- Если, ваше величество, дозволите, - говорил обер-полицмейстер, - могу показать одно из его мерзостных сочинений. Вот. - И обер-полицмейстер начал читать вслух: - "Змеян, человек неосновательный, ездя по городу, наедаеся, кричит и увещевает, чтоб всякий помещик, ежели хорошо услужен быть хочет, был тираном своим служителям, чтоб не прощал им ни малейшей слабости; чтоб они и взора его боялись; чтоб они были голодны, наги и босы и чтоб одна жестокость содержала сих зверей в порядке и послушании…" Осмелюсь заметить, ваше величество, - положив журнал на краешек стола, выпрямился обер-полицмейстер, - за такие дерзостные суждения Сибири мало.
Екатерина в ответ только улыбнулась. Нет, такую жестокость она себе не позволит. Бог дал ей доброе сердце. Она никого не станет ссылать в Сибирь за убеждения, если даже сии убеждения против нее будут. Тирании не место в просвещенном государстве. Что до господина Новикова, то сочинения его можно подвергнуть осмеянию в журнале "Всякая всячина". Впрочем, она, императрица, не видит в только что прочитанном сочинении ничего страшного. Она сама за то, чтобы чинить злой смех над помещиками, кои дозволяют себе жестоко обращаться с крепостными.
- Благодарю за службу, - сказала государыня. - Я сама займусь господином сочинителем.
Обер-полицмейстер низко поклонился, но не сдвинулся с места.
- У вас есть еще что-то?
На лице высокопоставленного чиновника выступила испарина. Да, у него есть еще одно дело, но дело то зело деликатное. Касается важной личности, а именно графа Григория Орлова. Сиятельнейший граф имел неосторожность соблазнить дочь знатного вельможи, и сей вельможа нынче в великом гневе.
Екатерина помрачнела. С Григорием Орловым уже не раз случалось такое. Когда-то он клялся, что принадлежит только ей. Но клятва оказалась обманом. Граф тайным образом продолжал встречаться с прежней любовницей Еленой Куракиной, а когда та умерла, стал искать других любовниц.
Возвращая лицу выражение спокойствия, Екатерина сказала:
- Постарайтесь, чтобы о сем случае не узнала ни одна душа. Мы подумаем, какое дать удовлетворение оскорбленному вельможе.
Обер-полицмейстер наконец ушел. Екатерина села за бумаги, принесенные секретарем на подпись. Однако содержание бумаг трудно доходило до сознания. Из головы не выходило сообщение обер-полицмейстера. Ох, Григорий!.. Какая с твоей стороны неблагодарность! Думаешь о собственных удовольствиях, и неведомо тебе, какие страдания причиняешь сим своей государыне. Но берегись, Григорий, может сему наступить конец!..
- Оставьте бумаги на завтра, - сказала она секретарю, - и узнайте, не пришел ли граф Брюс. Если пришел, пригласите его вместе с князем Голицыным, президентом военной коллегии.
Приглашенные явились тотчас же. Прошли вперед уверенным армейским шагом и вытянулись перед ней с выражением покорности и внимания.
- О мои генералы!..
Блеск в глазах, полураскрытость алых губ - на всем лице ее радость и восхищение. И никаких следов от недавней душевной боли. Словно не было неприятного разговора с обер-полицмейстером, не было его донесения о неудачной любовной утехе графа Орлова. Она была такой, какой бывала в обществе своих генералов, - непринужденной, улыбчивой, доступной. Она умела скрывать то, что иногда рвалось наружу. Она была врожденной актрисой.
- Присаживайтесь, прошу вас.
- Не извольте беспокоиться, ваше величество, мы, солдаты, привыкли выслушивать приказания стоя.
Им пришлось все же сесть. Некоторое время Екатерина восхищенно рассматривала обоих, весело подшучивая, потом обратилась к графу Брюсу с просьбой рассказать о сражениях с турками.
- Граф Румянцев так скуп в своих реляциях, что мы имеем о тамошних баталиях весьма скудные сведения.
- Но барон Эльмпт имел честь представить вашему величеству полный доклад, - сказал Брюс, - и я вряд ли что могу сообщить нового.
- Почему до сих пор не можете взять Браилов?
Брюс отвечал, что овладеть упомянутой крепостью пытался со своим корпусом генерал-поручик Штофельн, но не смог этого сделать. Неудача постигла его из-за недостаточной численности войск и осадной артиллерии.
- Но в распоряжении графа Румянцева целая армия, - заметила Екатерина. - Нам видится, ему было не так уж трудно помочь барону.
- Основная армия стоит на зимних квартирах. Главнокомандующий готовит ее к летней кампании.
- И как же готовит, если не секрет?
Улыбка не сходила с лица государыни, но теперь она была уже саркастической.
- Граф пишет "Обряд службы", нечто вроде нового устава, - добавил к сарказму императрицы свое князь Голицын. Князь сделал это не со зла к Румянцеву, а для того только, чтобы угодить своей повелительнице.
Брюс возмутился.
- Осмелюсь доложить вашему сиятельству, - обратился он к князю, - кроме занятия, которое изволили, заметить, у графа Румянцева есть немало других.
Князь покраснел. Продолжать разговор в таком тоне было опасно, поскольку наружу могли всплыть вещи, нежелательные для ушей государыни. Он отлично знал, какие задачи приходилось решать сейчас Румянцеву. Уезжая в Петербург, он оставил ему недоукомплектованную и плохо обученную армию, в которой не хватало продовольствия, кончался фураж и которую преследовала по пятам чума.
Желая предупредить опасный выпад со стороны несогласного с ним генерала, Голицын сказал, что питает к графу Румянцеву полное доверие и уважение, желает только, чтобы граф впредь более уважительно относился к пожеланиям военной коллегии, ему направляемым.
Екатерина поддержала президента:
- Не внимать советам старших, умудренных большим опытом командиров - не делает чести графу. На сей раз мы не станем навязывать ему своих идей. Если он уверен в правильности принятых им решений, даем ему свое материнское благословение. С тем условием, однако, чтобы порадовал нас скорой викторией.
Брюс отвечал, что Румянцев не упустит случая восхитить Европу викторией, достойной армии ее императорского величества. Однако в настоящий момент турки имеют против него сил впятеро больше. Чтобы одержать победу и тем положить конец войне, надобно главной армии поравняться с противником по числу людей.
- Напомните от нас вашему командиру: римляне не считали своих врагов, каким они числом, - они их находили и побеждали.
Сказано это было таким самодержавным тоном и со столь явным оттенком недружелюбия к главнокомандующему, что Брюс смутился и не нашелся сказать что-либо в ответ. Екатерина заметила его смущение и, желая разрядить обстановку, продолжала уже другим голосом:
- Мы благодарим графа Румянцева за его "Мысли", кои доставил нам господин Эльмпт. Совет наш согласен с его планом и надеется, что граф окажет всяческое содействие графу Петру Ивановичу во взятии им Бендер.
Екатерина посмотрела на часы.
- Я не прощаюсь с вами, господа. Встретимся за обедом, на котором, надеюсь, примете участие.
Военачальники, откланявшись, вышли.