Конец 1920-х начало 1930-х годов стали переломными как для Америки, так и для Фицджеральда. В Америке окончилась эпоха "Века джаза" и "Ревущих двадцатых"; началась "Великая депрессия", а затем пришло время "Красных тридцатых"… В жизни Фицджеральда случилась трагедия – тяжело заболела жена Зельда. Дух той эпохи пронизывает поздние тексты писателя чувством острой ностальгии. Тексты публикуются в новых аутентичных переводах, во всей полноте отражающих блеск и изящество стиля классика американской литературы Фрэнсиса Скотта Кея Фицджеральда.
Содержание:
Вместо предисловия 1
Гитара, кости и кастет 1
Богатый парень 1
Зимние мечты 10
Маленькие гости 16
Отпущение грехов 18
"Сиротка" Мартин-Джонс и Пр-нц У-льский 22
Лекарь 26
Лед и пламень 31
"Разумнее всего…" 34
Усни, Гретхен! 37
Гитара, кости и кастет 42
Ринг Ларднер 47
Комментарии - "Все эти юноши печальные…" (All the Sad Young Men…) 49
Фрэнсис Скотт Кей Фицджеральд
Гитара, кости и кастет. Все эти юноши печальные…
© Руднев А. Б., перевод на русский язык, комментарии, 2015
© Трофимов Б. В., художественное оформление, 2016
© Издание на русском языке, перевод на русский язык. ООО Группа Компаний "РИПОЛ классик", 2015
© Оформление. ООО Группа Компаний "РИПОЛ классик", 2016
Вместо предисловия
Краткая автобиография
(с признательностью – Натану)
1913
Четыре вызывающих порции виски "Канадиан клаб" в "Саскуэханна", Хакенсак.
1914
Шампанское "Грейт Вестерн" в "Трент-хаус", в Трентоне; обратно в Принстон ехал совершенно пьяный.
1915
Игристое бургундское у Бастаноби. Неразбавленный виски в Уайт Салфур Спрингс, Монтана – я залез на стол и спел ковбоям "Выходи со мной!"; "Колючки" в сиэтлском "Тэйт", под песню про Эда Малдуна, "этого умника".
1916
В гардеробной яхт-клуба "Уайт-Бэр" хлебнул кальвадоса.
1917
Впервые – бургундское красное с монсеньором X в "Лафайетт". Смородиновая настойка и виски с Томом в старой столовой "Нассау".
1918
Бурбон, который контрабандой проносили дневальные в комнаты офицеров в "Силбах", Луисвилль.
1919
Коктейли "Сейзерак", которые привезли из Нового Орлеана в Монтгомери, чтобы отпраздновать одно важное событие.
1920
Красное вино у Моллата. Коктейли с абсентом в герметично закупоренном номере отеля "Роялтон". Маисовая водка под луной на пустынном аэродроме в Алабаме.
1921
Оставили шампанское в баре "Савоя" на праздник Четвертого июля, когда поняли, что нам никак не отвязаться от двух леди родом с Пикадилли. Желтый "шартрез" на Виа Бальбини в Риме.
1922
Коктейли из ликера "крем-какао" у Калли в Сент-Поле. Моя первая и последняя попытка изготовить джин самостоятельно.
1923
Океаны канадского эля на пару с Рингом Ларднером в Грейт-Нек, на Лонг-Айленде.
1924
Коктейли с шампанским на "Минневаске", извинения пожилой леди, которая не могла из-за нас уснуть. "Грейвс"
Крессмана на вилле "Мари" в Валескюр, с вытекающими отсюда спорами о британской политике с нанятой бонной. Белый портвейн в часы печали. Муссо, купленное в сумерках в саду у какого-то француза. Клубничный вермут из Шанбери с Селдсами в честь их медового месяца. Местный продукт, заказанный по мудрому совету дружелюбного священника из Орвието, когда мы спросили французского вина.
1925
Сухое белое вино, которое "не выдерживает перевозки", изготовленное к югу от Сорренто – я так и не понял где именно. Сюжет сгущается: трубят рога, стучат копыта! Изумительное вино из Арбуа в "Королеве Гусиные Лапы". Коктейли с шампанским в душном баре парижского "Ритца". Плохие вина в "Николя". Кирш от дождя с Э. Хемингуэем в бургундском трактире.
1926
Совершенно неинтересное "Сен-Эстев" в безлюдной дыре под названием Салье-де-Берн. Шерри на пляже в Гаруп. Коктейль Джеральда М. с гранатовым сиропом – единственный изъян в совершенстве самого совершенного дома на земле. Пиво и венские сосиски в компании Грейс, Чарли, Руфи и Бена на Антибе, еще до нашествия.
