- И правильно делает! - обидчиво возразила Донникову Людмила Савельевна. - Это только наши мужчины с сорока лет в деды записываются, а… Кстати, когда мы плыли на "Пушкине" вокруг Европы, Серж, ты помнишь, как все удивлялись на одного… ну, которого мы за академика приняли?
- Помню, - лениво поддакнул разомлевший от хмельной сытости Бабинцев. И неожиданно рассмеялся.
- Ты что?
- Да ведь мы тогда чуть ли не дьякона из Костромы произвели в академики! А вообще Тимофей Григорьевич прав: хорошо - что натурально. А из всех танцующих, по-моему, вон только та пара действительно танцует, а большинство - два притопа, три прихлопа, вот тебе и вся Европа.
Михаил тоже давно уже обратил внимание на пару, которую похвалил инженер Бабинцев: он - выше среднего роста светлоглазый блондин, по виду ровесник Михаилу, она - тоже белокурая, легкая и гибкая девушка возраста, по сути, еще "десятиклассного", но из тех, что по не утраченной еще наивности стремятся выглядеть старше своих лет. И искушеннее.
Михаил и сам не сумел бы объяснить - почему, но чуть ли не с первого взгляда он почувствовал к этой показательно станцованной паре и особенно к "нему" что-то вроде неприязни. И когда после очередного выхода на танцевальный пятачок молодые люди проходили мимо их столика и Людмила Савельевна произнесла нарочито громко: "Вот кому действительно можно позавидовать!" - Михаил добавил также прицельно:
- Да, классический молодец среди овец!
И тут же получил ответный щелчок. Танцор ответил не задумываясь, как будто только и ждал такого выпада в свой адрес:
- И среди кудрявых баранов - тоже!
Реплика прозвучала хлестко. Но еще обиднее показался Михаилу смех девушки и ее взгляд, обращенный в его сторону, который на словах, очевидно, прозвучал бы так:
"Что, выкусил, кудрявый баран?"
- Ты, Михаил Иванович, с этим хлюстом лучше не связывайся, - осторожно хохотнув, сказал Михаилу Донников. - Это, брат, парень длинный: сынок Леонтия Пристроева, кажись, еще от первой жены. И в Москве учится. На дипломата будто бы.
- Подумаешь! - сказал Михаил.
- Думай не думай, а когда к нашим нефтяникам приезжали иностранные специалисты - опыт на опыт менять, так этот самый Павлик Пристроев сопровождал их по всем объектам. А по-английски тарахтит не хуже любого лорда!
- Да, такое возможно только в нашей стране! - не сказала, продекламировала Людмила Савельевна. - Прямо на глазах совершается чудо. Ведь когда мы с мужем перевелись сюда из Сочи - Сергей Антонович там возводил правительственный санаторий, - я просто в ужас пришла: осень, грязь непролазная, бараки! И вот - пожалуйста: оркестр, твист, шницель по-министерски! Абсолютно столичный антураж!
Однако Михаилу Громову после мимолетной перепалки с Павликом Пристроевым "столичный антураж" разонравился. И когда чернявый дирижер затянул под густо томительные звуки джаза модную песенку с припевом "Мы с тобой два берега у одной реки" и Людмила Савельевна, приспустив ресницы и покачивая в такт музыке головой, проворковала: "Какие слова!" - Михаил высказал иное мнение:
- Слова, может быть, и красивенькие, да звучат не по-русски.
- Ну, Миша! Как вы можете?
- Мне кажется, нельзя сказать: мы с тобой два берега у одной Волги.
- А, поэтам все дозволено! - примирительно сказал Бабинцев. - Даже великий Пушкин писал "сткло" и "музы́ка".
Вторая встреча Михаила с запомнившейся ему парочкой произошла уже в преддверии осени, совсем в иной обстановке и при обстоятельствах, которые в милицейском протоколе были описаны так:
"…После чего вышеозначенный Г. Н. Крутиков допустил нецензурную брань, а также нанес П. Л. Пристроеву оскорбление действием…"
А произошло это "оскорбление действием" у речного вокзала, к дебаркадеру которого только что пришвартовался пассажирский теплоход "Добрыня Никитич", следующий рейсом Новороссийск - Москва.
В этот поздний, по-августовски темный вечер Михаил Громов и еще два комсомольца из добровольной дружины несли охрану общественного порядка на Нижней набережной; там вечерами бывало довольно людно и не всегда благопристойно, особенно вблизи речного вокзала, где до одиннадцати часов успешно перевыполняли план пивной бар, ресторан и даже - чем не культура! - коктейль-холл, заведение, которое местные остряки переименовали в "Ершовку".
