В комнату вошла бабушка.
– Он с ума сошел, – пожаловалась мама. – Хочет заколотить кладовку.
– Да, хочу. И не спорь. – Настроение у папы начинало портиться: он пытался плотно закрыть дверь, но что-то мешало.
– Ничего страшного, – промолвила бабушка. Ее губы тронула едва заметная улыбка. – Раскладушка может стоять у стены.
– Но банки? – в растерянности спросила мама. Похоже, она не была готова так быстро лишиться союзника.
– Банки? Наверное, краска в них давно засохла, – сковырнув крышку, бабушка надавила пальцем на засохшую краску. – Конечно, засохла, их можно выбросить, – и ушла.
А у папы дела не клеились. Злой рок тяготел над этой кладовкой. Или, быть может, сопротивлялся и упирался рогом из последних сил Бабай, который верой и правдой служил маме и бабушке во время моих кормлений.
– Разве ты что-нибудь умеешь? Даже гвоздь не можешь забить, – кольнула мама. Основную позицию она сдала, решила отыграться на флангах.
– Что ж такое, в самом деле? Зар-раза... – пыхтел папа.
Раскрасневшись, он давил на дверь плечом, раскрывал и снова хлопал – все безуспешно. Отдуваясь, наконец, прекратил потуги и опустил руки. Наморщив лоб, с тоской взглянул на меня: мол, сам видишь – не получается.
Я присел на корточки.
– Па, здесь косточка, – мой указательный палец отодрал засохшую персиковую косточку, каким-то образом попавшую в щель.
Папа смутился. Попробовал, закрывается ли злополучная дверь. Да, все нормально.
– Видишь, Игорь – на все руки мастер, – поддела мама напоследок.
Но папа, воодушевленный, не обратил на это никакого внимания: молоток в его руке лупил по шляпке, со стен осыпалась штукатурка, с потолка – мел, а гвоздь все глубже входил в дерево.
2
Изучив дома новенький ранец, еще крепко пахнущий кожей, я вышел во двор.
– Ага, меня приняли в школу, – с радостным криком помчался к Аллочке. – Принимала сама директор. Очень приятная женщина.
– Зато у меня новая прическа, мне тетя Даша сделала, – Аллочка пригладила челку. – Тетя Даша сказала, что на мой день рождения проколет мне уши и подарит сережки с голубыми камешками. Под мои голубенькие глазки, понял? Ух ты-ы, махаон...
На белый зонтик кашки села огромная бабочка. Мы замерли, боясь шевельнуться. Аллочка сделала осторожный шажок. Я – следом. Две тени, замирая, приближались к этому заморскому чуду с переливчатыми кругами на крыльях. Под моей подошвой что-то треснуло.
– Тише ты, медведь.
Бабочка вдруг свела крылья, превратившись в черную бумажку. Через мгновение вспорхнула. Мы – за нею. Пожалуйста, не улетай!.. Но, недолго покружив над цветком, бабочка улетела.
– А у меня – новый мяч!
Аллочка вбежала в дом и вскоре появилась с мячом.
– А тебе не дам! На золотом крыльце сидели царь-царевич, король-королевич... – ударяла она по мячу.
Полосатый упругий, он звонко отскакивал от земли. Как будто мне назло. А мой синий порвался – у забора лежит одна его половинка с дождевой водой внутри.
Подскочив, я выхватил мяч.
– Отдай! Я маме пожалуюсь!
– Не-а.
Со всей силы я швырнул мяч и застыл, провожая его взглядом, – он летел над забором во владения бабы Маруси. Подбежав к забору, мы стали заглядывать в щели. Вон он, в траве, возле вскопанных грядок. Там зловеще темнела и будка Полкана.
– Надо маму позвать, – предложила Аллочка.
– Не надо, – я шагнул к калитке.
– А ты не боишься?
– Не-а, – сердце мое бешено колотилось.
Скрипнула калитка. Мгновение нерешительности. Шажок – все, Рубикон перейден. Подбежав, я схватил заветный мяч и... увидел несущегося на меня черного монстра. Со всех ног я ринулся наутек. Добежал до калитки. "А-ав!"
Вылетев из калитки, остановился. Посмотрел на ногу возле края шортов – там краснели три дырочки, из которых потекли тоненькие струйки крови.
– Ма-а-ма-а!
Передо мною вдруг появилась тетя Валя. Глянула на мою ногу и, не сказав ни слова, подхватила меня на руки и понесла. За нами семенила перепуганная Аллочка.
– Что?! Что случилось?! – переполошилась мама, когда тетя Валя опустила меня дома на пол.
На крик выбежали папа и бабушка.
– Лена, успокойся, – стала утешать маму тетя Валя. – Видишь, не глубоко.
– Семен, неси перекись и зеленку! Может, вызвать "скорую"?
Мама вытерла ваткой кровь, смазала ранку перекисью водорода. Потом моя нога стала зеленеть.
– Ой, как же оно так случилось?! Клятый пес! – в дом, как ураган, ворвалась баба Маруся. – Как же я забыла его на цепь посадить? – наклонившись, осмотрела мою ногу. – Та нет, не укусил, он своих не кусает. Только клыками ударил.
– Он у вас привит? – взволнованно спросила мама.
– А то как же – от чумки, в этом году водила.