1927
Восхитительное калифорнийское "почти бургундское" вино в одном из коттеджей лос-анджелесского "Эмбассадора". Пиво, которое я сварил в Делавере, с темным осадком, от которого никак не удавалось избавиться. Прецеденты невнятного, резкого и некачественного виски в Делавере.
1928
"Пуйи" с буйабесом в "Прюнье" в часы уныния.
1929
Ощущение такое, что перепробовано уже все на свете спиртное и испытано все, что оно только может человеку дать; и все же… " Гарсон, "Шабли-Мутон" 1902 года; а для начала принесите-ка небольшой графинчик розового вина. Пока все… Благодарю!"
Гитара, кости и кастет
Богатый парень
Начните описывать конкретного человека, и сами не заметите, как у вас получится "типичный образ"; попробуйте начать с "типичного образа", и у вас получится… да ничего у вас не получится! Потому что каждый в глубине души чудак, но сидит этот чудак внутри так тихо, что зачастую ни окружающие, ни даже ты сам о нем и не догадываются, видя лицо и слыша голос самого обыкновенного человека. Когда при мне кто-нибудь заявляет о себе как о "самом обыкновенном, честном и открытом парне", у меня тут же возникает абсолютная уверенность в том, что этот человек наделен вполне определенной и, может быть, даже ужасной аномалией, которую необходимо скрывать, а все эти уверения в простоте, честности и открытости – лишь способ напомнить себе о своем пороке.
Нет на свете ничего типичного, ничего собирательного. Вот вам богатый парень, и этот рассказ именно о нем, а не о ему подобных. Всю свою жизнь я провел среди ему подобных, но моим другом был именно он. И начни я писать о ему подобных, как мне тут же придется приступить к развенчиванию всей той лжи, которую бедные напридумывали о богатых, а богатые напридумывали о самих себе – и нагромождения эти столь нелепы, что, едва взяв в руки книгу из жизни богачей, мы инстинктивно готовы покинуть реальность. И даже умные и увлеченные жизнью писатели натуралистической школы изображают страну богатых такой далекой от реальности, словно это какая-то волшебная страна.
Я расскажу вам об очень богатых людях. Они отличаются от нас с вами. Они раньше нас получают возможность обладать и наслаждаться, и от этого они меняются; они проявляют мягкость там, где мы проявляем жесткость, они ведут себя цинично там, где мы повели бы себя доверчиво, и все это довольно сложно понять, если только вы не родились богатым. Глубоко внутри они уверены, что они лучше нас, потому что нам приходится самостоятельно искать для себя в жизни и награды, и утешения. И даже когда они с головой погружаются в наш мир или опускаются ниже нас, они все равно считают себя лучше нас. Они – другие. Юного Энсона Хантера я смогу описать, лишь подойдя к нему так, словно он – чужеземец, и мне придется твердо держаться этой точки зрения. А если я хоть на мгновение приму его точку зрения, то все пропало – у меня получится обычный нелепый кинофильм.
II
Энсон был старшим из шестерых детей, которым в будущем предстояло разделить между собой состояние в пятнадцать миллионов долларов. Сознательного возраста – семь, кажется, лет? – он достиг в самом начале века, когда смелые юные дамы на диво всей Пятой авеню осваивали первые электромобили. В те дни ему с братом выписали из Англии гувернантку, разговаривавшую на чистом, ясном и правильном языке, чтобы мальчишки понемногу выучились говорить, как она, так что их слова и предложения звучали чисто, ясно и не слипались в один сплошной ком, как у нас с вами. Но разговаривали они не совсем как английские дети, а с акцентом, присущим представителям нью-йоркского высшего общества.
На лето всех шестерых детей увозили из дома на 71-й улице в большое имение на севере штата Коннектикут. Место не было фешенебельным – отец Энсона желал по возможности дольше отложить момент знакомства детей с этой стороной жизни. Отчасти он смотрел свысока на свой класс, составлявший нью-йоркское общество, и на свое время, в котором царила чванная и возведенная в статус закона вульгарность "позолоченного века". Своим сыновьям он желал привить способ ность сосредотачиваться и держать спортивную форму, чтобы из них впоследствии получились успешные и придерживающиеся правильного образа жизни люди. Пока двоих старших не пришлось отправить в школу, он и жена, по мере возможности, зорко за ними приглядывали, что довольно трудно в огромном особняке и много проще – в небольших и средних домиках, где прошло мое детство. Я был всегда в пределах досягаемости маминого голоса, постоянно ощущал ее присутствие, ее одобрение или порицание.