Вот попал. Совершенно не помню, кто это такой. Слева от этого портрета изображен баснописец Иван Андреевич Крылов в сюртуке с Анненской звездой на правой стороне груди. Кто же это? Манера письма одного художника. И не ошибусь, если скажу, что это портреты работы Карла Брюллова. У кого же были такие жесткие и непокорные волосы, зачесываемые на правую сторону? Кто был всегда таким серьезным, даже печальным в конце тридцатых годов девятнадцатого века? Кому не особенно везло в искусстве? Да, пожалуй, только Глинке Михаил Ивановичу с оперой "Иван Сусанин".
– Это Михаил Иванович Глинка, автор известных опер "Иван Сусанин" и "Руслан и Людмила", – отчеканил я.
Попадание! Нина прочитала подпись и сказала:
– Вот здорово! Вы искусствовед? Пушкинист?
– К сожалению – нет, – сказал я, – я просто читатель, которому нравится Александр Пушкин и его современники, а эту книгу я смотрел раз, наверное, десять и кое-что из нее запомнил.
В это время хозяйка позвала всех к столу, и мы с Ниной сели рядышком посредине стола. Я был своим в этом доме и не требовал какого-то особенного отношения к себе, поэтому я и взял на себя руководство левым флангом стола.
Когда подошло мое время, я встал и предложил тост за тех, кто в море и в дозоре. Нина посмотрела на меня и тихо спросила, имею ли отношение к тем, кто в море и в дозоре. Я ответил, что имею непосредственное отношение, так как мы с хозяином дома вместе служили на границе и уволились в запас почти одновременно, с разницей в один год.
– Так Вы офицер-пограничник? – задумчиво спросила Нина. – И хозяин дома тоже? Боже, как я вас всех ненавижу, – сказала она и в ее глазах заблестели слезы.
Я видел, что нужно срочно что-то делать, иначе Нина разразится слезами и испортит праздничное настроение гостям и хозяевам.
Взяв ее за локоть, я твердо сказал, – пойдемте, – и увел ее в детскую комнату, стараясь не привлекать внимание гостей.
Детская комната – это комната старшего сына моего друга, который был призван в армию на два года после окончания политехнического института.
Посадив Нину на кровать, я сел напротив ее на стул и сказал:
– Рассказывайте!
Немного поплакав и, вытерев глаза моим платком, Нина начала свой рассказ.
– Я два года прослужила в пограничной службе ФСБ по контракту. Все было хорошо, пока ко мне не стал приставать один старший офицер. Я понимаю, если бы это просто ухаживание, как между нормальными мужчинами и женщинами. Начались скользкие намеки и предложения недостойного характера. Я сама дочь офицера и знаю, что такое офицерская порядочность. Мой папа был образцом в этом. Может, где-то и что-то было не так, но в отношении любой женщины он не сделал ничего предосудительного. Я, как могла, старалась уходить от общения с этим офицером. Но один раз вечером он застал меня одну на рабочем месте и полез целоваться, пытаясь сразу поднять подол форменного платья, как будто я какая-то проститутка. Мои попытки вырваться результата не давали, и мне пришлось вцепиться ногтями в его физиономию. Боже, какими только словами меня не обзывал этот защитничек Отечества в зеленой фуражке и майорских погонах. О происшедшем я доложила, как положено, по команде докладной запиской. Меня вызвал начальник управления в звании генерал-майора и сказал:
– Ваше заявление рассматриваться не будет, так как у Вас нет свидетелей. Вы клевещете на достойного офицера и хорошего семьянина. А раз свидетелей нет, то и инцидента нет.
Какой правды можно добиться военнослужащему-женщине в звании младшего сержанта? Были бы старые времена, мой отец вызвал бы этого офицера на дуэль и пристрелил бы как собаку. Как бы то ни было, а дуэли обеспечивали естественный отбор офицеров и проявления быдла в этой среде были большой редкостью.
Мой отец и сейчас служит. С его помощью мне удалось перевестись в другую часть, где меня сразу окружили "вниманием" и докладными записками о моем недобросовестном отношении к исполнению служебных обязанностей. Как я ни старалась удержаться на службе, меня уволили "за нарушение контракта". За что? Разве можно так поступать с человеком?
Я всегда думала, что в пограничных войсках служат самые культурные и самые порядочные офицеры. Мне пришлось с родителями поездить по гарнизонам, и я не понаслышке знаю, как живут и служат офицеры, в том числе и пограничники. И вот я оказалась в Москве, куда собирают самых лучших военнослужащих со всей границы. Погранвойска снова передали в органы КГБ, то есть ФСБ. От всех этих перестроек пограничники стали только хуже.