– А от бешенства?
– Не, от бешенства ему не надо, – уверенно ответила баба Маруся.
– Почему же? Вдруг он бешеный? – мама забила в набат.
– Та, Лена, какой же Полкан бешеный? Он ни одну суку уже год не нюхал.
– Боже, неужели придется делать уколы?
Уколы?! Я застучал ногами по полу.
– Та, Лена, ты что – сдурела? Какие уколы? Ну что ты орешь как резаный? – обращалась баба Маруся то к маме, то ко мне.
– Ну, хватит, разошелся, – сказал папа. – А еще танкистом хочешь стать.
– Успокойся, – просила бабушка.
– Игорь, ты же храбрый мальчик, – уговаривала тетя Валя. Аллочка выглядывала из-за ее спины.
– Я думала, ты мужик, – баба Маруся скривила губы.
Трудно устоять, когда столько взрослых упрашивают. Последняя слезинка выкатилась из моих глаз.
– Лена, да хватит его заливать, уже вся нога зеленая! Ну-ка погодь, – сказала баба Маруся и вышла.
У меня вдруг мелькнула мысль: а вдруг баба Маруся в награду подарит шлемофон. Конечно, шлемофон! Я готов был расцеловать Полкана в морду.
На пороге снова показалась баба Маруся:
– На, держи, – и протянула мне кулек слив.
– Они мытые? – спросила мама.
– А то как же.
Убитый, я взял кулек.
– А сказать спасибо? – напомнила бабушка.
– Спа-си-бо.
– Пошли играть, – Аллочка тихонько потянула меня за руку.
– Куда вы идете? – встрепенулась мама.
– Мы немножко, возле дома, – взмолился я.
– Нет, – твердо сказала мама.
Я опустил голову. Слезы снова закапали из глаз. Что за невезенье такое. Настоящий черный день.
– Пусть идет. Или привяжи его к своей юбке, – решительно произнес папа. Посмотрел на меня и вдруг подмигнул – как взрослому.
– Ладно. Но играть только возле дома. И прошу – не лезь никуда.
Мы с Аллочкой направились к двери.
– Валя, как у тебя? – раздался за спиной голос бабушки.
– Плохо, Хана Ароновна. Обещал не пить, а сегодня с утра как ушел, так до сих пор и не появился. Значит, опять где-то пьянствует.
Но мы с Аллочкой уже бегали по двору, и печали взрослых нас не волновали.
3
Темнело, а папа все не возвращался с работы. На улице зажегся фонарь. Под его металлическим абажуром пролетела летучая мышь. Не дожидаясь маминого зова, я вошел в дом.
– Где же он? – вполголоса говорила мама, то и дело поглядывая на часы.
Бабушка сидела молча на диване и штопала носки. Иголка, словно челнок, ныряла и выныривала, и дыра постепенно стягивалась. Хватает же у бабушки терпения колдовать над каждой дыркой!
– Наверное, задержался на заводе, ведь конец месяца, – голос бабушки звучал, однако, неуверенно. Исподлобья, чтобы мама не видела, она тоже бросала взгляды на часы. – Ну-ка, втяни нитку, – порой просила меня.
– Может, поехать к нему на завод? – мама ходила из угла в угол.
Громче тикали часы.
– Ну слава Богу! – воскликнула она, когда хлопнула наружная дверь.
Как по команде, мы все поспешили туда.
– Что случилось? Мы тут с ума сходим... – начала, было, мама и осеклась.
Папа стоял, опершись на стену, и глупо улыбался. Ворот его рубашки съехал в сторону, верхние пуговицы были расстегнуты.
– Семен, ты пьяный? – зачем-то спросила мама.
– Рыжицкий умер, – папа неожиданно погрустнел. – Инфаркт. Мы с ребятами ездили к нему, – оторвавшись от стены, папа сделал несколько широких шагов и сел на табуретку. – В среду похороны. Его жена просила, чтобы мы пришли. Мы сегодня были у них дома. Не дом – конура.
– Хуже нашей? – спросила мама.
Папа метнул на нее быстрый взгляд, ухмыльнулся, но ничего не ответил.
– У него, кажется, две дочки?
– Да, – в голосе папы прозвучали злобные нотки. Он снова резко взглянул на маму. – Это жена его заставила пойти к директору. Иди, говорит, добивайся, чтобы дали квартиру. Вот он и пошел, б…ь!
– Семен, перестань ругаться! Здесь ребенок! – прикрикнула мама.
Папа перевел взгляд на меня, криво усмехнулся.
– Ребенок-ребенок... Ну, теща, вы даете компот или нет?
Бабушка поставила перед ним полную кружку. Папа отхлебнул пару глотков, пролил себе на штаны.
– Рыжицкий набрался духу, зашел к директору и сказал ему прямо в лицо: "Вы мне квартиру не даете, потому что я еврей!". А тот, собака, ему в ответ: "Моя б воля, я вам, жидам, квартиры бы в Бабьем Яру строил!". Рыжицкий потом подошел ко мне и говорит: "Сеня, бежать бы из этой страны. В Израиль, в Америку, к черту на рога, только бы отсюда подальше". – Размахнувшись, папа вдруг ударил кулаком по столу.
– Иди спать, – велела ему мама.
– Спать? Тебе разве кого-нибудь жалко?