Поспешивших на скандальный шум дружинников не так возмутило, как удивило зрелище, представшее их глазам: у мостков, ведущих на дебаркадер, в присутствии многочисленных зрителей мелкорослый и щупловатый на вид, но верткий, как трясогузка, паренек в затертой спецовке ожесточенно наскакивал на молодого человека, который был на голову выше его, да и по фигуре - куда массивнее. За поединком с живейшей заинтересованностью следил коренастый старичок, с лицом гладким и розовым, как у невесты, обрамленным аккуратной бородкой. Он, как рефери на ринге, забегал то с одной, то с другой стороны, изредка выкрикивая одну и ту же, по сути, одобрительно звучащую фразу:
- Ай, как нехорошо, ребятушки! Ай, нехорошо!
К чести многочисленных зрителей, видимо пассажиров с теплохода, нужно сказать, что почти у всех драка вызывала возмущение, а симпатии большинства были на стороне неловко и пассивно оборонявшегося. Об этом можно было судить по возмущенным возгласам:
- Безобразие!
- Он же его изувечит, этот стервец!
- Боже мой, боже мой, где же милиция?
Как водится, не обошлось и без обобщений.
- Вот она - наша хваленая молодежь! - иронически пробасил сам еще не старый, но досрочно посолидневший деятель, облаченный в зеброцветную пижаму и апостольские босоножки.
Когда Михаил без особых усилий утихомирил охваченного бойцовским азартом щуплого паренька, он не без удивления распознал в жертве - на левой скуле пострадавшего красовалась "блямба" - Павлика Пристроева, а в плачущей рядом с Павликом девушке - его партнершу по танцам.
Конечно, доведись, и сам Михаил в разговоре осудил бы такое "оскорбление действием", но в этом конкретном случае первое чувство, которое он испытал, если выразить его словами, прозвучало бы так:
"Ничего, ничего, вперед не будешь задаваться, шаркун ресторанный!"
2
На пристанском милицейском пункте, куда был доставлен только один из участников драки - Павлик Пристроев отбыл на теплоходе в Москву - и несколько свидетелей, выяснилось, что механик с буровой вышки "Подарочная" (сверх плана был запущен бурильный агрегат) Григорий Николаевич Крутиков учинил драку со студентом Павлом Леонтьевичем Пристроевым из-за того, что тот обозвал его мародером.
- Да, было такое надругательство! - услужливо подтвердил розоволицый старичок.
Причиной же столь неуместного и оскорбительного для рабочего человека слова послужило то, что Крутиков, по его собственному признанию, "подмолачивал на багажишке", чем уже само по себе нарушал какое-то узаконение. А когда он запросил с Павлика за доставку двух чемоданов от автобусной остановки до дебаркадера два рубля…
- Да-а, дороговато, дороговато вы, Крутиков, цените свою добровольную услугу, - сказал, явно красуясь служебной обстоятельностью, на диво подтянутый и обрамленный бачками старшина милиции.
- Они здесь совсем распоясались! - возмущенно воскликнула защищавшая интересы "потерпевшего" подруга Павлика Пристроева, которая, как тут же выяснилось, оказалась дочерью заметного в городке товарища, руководителя "Сельхозтехники" Кузьмы Петровича Добродеева.
И комсомолкой!
И вообще - девушкой, заслуживающей внимания.
Но все это Михаил Громов выяснил значительно позднее, а здесь…
- Ты и сама-то, видать, из-за пятака на рубль копоти напустишь! - презрительно сказал Крутиков, даже не взглянув на свидетельницу.
- Я с нахалом не хочу разговаривать! - тоже не поворачиваясь к собеседнику, отпарировала девушка.
"А девчонка-то с характером", - отметил про себя Михаил.
- Тогда катись отсюда, пока…
- Товарищ Крутиков, - начальственно прервал перепалку старшина. - Попрошу вести себя соответственно!
- Вот именно: как говорится, будьте взаимно вежливы! - кстати припомнил воззвание из парикмахерской старичок.
После того как был оформлен протокол, разошлись свидетели и был отпущен "до выяснения" злостный нарушитель общественного порядка, Катюша Добродеева, доселе державшаяся наступательно, неожиданно проявила малодушие. И когда старшина обратился к ней не без галантности - ведь каждый молодой человек, даже облеченный властью и облаченный в мундир, подвержен чисто мужским слабостям: "А вас, товарищ Добродеева, мы известим особо, - хорошо прозвучало слово "особо", - а пока разрешите пожелать вам спокойной ночи!" - "Благодарю вас!" - тоже благосклонно отозвалась девушка и направилась к выходу. Но на полпути задержалась.
- А если этот Крутиков… ведь такие типы на все способны.
- Ерунда! - ответил Катюше вместо дежурного Михаил. - Во-первых, Крутиков - не тип…
- А во-вторых, - прервал Михаила дежурный, - вам, товарищ Громов, будет поручение: проводить товарища Добродееву до ее местожительства. Вот так!
Власть есть власть.