Я знаю, что не я одна подвергалась сексуальным домогательствам со стороны офицеров. Другие девчонки точно так же не добились никакой справедливости. А от того, о чем рассказывают армейские девчонки, волосы дыбом встают. Там такое творится, что дедовщина по сравнению с этим кажется цветочками. Сколько женских жизней загубила эта служба. И женщина до сих пор остается самым беззащитным человеком в армии. Депутаты думские презервативы рекламируют, а судьбу женщин-защитников Отечества в упор не видят. В США, не дай Бог, кто-то косо посмотрит на женщину-военнослужащую, так его сразу убирают из армии или отдают под суд, а нас рассматривают как потенциальный резерв шлюх для офицерских борделей или любовниц для высшего командного состава. Одно только то, что нас всех называют "маруськами", уже говорит об отношении к женщинам в армии и в пограничной службе.
Нина всхлипнула и замолчала.
Что я мог сказать? Чем мог утешить? Женщины в российской армии и пограничной службе ФСБ не защищены никакими законами от сексуальных домогательств и при возникновении этих ситуаций из них делают виновников морального разложения военнослужащих.
Я помню, как в застойные годы, когда приезжала инспекторская проверка, командование части отряжало жен офицеров для обслуживания комиссии в столовой в качестве официанток. Инженеры, артисты, преподаватели в передничках с подносиками разносили первое и второе по столам комиссии под взгляды офицеров-проверяльщиков. Моя жена категорически отказалась быть официанткой. Сколько же упреков я выслушал от командования части. Но жену свою стал уважать намного больше.
Есть у нас в России жена Верховного Главнокомандующего, которая занимается благотворительностью, детскими садами, библиотеками. Для пиара это очень хорошо. В традициях русской армии всегда было внимание жен командиров к нуждам подчиненных офицеров и как командиры чувствовали себя неловко от того, что они не внимательны к нуждам офицеров и их семей. В разломанной России все не так. И жене Верховного Главнокомандующего дела нет и не будет до каких-то там "марусек". Все кончится полушуткой: "давайте пароли и явки, и мы примем меры". Не пароли я явки нужны, а система мер по защите прав военнослужащих, и в первую очередь – военнослужащих-женщин.
Действительно, умом Россию не понять и аршином общим не измерить. Пока мы вернемся к правам человека, у нас снова будет 6-я статья Конституции, а в армии всем будут заправлять политработники, которые на партийных собраниях будут разбирать персональные дела офицеров и военнослужащих других категорий – членов партии.
– Ты знаешь, Нина, мне стыдно перед тобой за то, что я бывший пограничник и не смог вступиться за твою честь. И больше некому вступиться за честь твоих подруг. Измельчали офицеры. В старых частях еще поддерживаются традиции, а повсеместно – так же, как и по всей России. Пойдем за стол, а то хозяева подумают что-то неладное.
Есть у одной организации девиз: "Отечество. Доблесть. Честь". Но эта организация небольшая и о ее деятельности мало кто знает. А надо, чтобы этот девиз принадлежал всем Вооруженным Силам России и выполнялся неукоснительно.
Ух, ты какая!
Я каждый день не перестаю восхищаться женщинами. Вероятно, это болезнь, но доброкачественная.
Кто сможет за пять-десять минут соорудить из ничего завтрак или званый ужин, а из каких-то тряпок платье, которое могут надевать только королевы?
Женщину можно задавить физически или морально, но победить ее нельзя. В этом я убедился, но не на своем опыте, а на чужом: я же не идиот, чтобы ставить эксперименты на себе.
Есть у меня хорошие друзья, Нинка и Толик. Вместе учились в институте, вместе поступили работать на завод. Вместе оттуда ушли, а сейчас помогаем друг другу в бизнесе. Бизнес у нас немного разный, но пути-дорожки друг другу не перебегаем, и это обстоятельство сохраняет наши личные отношения на уровне студенческих времен.
Времена идут, и Нинка превратилась в Нину Ивановну, и Толик – в Анатолия Ивановича, и стало видно, что по отчествам они как брат и сестра, и фамилия на сегодня общая, но суть не в этом.
Что-то не заладилось у них в семье. Кто виноват, точно не скажу, даже из мужской солидарности. Но то, что Толик стал охладевать к Нинке, это точно. Кобель он и есть кобель. Сам такой, поэтому бы друга и не осуждал, если бы не Нинка. Я у них свидетелем на свадьбе был и теперь, выходит, снова являюсь свидетелем, как их счастье рушится.
Одна из ссор произошла при мне. Толик кричит Нинке – ты постарела, за собой не следишь, да на тебя никто не засмотрится, а я мол, красавец такой и ни вправо, ни влево посмотреть не могу? Нинка на него – на себя посмотри, думаешь, ты со своим животом бабам нужен? Они думают, если у тебя живот большой, то и бумажник такого же размера? Как бы не так!
Смотрю, дело далеко заходит. Хотел выступить третейским судьей по этому вопросу, так чуть было иммунитета старого друга не лишился.
Нинка кричит, да я сейчас оденусь, да как пойду на улицу, и на твоих глазах подцеплю самого что ни на есть раскрасавца, вот тогда зубами и пощелкаешь.
А Толик ей – ты? Да хоть как одевайся, кто на тебя посмотрит?