- Редкое имя. Во всём Советском Союзе нет кота с такой кличкой. Сидим мы как-то с котом, я его расчёсываю, репьи из хвоста выбираю, в это время командир появляется, товарищ старший лейтенант Горшков. Я вскочил, вытянулся, доложил по всей форме, что в подразделении у нас появился, мол, новый боец - кот… Командир тоже присел, тоже начал репьи выбирать - надо же с новым бойцом познакомиться. В это время кот напружинился и… испортил воздух. Струю газа пустил такую, что у нас ноздри вывернулись наизнанку, их нужно было вворачивать обратно - вонь была хуже, чем от вражеского танка, заправленного прокисшей простоквашей. Командир глянул на меня подозрительно, я на него - на кота в тот момент мы грешить совсем не думали. А потом поняли - кот это, вот и прозвали его Пердунком.
Мустафа даже не услышал, как сзади к нему подошёл невысокий, в белёсой от частых стирок гимнастёрке сержант, - обладающий обострённым чувством пространства Мустафа ничего не засёк, а ведь сержант и дверцу изгороди открывал, и по земле шёл… Но нет, ничего этого не ощутил Мустафа и удивился несказанно… Как же это он проворонил сержанта?
Неосязаемым человеком этим был, как понял Мустафа, сержант Соломин, который ходил на кухню за обедом для разведчиков.
Пердунок поспешно подскочил к сержанту, потёрся пыльной шкурой о его сапог. "Хорошая примета, - подумал Мустафа, - раз кот трётся об обувку, значит - добыча будет". В правой руке сержант держал ведро - закопченное, чёрное, с большой вмятиной в боку. Ведро было накрыто куском фанеры.
- Пердунок, - проговорил сержант ласково, кот от его голоса замурлыкал громко. Мустафа понял, что из всей компании разведчиков кот брал в хозяева одного - сержанта Соломина, все остальные, в том числе и Горшков, и старшина были для него людьми второстепенными.
- Познакомься, Коля, - сказал старшина Соломину, - у нас новенький, Мустафой зовут.
Мустафа развернулся лицом к сержанту, одного короткого взгляда ему было достаточно, чтобы запомнить лик Коли Соломина: загорелое до смуглости лицо (будто сержант специально поджаривался на керосинке, каждый день это делал, без пропусков), синие резкие глаза, впалые щёки и тяжёлый подбородок с раздвоиной, - лицо волевого, уверенного в себе человека. Весомым дополнением к положительному облику этого человека был рубиновый орден, прикреплённый к застиранной гимнастёрке сержанта - Красной Звезды.
- Привет, Мустафа, - сержант оказался в общении простым человеком, протянул руку, - ты как раз к обеду поспел.
- Настоящий разведчик, - похвалил Мустафу старшина, - знает, когда надо появляться.
- Правильно, - подхватил Соломин, - настоящие разведчики никогда к обеду не опаздывают. Если же опаздывают, то это не разведчики. Даже не пехотинцы и тем более, не артиллеристы.
На землю, у боковины клуни, кинули плащ-палатку, расправили её - получилась скатерть-самобранка. Мустафа вытащил из "сидора" две банки тушёнки, полбуханки хлеба и бутыль, заткнутую газетной пробкой, аккуратно расставил продукты на плащ-палатке.
Видя такое дело, из-за облаков выглянуло любопытное солнце, - интересно сделалось, чего там задумали неспокойные люди, откуда у них взялась бутылка?
Про кулеш, который притащил в ведре сержант, светило знало все, и про консервные банки тоже знало все, а вот насчёт бутыли не ведало ничего, и что там плескалось, тоже не ведало, раздёрнуло плотные серые облака пошире, забралось в прореху целиком, будто в таз для мытья.
Хорошо сделалось, когда земля осветилась тёплыми лучами, даже кот запрыгал, затопал по краю плащ-палатки, и у него на душе стало светло, за край Пердунок не забирался, знал, что за это можно получить по дырявой заднице, прореха тем временем раздвинулась ещё больше, сделалось не только светло, но и тепло.
Вот что значит лето. Холод в эту пору вообще не держится, отваливает в сторону, освобождает место теплу, если где-то он и зависает, то ненадолго.
В центр плащ-палатки Соломин поставил ведро с кулешом.
- А сил у нас, Коля, хватит, чтобы столько съесть? - старшина сделал неуверенный жест пальцем в сторону ведра. - А?
- Нам помогут, - туманно отозвался на замечание Соломин.
- Кто?
- Увидишь. Ровно через десять минут.
- Загадками что-то говоришь, Коля.
- Весь в тебя, Сергеич, - коротко хохотнул Соломин, - ты же мой лучший педагог, у тебя всему и научился.
- Ладно, ладно! - старшина сделал взмах рукой, осаждая красноречивого сержанта. - Разберёмся во всём и дадим соответствующую оценку.
Соломин снова хохотнул - характер он имел весёлый:
- Что-то ты заговорил, как политрук с первой батареи.
Старшина махнул рукой ещё раз, давая понять, что продолжать беседу на "общеполитические" темы не намерен - хватит, мол.
