- Погодите, будет и больше. Он отличный офицер, служить охотник и пойдет далеко.
- Статься может, батюшка! Да ведь это еще буки.
- Я уверен, что и теперь любая невеста в нашем городе за него пойдет.
- Любая не любая, а может быть и найдутся охотницы. Ведь дураков и дур везде много, Николай Иванович! Их не орут, не сеют - сами родятся.
- Знаете ли что? - продолжал Холмин вполголоса. - Я иногда думаю - что, если б вышла за него ваша Варвара Николаевна?
- Что, что, батюшка?
- То-то была бы парочка!
- Эх, Николай Иванович, охота тебе такой вздор говорить!
- Почему же вздор? Он не богат, зато у вас прекрасное состояние.
- Что ты, что ты? Перекрестись, батюшка! Тридцать душ!.. Да этак всякий однодворец жених моей падчерицы.
- Так, Анна Степановна, так, не спорю: по состоянию Тонский не жених Вареньке; но если б он успел ей понравиться...
- Что? Понравиться?.. Без моего ведома?.. Да если б она смела подумать об этом! Если б только заикнулась! Да сохрани ее, Господи! Да разве она может выступить из моей воли? Разве не я ее опекунша? Да хоть бы за нее вся родня вступилась! Да хоть бы сам покойник встал из гроба!..
- Ну, полноте, матушка, полноте, не сердитесь! Ведь это один только разговор.
- Добро бы еще он был в чинах - четвертого или пятого класса; а то простой офицерик, нищий... Да чему же ты смеешься, батюшка?
- А тому, что мне удалось вас рассердить. Эх, матушка, Анна Степановна, ну как вы могли подумать, чтоб я стал сватать не шутя вашу Вареньку, мою крестную дочь, за какого-нибудь гусарского поручика с тридцатью ревизскими душами, потому только, что он умен, молодец собою и добрый малый?
- Ну то-то же, мой отец! А то было я совсем перепугалась. Да и я дура: как будто бы не знаю, что ты всегда подшучиваешь. А мне бы надобно с тобой о серьезном поговорить, батюшка, да вот видишь ты какой - опять начнешь балагурить! Варенька, что ты, мой друг, иль забыла, что мы сегодня с визитами едем! Поди, матушка, надень свое гриделеневое платье... Ну, что стоишь? Ступай, сударыня!.. Теперь, Николай Иванович, поговорим-ка о деле.
- Поговоримте, Анна Степановна.
- Ох, дети, дети! - продолжала хозяйка, смотря вслед за уходящей Варенькой. - Сколько с ними горя и хлопот! Вот говорят, мачехи не заботятся о своих падчерицах: неправда, мой отец! Видит Господь Бог, - только и думаю о том, как бы пристроить Вареньку. Ты человек умный, батюшка, - посоветуй мне; что ты, родной мой, скажешь, так тому и быть.
- Даже и тогда, Анна Степановна, когда мой совет будет не согласен с вашей волею?
- И, батюшка! Да разве у меня есть какая-нибудь воля? Что скажут добрые люди, то и делаю. Вот изволишь видеть: твоя крестная дочка уж на возрасте.
- А что, разве вы хотите ее выдать замуж?
- Пора, мой отец. Ведь уж ей скоро семнадцать лет.
- Да это что еще за года, Анна Степановна!
- Полно, полно, Николай Иванович! Я сама по четырнадцатому году за первого мужа вышла замуж - так что тут говорить! Да и не об этом речь.
- А что, разве кто-нибудь сватается?
- Кто-нибудь! - повторила с гордой улыбкой хозяйка. - Нет, батюшка, - продолжала она, поправляя свой чепец, - женишки-то давно уже около нас увиваются, и в старину бы мне от свах отбою не было. Вот теперь дело другое: за это ремесло взялись наши сестры дворянки. Да полно, лучше ли? Бывало от свахи узнаешь всю подноготную, отберешь все до копеечки и коли заметишь, что она начала лисой лисить да переминаться, так ее, голубушку мою, в три шеи со двора долой: ведь дело-то было торговое. А теперь, прошу покорно: сама губернаторша приедет сватать; с ней много говорить не станешь, - верь на честное слово. "У такого-де, сударыня, тысяча душ, да столько-то доходу, да то, да се". А попробуй сказать: "Нельзя ли матушка, ваше превосходительство, документики сообщить?" - так пойдут истории, претензии, расстанешься навсегда домами, и нашей сестре, беззащитной вдове, от этой губернаторши и всех ее прихвостниц житья не будет.
- А что, разве губернаторша делала вам предложение?
- Вот то-то и есть, батюшка! Она говорила мне о своем племяннике.
- Об Иване Степановиче Вельском?
- Да, Николай Иванович! Я уж давно заметила, что этот отставной камер-юнкер имеет виды на мою Вареньку. Конечно, он человек порядочный, - с лишком тысяча душ, прекрасный дом, отличная услуга, музыка, - все это хорошо; да вот о чем его тетушка не рассудила со мной распространиться: говорят, что у него до пятисот тысяч рублей долгу, так это почти все равно, что он ничего не имеет.
- Следовательно, вы ему отказали?
