Румянцев отвечал, что переодевать армию в чужеземное обмундирование пока никто не собирается, во всяком случае, на этот счет не имеется никаких указаний.
- Вот и я говорю, - подхватил Суворов, - зачем нам прусские штиблеты? Или от них сила какая? Мы же пруссаков в их штиблетах сколько раз бивали, да еще как бивали! А государю, - продолжал он, усмехаясь, - если нравятся прусские штиблеты, пусть носит на здоровье. Нам всякий император люб, в какие бы одежды ни рядился; лишь бы отечеству была польза от него.
Румянцев сердито кашлянул, выражая недовольство неуважительным высказываниям о высочайшей особе, однако вслух замечания делать не стал. Когда-то в юности он тоже был с перцем, не боялся дерзить высоким особам.
В это время вблизи командирской палатки появился штабс-офицер из главной квартиры. Увидев Румянцева, поспешил к нему:
- Ваше сиятельство, из Штеттина изволили прибыть князь Волконский. У него важные вести.
- Что-нибудь по поводу мира с Пруссией?
- Его императорское величество Петр Третий объявил о своем намерении выехать с гвардией во вверенный вам корпус.
Румянцев многозначительно посмотрел на Суворова, как бы говоря: "Ты хотел видеть императора? Кажется, теперь такая возможность представится".
Ему подвели лошадь. Он влез в седло и, сделав Суворову прощальный жест, рысью направился на кольбергскую дорогу.
3
Екатерина Алексеевна не находила себе места от волнения. На завтра назначено выступление гвардии, и Григорий Орлов обещал приехать с сообщением о последних приготовлениях к перевороту. Вместе с ним собирались прибыть и другие участники заговора. Но уже наступил вечер, а из Петербурга никого не было - ни Орлова, ни его друга гвардейского капитана Пассека, ни княгини Екатерины Дашковой, ни графа Никиты Панина… Что это могло значить?
Горничная, которой доверялась во всем, успокаивала:
- Полно, матушка, тревожиться. Те, кого ждете, придут непременно - не сегодня, так завтра.
- Я уверена в своих друзьях и все-таки очень волнуюсь.
О, если бы можно было слетать в Петербург, узнать, что их там задержало! Но выезжать опасно: неровен час, навлечешь на себя подозрения. Она должна сидеть в Петергофе. Сидеть и ждать.
Заговор… Он складывался давно, как-то сам собой, на первых порах даже без участия с ее стороны. И начал он складываться еще до того, как Петр Федорович получил русский престол. Еще при Елизавете Петровне многие, стоявшие у государственного кормила, понимали, что сей голштинец совсем не то, что нужно Российской империи. Первым это понял Бестужев-Рюмин. Это он вынашивал план посадить на престол малолетнего Павла под регентством его матери Екатерины Алексеевны. Но сама Екатерина Алексеевна не сказала ему тогда ни да ни нет. Спустя некоторое время эту идею высказал и воспитатель малолетнего князя, граф Никита Панин. Екатерина Алексеевна и в этот раз не сказала ничего определенного. У нее были свои планы. Она чувствовала себя способной править государством лучше своего супруга. Она верила, что найдется человек, который скажет: "Престол должен принадлежать не Петру Третьему и не его наследнику, а Екатерине Алексеевне".
И такой человек нашелся. То был Григорий Орлов, гвардейский офицер, адъютант Петра Ивановича Шувалова. Кроме своих двух братьев, служивших в гвардии, он вовлек в заговор еще до сорока офицеров, связав их строжайшей клятвой.
- Так ты считаешь, все хорошо будет? - обратилась Екатерина Алексеевна к горничной.
- Сердцем чую, - заверила горничная. - А вы, матушка, - продолжала она, - чем по комнате метаться, ложились бы спать. День-то завтра трудным видится.
Императрица послушно удалилась в опочивальню. Однако мысли о заговоре, о возможной неудаче долго не давали ей заснуть, а когда наконец погрузилась в тревожный сон, ее разбудил голос горничной:
- Ваше величество, курьер из Петербурга.
В приемной ее ждал Алексей Орлов, брат Григория.
- Дурные вести? - спросила она.
Орлов оставил ее вопрос без ответа.
- Государыня, - сказал он, - вас ждут. Не теряйте ни минуты. - Повернувшись, он тут же ушел.
Екатерина Алексеевна с недоумением посмотрела на горничную.
- Собираться?
- Придется, матушка.
Выйдя из дворца, женщины увидели экипаж с восьмеркой лошадей, стоявший у ворот парка.
- Это ваша карета, - встретил их Орлов. - Прошу поторопиться.
