Роман ленинградского писателя Вильяма Козлова "Три версты с гаком" посвящен сегодняшним людям небольшого рабочего поселка средней полосы России, затерянного среди сосновых лесов и голубых озер. В поселок приезжает жить главный герои романа - молодой художник Артем Тимашев. Здесь он сталкивается с самыми разными людьми, здесь приходят к нему большая любовь.
Далеко от города живут герои романа, но в их судьбах, как в капле воды, отражаются все перемены, происходящие в стране.
Повесть "Я спешу за счастьем" впервые была издана в 1903 году и вызвала большой отклик у читателей и в прессе. Это повесть о первых послевоенных годах, о тех юношах и девушках, которые самоотверженно восстанавливали разрушенные врагом города и села. Это повесть о верной мужской дружбе и первой любви.
Содержание:
― ТРИ ВЕРСТЫ С ГАКОМ ― 1
Глава первая 1
Глава вторая 2
Глава третья 4
Глава четвертая 7
Глава пятая 9
Глава шестая 12
Глава седьмая 14
Глава восьмая 16
Глава девятая 19
Глава десятая 20
Глава одиннадцатая 23
Глава двенадцатая 25
Глава тринадцатая 28
Глава четырнадцатая 31
Глава пятнадцатая 34
Глава шестнадцатая 39
Глава семнадцатая 45
Глава восемнадцатая 48
Глава девятнадцатая 52
Глава двадцатая 54
― Я СПЕШУ ЗА СЧАСТЬЕМ ― 56
Вильям Козлов
― ТРИ ВЕРСТЫ С ГАКОМ ―
Глава первая
1
Умирал дед Андрей, как умирали в старину русские люди. До последнего дня копошился по хозяйству: залатал прохудившуюся изгородь, приколотил гвоздями отлетевшую от колодезной крышки ржавую петлю, чисто подмёл избу. Хотел сосновый чурбан расколоть, но, подержав топор в руках, положил на место. Понял, что не осилить. Сходил к соседке - бабке Фросе, попросил жарко истопить баньку. Попарился на жёлтом полке с берёзовым веником, умылся, обрядился в белье смертное - годов пять назад положенное в нижний ящик комода, - постриг ножницами длинную белую бороду и, улёгшись на резную дубовую кровать, велел соседской девчонке Машеньке, вертевшейся во дворе, позвать столяра.
Когда тот притопал в своих гулких кирзовых сапогах и остановился на пороге, моргая со света маленькими глазками, дед Андрей сказал:
- Сапоги - то небось железными подковами подбиты? Грохаешь, чисто танкетка какая… Старика раздражали громкие звуки, они тупой болью отдавались в давно онемевшем желудке и в висках.
- Что глаза - то таращишь? Подь сюда!
Столяр, его звали Петром, подошёл, - он уже, как и все в небольшом посёлке, знал, что дед Андрей собрался умирать, - и внимательно посмотрел на старика. Огромный, широкий в кости, дед вытянулся, как старый выжженный изнутри дуб. Заострённый бледный нос смотрел в потолок, на обтянутых скулах желтела сморщенная кожа, ясный сосредоточенный взгляд устремлён куда - то сквозь Петьку, будто дед Андрей видит нечто такое значительное и сверхъестественное, что пока ещё недоступно другим. И, глянув в эти ясные стариковские глаза, столяр не стал говорить то, что принято в таких случаях, дескать, не кручинься, дед Андрей, тебе ещё жить да жить… И невооружённым глазом было видно, что жить ему осталось в обрез.
- Достань тут у меня в головах кошель, - сказал дед Андрей. - Чудно, рука правая чевой - то не поднимается…
Петька достал из - под подушки потёртый кожаный бумажник. Дед Андрей даже головы не повернул, лишь немного глаза скосил в сторону.
- Таксу твою я знаю, - сказал он. - Возьми пятёрку, и чтоб к утру был готов… Красить не надоть. Худо у тебя получается. Жидковато. Олифы, думаю я, жалеешь.
- Краска - то в сельпо какая, Андрей Иваныч? - возразил столяр. - Густотёртая, высохшая вся…
Дед Андрей сглотнул слюну - видно было, как на тощей шее судорожно мотнулся из стороны в сторону кадык, - и на секунду прикрыл глаза. Левое веко заметно подёргивалось. Пётр, засунув пятёрку в карман, положил бумажник под подушку и на цыпочках направился к двери. Но старик, справившись с навалившейся на него болью, открыл глаза и продолжал:
- Красить не надоть… Внука жду я. Должон приехать на похороны. Он этот… художник. Шесть лет учился, шутка ли? Уж надо полагать, гроб - то как следует сумеет покрасить… Не чета тебе. Чевой - то не вижу я тебя, Пётр… Ушёл, что ли?
