-то. Обожди, я с председателем поговорю. Может, и выйдет что-нибудь. Не один он хозяин. Мы - правление - тоже хозяева.