Екатерина Алексеевна хотела получить хотя бы поверхностное представление о положении в Петербурге.
- Государь там? - спросила она.
- Государь в Ораниенбауме, - ответил Орлов, которому было не до разговоров. - Прошу! - сделал он нетерпеливый жест, открыв дверцу кареты.
Екатерина Алексеевна поняла, что спрашивать его о чем-либо бесполезно: он или ничего не знал, или не хотел расстраивать ее дурным сообщением. Держась за горничную, она полезла в карету.
Орлов поехал позади в собственном экипаже.
Лошади неслись словно ветер. Когда до Петербурга оставалось совсем немного, Екатерина Алексеевна увидела мчавшуюся навстречу открытую коляску. Узнав сидевшего в той коляске Григория Орлова, обрадовалась, помахала ему рукой.
- Все готово! Начинаем! - крикнул он ей.
Лихо развернув свой экипаж, Григорий Орлов поехал впереди кареты.
К императрице вернулась уверенность в себе. По виду и голосу любимца она поняла, что хотя все идет не так, как задумано, но переход власти в ее руки обеспечен.
Между тем, доехав до военного городка, Орлов повернул в Измайловский полк. На прилегавших к казармам площадках - ни души. Можно было подумать, что солдаты еще спят. Но вот из крайней казармы показался человек в белой нательной рубахе. Увидев царскую карету и коляски с офицерами, он с криком побежал обратно. Двери казармы тотчас распахнулись, и оттуда хлынул густой людской поток. Многие на ходу надевали мундиры, застегивали ремни.
Вскоре у экипажей образовалась огромная толпа. Опираясь на руку горничной, Екатерина Алексеевна вышла из кареты и решительно направилась к солдатам. Гудевшая до этого толпа притихла. Взгляды устремились на императрицу. Всем было ясно: наступает тот самый час, о котором тайно говорили господа офицеры.
- Друзья мои! - громко обратилась к толпе императрица. - Я пришла к вам искать свое спасение. Человек, называющий себя императором, приказал убить меня и моего сына, и убийцы уже посланы…
Екатерина Алексеевна знала, как и что говорить.
Конечно, никаких убийц к ней и ее сыну император не посылал. Но когда хочешь склонить на свою сторону толпу, стоит ли воздерживаться от лжи? Без лжи нет политики. Важно только, чтобы люди поверили этой лжи. А по глазам солдат чувствовалось, что они ей верят. Ей нельзя было не верить. Ее голос звучал так искренне, а на лице выражалась такая ангельская беспорочность!..
Из речи императрицы выходило, что император ищет ее смерти потому, что она не одобряет его решения подчинить Россию прусскому королю, угнать гвардейские полки на безумную войну с Данией, а их казармы в Петербурге заселить голштинцами. Пока не поздно, говорила она, нужно лишить этого человека императорского трона, и если они, славные гвардейцы, помогут ей это сделать, признают монархиней и поклянутся в верности, она обещает оказать им свои милости.
В ответ толпа одобрительно загудела:
- Веди нас, государыня!
- Мы все умрем за тебя, матушка!
Пока императрица произносила речь, Орлов делал свое дело. Он привел полкового священника с крестом в руке и приказал ему принимать от солдат присягу. Трепеща от страха, священник начал свою необычную службу.
Вскоре появились графы Разумовский, Волконский, Брюс… Их повели давать присягу в церковь.
- Все ли ваши собрались здесь? - спросила императрица.
- Все, ваше величество, - отвечал Орлов. - Не пришел только майор Шепелев.
- Скажите ему, что я не имею в нем надобности, и посадите его под арест.
Императрица преображалась прямо на глазах. От ангельского, невинного выражения на лице не осталось и следа. Голос тоже изменился - был уже не просящим, не убеждающим, а твердым, повелительным, каким и подобает быть голосу государыни.
В сопровождении измайловцев императрица направилась в Семеновский полк, а оттуда в Преображенский. Здесь она встретила такую же поддержку, как в Измайловском. В Преображенском два офицера пытались было удержать солдат от присоединения к заговорщикам, но они тотчас были арестованы.
Теперь на стороне императрицы находились все три гвардейских полка.
Еще оставалась артиллерия. Она представляла собой многочисленное войско, способное выстоять перед силами переворота. Туда направился Григорий Орлов: он служил здесь казначеем и надеялся быстро уговорить артиллеристов присоединиться к полкам, уже присягнувшим монархине. Но артиллеристы отказались повиноваться ему.
Когда Екатерине Алексеевне доложили об этом, она разгневалась.
- Где их генерал, приведите его ко мне!