- Тут я, дядя Андрей, тут, - отозвался с порога столяр. - Кошелёк твой в головы положил, как было. А насчёт… - у него язык не повернулся сказать - гроба, - будет сделано. Все как полагается, из сосновых досок. В обиде не будешь… - Петька прикусил язык и поморщился: неладно как - то сказал!
- Чего ж она не идёт? - снова прикрыв глаза, совсем тихо сказал дед Андрей.
- Кто? - тоже почему - то шепотом спросил Пётр.
- Укол надо… Пойдёшь мимо, скажи, чтоб побыстрей… Язык небось у поселкового чешет с бабами…
Старик крепко зажмурил глаза, грудь его под выносившимся серым одеялом стала быстро подниматься и опускаться. Он дышал хрипло, со свистом.
- Дядя Андрей… - топтался на пороге Пётр. - Может, воды?
- Ступай, - тихо и внятно сказал старик.
2
После укола, как всегда, полегчало. Медсестра Варенька хотела ткнуть шприцем в ягодицу, но нынче Андрей Иванович не смог самостоятельно перевернуться на спину.
И хотя он высох в щепку, Вареньке тоже не удалось сдвинуть его с места. Старик вдруг потяжелел. Скосив побелевший от лютой боли глаз, он выдавил из себя:
- Коли куда хошь, задница и так вся в дырках, как решето.
Сложив свои блестящие побрякушки в никелированную коробку, Варенька, мельком взглянув в тусклое, засиженное мухами зеркало и поправив светлую вьющуюся прядь, ушла. Ушла и боль. Андрей Иванович наизусть знал весь её путь: от горла вниз по пищеводу в верхнюю часть желудка, оттуда боль скатывалась в пах и потом, угасая и рассеиваясь, долго путешествовала по кишкам. Когда боль уходила, потолок переставал струиться и куда - то бежать, будто вьюжная позёмка, и из зеленого снова становился белым, с тёмными подпалинами по углам.
Старик, все так же вытянувшись, лежал и смотрел в потолок. Он знал, что сегодня умрёт, и терпеливо ждал своего часа. Он знал, что умрёт, когда вернулся домой после операции, хотя ему никто не сказал, что после вскрытия обнаружили запущенный рак и снова зашили. Давно он носил под левым подреберьем эту тяжёлую, как слиток руды, боль. И после операции она осталась все там же, в левом подреберье. Постепенно боль расползалась вширь и вглубь. Последние две недели он почти ничего не ел, а если и пытался что проглотить, то из этого ничего не получалось. Правда, ему уже давно есть не хотелось.
Смерти он не боялся. Ни сейчас, ни раньше. Три войны за плечами: японская, первая мировая и вторая. Кресты, ордена и медали лежат в комоде в жестяной банке из - под монпансье. Когда - то была большая семья, одних детей семеро. Кто в малые годы умер, трое сыновей с войны не вернулись. Похоронные лежат в этой же банке, где и боевые награды. Старуха умерла сразу после войны. Дочь попала под поезд. От дочери остался мальчонка. Дед Андрей помнит его: толстенький такой, черноволосенький, нос пуговкой. Бывало, вернувшись с переезда, Андрей Иванович ложился на эту самую дубовую кровать, сажал мальчонку на свою широкую грудь и забавлялся. Какую же песню пел?.. "Трын - трава, Захаровна, крупы драла трын - трава…" Первое время дочка с мужем и сыном жили вместе с ним. Артемка - то, так звали единственного внука Андрея Ивановича, вот по этим половицам впервые затопал некрепкими ножонками… А потом уехали на Урал. И ещё куда - то дальше. Зять - то не любил долго на одном месте сидеть. Может быть, поменьше бы по свету мотался, и дочка была бы жива. Во время очередного переезда и угодила она под колеса… И больше не видел он своего внука. Зять женился во второй раз и уехал в Хабаровск. Одно письмо прислал и замолк. Что с него возьмёшь - чужой человек. Видно, и Артемка забыл деда…
Но Андрей Иванович не сердился ни на зятя, ни на внука. Он прожил долгую трудную жизнь и не винил никого. У зятя новая семья, да и потом дорога немалая, шутка ли, живёт на краю земли.
Так уж получилось, что на старости лет остался один. И вот, когда смерть постучалась в окошко, он решил во что бы то ни стало разыскать Артемку. Сколько ему сейчас? Лет тридцать, не меньше. И разыскал. Спасибо, помогли добрые люди. Нюшка Сироткина, дочка Елизарихи, она на почте работает, по старому хабаровскому адресу каким - то образом разыскала Артёма Ивановича Тимашева в Ленинграде. Жил он на Литейном проспекте. Туда и послали ему телеграмму, что его родной дед Андрей Иванович Абрамов при смерти, необходимо прибыть по делам наследства.