Хватит, так хватит. Соломин подчинился старшему по званию.
Солнце, любопытное, ласковое, заполнив один раз прореху, больше не пряталось, так и сидело в этой прорехе, наблюдало за людьми: интересно, что же произойдёт дальше; кот задирал голову, косил зелёными глазами на светило, подставлял под лучи то один бок, то другой - пробовал выкурить из лохматой шкуры блох, да все попытки его были неудачными - блохи, конечно, тоже любили тепло, но вылезать из шкуры не собирались… Пердунок же, надо отдать ему должное, сдаваться не желал, переворачивался на спину и катался по земле, как баран, давя вредных насекомых…
В общем, жизнь вся, - что у людей, что у животных, - проходила в борьбе.
Ровно через десять минут, - с точностью хороших часов, - за изгородью клуни послышался звонкий серебряный смех, старшина, успевший скрыться в клуне, пулей вылетел обратно, распустил своё подбористое жёсткое лицо, маленькие глазки у него засияли лучисто: это ж такая диковинка на фронте - девчата… Они только при крупных штабах и водятся - связистки.
Метнувшись к дверце изгороди, старшина широко распахнул её:
- Милости просим, дорогие сударыни!
- Ждёте нас, мальчики? - звонким серебристым голоском поинтересовалась старшая из них, полногрудая синеглазая девушка с тремя командирскими звёздочками в петлицах - сержант, командир отделения, скорее всего.
У старшины от этого нежного голоса даже горло перехватило, дышать нечем сделалось, он откашлялся и медовым тоном пропел в ответ:
- Ждём, ждём, давно ждём! Квас наш, - он ткнул пальцем в сторону бутыли, расположившейся на плащ-палатке, будто королева, - квас наш уже чуть не вскипел на открытом солнце. - Согнув руку крендельком, старшина сунул ладонь сержантихе: - Георгий!
- Ася!
Старшина галантно склонился над рукой связистки.
- Может, вам удобнее, чтобы вас по отчеству величали?
- Да вы чего, старшина! Какие наши годы…
- Правильно, какие наши годы, - промурлыкал старшина и протянул руку следующей девушке: - Георгий! Иногда меня зовут Егором.
- Инна!
У Инны были серьёзные глаза, и вообще она относилась к категории девушек, которые никогда себе не позволят чего-нибудь несерьёзного.
- Инна Безбородько, - добавила девушка и ловко, будто невесомый корабль, обогнув старшину, вошла во двор клуни.
Старшине показалось, что Инна вообще не обратила на него никакого внимания, и он немедленно запал на неё, даже уголки рта у Егора Сергеевича болезненно задёргались. Так уж у мужиков заведено: западать на женщин, которые смотрят на них свысока и кажутся недоступными, при этом страдать от внутренней боли и думать о собственной никчемности.
- Катя, - представилась следующая девушка, засмеялась радостно и беспричинно: Катя относилась к категории людей, у которых во рту спрятана смешинка - покажи им палец, и они будут смеяться; за Катей во дворе клуни очутилась ещё одна девушка, пожалуй, самая красивая из всех связисток, со злым персиковым лицом и ровными чистыми зубами, будто с открытки, приглашающей граждан отдохнуть в Крыму и обязательно посетить Ласточкино гнездо - редкостный дом, прилепившийся к краю скалы, и чеховский Гурзуф, побродить по местным каменным тропам и полюбоваться с высоты морем таким синим, что кажется - из глаз вот-вот польются слёзы от нереальной режущей синевы…
Такими же синими показались бравому старшине глаза у последней связистки, но когда она повернула к нему своё лицо, он вдруг увидел, что глаза у неё не синие, а ореховые, тёмные, с весёлыми желтоватыми крапинами. Наваждение какое-то. А вообще девушка царственная. И походка у неё царственная.
Старшина ощущал, как у него тоскливо сжалось сердце - даже воздух перед взором померк. Будь его воля, он ухлестнул бы за всеми четырьмя девушками сразу либо поочередно, но воли на то не было, ни своей, ни чужой.
- Жанна, - назвалась последняя связистка. Голос у неё был сочным, глубоким - девушки с таким голосом умеют проникновенно исполнять русские народные песни.
- Что мы пьём, мальчики, докладывайте! - хлопнула в ладони сержант Ася. - Шампанское из подвалов местного райпищеторга?
- Шампанское - это несерьезно, Асенька, - промурлыкал старшина, - берите выше! Наш напиток получил золотую медаль на выставке пузырчатых коктейлей во французском городе Пляс-Пигаль.
- О-о-го! - Ася даже глазом не моргнула, слушая белиберду, которую нёс старшина. - Что за напиток?
- Попробуйте - узнаете.
Дверь клуни раздвинулась, в разьёме возник Игорь Довгялло, подтянутый, в новых сапогах - пока девушки представлялись Охворостову как "старшему военному начальнику", он успел скинуть с себя разношенные вытертые кирзачи и натянул на ноги роскошные офицерские сапоги. Сапоги произвели впечатление - девушки невольно переглянулись.