- Уж тотчас и отказать! Погоди, батюшка; пусть посватается порядком. Ведь его тетушка стороной только мне об этом намекала. Вот как он сделает формальное предложение и весь город будет знать, что он ищет в Вареньке, так успею еще и тогда. Небольшая беда, если станут говорить, что у нее много женихов было.
- Так какого же, матушка, вы просите у меня совета?
- А вот постой, мой отец: это еще один жених.
- А кто ж другой?
- Алексей Андреевич Зорин.
- Председатель гражданской палаты?
- Да, батюшка.
- Пожилой вдовец...
- Да, батюшка.
- С большой семьей...
- Так что ж?
- Да кстати ли ему свататься за Вареньку? Она ему в меньшие дочери годится.
- Это ничего, Николай Иванович! И мой покойник был вдвое меня старее. Да вот что худо: ведь у него наследственного имения нет, а все благоприобретенное куплено на имя покойной жены; так он из него только и может взять законную седьмую часть, то есть много-много душ сто. Конечно, он человек умный, - нажил бы еще; да времена-то не те, батюшка: ко всему придираются! Судья возьмет по дружбе какой-нибудь подарочек, а его назовут взяточником. Не бери ничем: ни деньгами, ни натурой; да этак скоро вовсе служить нельзя будет!
- И, матушка Анна Степановна, ну что Господа Бога гневить! И теперь еще так-то себе деревеньки и домики наживают, что на поди!
- Да, небось, ты скопил именьице? Шесть лет был дворянским предводителем, сколько раз заседал в рекрутском присутствии - а что нажил?
- Да покамест честное имя, Анна Степановна.
- Честное имя! Да ведь честное имя доходу не дает; его ни продать, ни в опекунский совет заложить нельзя; так с ним далеко не уедешь. А сверх того, вы все честные люди - гордецы, а гордым Бог противится... Ну, что ухмыляешься?
- Радуюсь, матушка Анна Степановна, что вы так хорошо знаете и так ловко толкуете священное писание.
- Да что об этом говорить! Всякий молодец на свой образец. Скажи-ка лучше, что мне делать? Я сама вижу, что Зорин не жених Вареньке.
- Так откажите ему.
- А про мое тяжебное дело-то, батюшка, ты, верно, забыл?
- Нет, помню. Так что ж?
- А то, что коли испортят его здесь в палате, так еще Бог весть, поправишь ли в Москве. Нет, мой отец, успею ему отказать и тогда, как дело будет решено в мою пользу.
- Ну вот уж два жениха забраковано. Нет ли еще третьего?
- Есть, Николай Иванович, есть женишок! Да и дело-то почти совсем слажено.
- Вот что! Как же мне Варенька ничего об этом не намекнула?
- Да она еще сама не знает.
- Право? Так вы заранее уверены, что этот жених ей понравится?
- Как ему не понравиться, батюшка? Ведь у него - легко вымолвить - четыре тысячи душ.
- Четыре тысячи? Так это...
- Князь Владимир Иванович Верхоглядов. Что, батюшка, каков женишок?
- Да хорошо ли вы знаете этого человека?
- Я знаю, батюшка, наверное, что у него четыре тысячи душ и ни копейки долгу.
- Конечно, после этого и говорить нечего. Вот если бы у него не было ста тысяч в год доходу...
- Полтораста, батюшка.
- Неужели?.. Смотри, пожалуй! Так что ж это говорят, будто он самый пустой человек; будто у него нет никаких правил; будто он на словах сумасшедший либерал, а на деле трех-бунчужный паша; будто он толкует беспрестанно о потребности века, о вышних взглядах, о правах человечества... и разоряет своих крестьян; будто у него давно уже ум за разум зашел и что, рано или поздно, ему не миновать опеки?
- И, что ты, мой отец! Да разве отдают под опеку людей, у которых полтораста тысяч в год доходу и ни копейки долгу?
- Вот то-то и есть. Говорят также, что будто бы у него такой причудливый и скверный характер, что с ним ужиться нет никакой возможности.
- Вздор, батюшка, вздор! То же самое говорили и про моего покойника; да ведь жили же мы кое-как? Ну, конечно, как без того: бывало, пошумим, погрыземся, а все-таки он, дай Бог ему царство небесное, сделает, так сделает по-моему. Нравный муж не беда, мой отец; лишь только не поддавайся да кричи громче его, так все пойдет своим чередом.
- Правда, Анна Степановна, правда; это самый лучший способ жить в ладу с мужем. Дурака запугаешь, умному надоешь, так и тот и другой будут поневоле делать все, что жена захочет. Да Варенька-то, кажется, у нас не такого характера: она уступчива, добра, самого кроткого нрава...
- Переменится, мой отец, переменится. Ведь нужда чему ни научит!
- Конечно, Анна Степановна, конечно. Да и материнские ваши советы, быть может, на нее подействуют. Так это дело кончено; племяннику губернаторши Вельскому...
- Я ничего решительного не сказала; однако же, признаюсь, надеждою польстила.
- Председателю палаты Зорину...
- Его поневоле приголубливаю, батюшка, вот так изредка намеки делаю, обиняки говорю.
- А князю Владимиру Ивановичу Верхоглядову?
- И ему еще формального слова не давала.