4 июня армия достигла деревни Табор, - откуда, не делая передышки, взяла направление на Цоцоры. К этому времени положение авангардного корпуса, вверенного Репнину, ухудшилось. Противник наступал, и сдерживать его с каждым днем становилось труднее. Репнин посылал к главнокомандующему одного гонца за другим: боялся, не выдержит натиска, Румянцев обнадеживал: держитесь, скоро подойдут главные силы. Он требовал от командиров дивизий и бригад ускорить марш. Но, увы, требования оказались невыполнимыми: в условиях полнейшего бездорожья, под усилившимися дождями армия могла проходить в день не более четырнадцати верст.
Оставалось единственное - в помощь Репнину сформировать и выслать легкий корпус из отборных подразделений, в том числе батальона егерей и двенадцати эскадронов кавалерии.
- Как смотрите, барон, - обратился Румянцев к генерал-квартирмейстеру, - кому лучше поручить сей корпус?
Боур снял перед ним шляпу.
- Если, ваше высокопревосходительство, доверите мне, ошибки не будет.
Другого ответа Румянцев не ждал.
Боур выступил с корпусом вовремя. Опоздай он на день, кто знает, чем могло бы это кончиться. Но, к счастью, он не опоздал, и все обошлось хорошо. Вдвоем с Репниным - один с одной стороны, другой с противоположной - они так "закружили" противника, что тот вынужден был отказаться от наступательных действий и отойти в свой укрепленный лагерь против Рябой Могилы.
А вскоре с главными силами подоспел и сам Румянцев. Войска соединились. Началась подготовка к генеральному сражению.
2
Никогда еще Румянцев не испытывал такого внутреннего напряжения, как перед сражением у Рябой Могилы. Он связывал с этим сражением большие надежды. Схватка должна была дать ответ на вопрос: кому достанется верх в начавшейся кампании - туркам ли, значительно усилившим свою армию и жаждущим реванша за прошлогодние неудачи, или русским, имеющим свои расчеты?
По показаниям пленных, в укрепленном неприятельском лагере насчитывалось 22 тысячи турок и 50 тысяч татар - всего 72 тысячи человек, в два раза больше, чем русских. В распоряжении противника имелось к тому же 44 пушки, установленные в обширном ретраншементе. Овладеть лагерем было трудно еще и потому, что он находился на крутой горе, которую от русских позиций отделял болотистый ручей Калмацуй. Своим левым флангом лагерь упирался в долину Прута, после прошедших дождей ставшую труднопроходимой. Что касается южной стороны лагеря, то она прикрывалась глубоким оврагом, носившим название Долина Чора. Для атаки более доступен был правый фланг, но и здесь имелось существенное препятствие - отрожье уже упомянутой Долины Чора. Словом, с какой стороны ни подойди, везде колко.
Когда Румянцев возвращался с рекогносцировки, к нему подъехал генерал-майор Потемкин, командовавший первой кавалерийской бригадой, с просьбой дозволить обратиться по личному вопросу. Не осаживая коня, Румянцев жестом пригласил его пристроиться рядом, и они поехали вместе.
- Слушаю вас.
- Я прошу, ваше сиятельство, дать мне способ отличиться в предстоящей баталии, - сказал Потемкин.
Румянцев удивленно посмотрел на него. На своем веку он видел немало генералов и офицеров, которые, оттесняя локтями других, нахально лезли в более высокие чины. В Потемкине, несомненно, тоже сидел человек, умеющий владеть локтями. И все-таки он не был похож на обычных карьеристов. Не тот подход. Он не просил "нижайше", он требовал. Да и на лице его не было выражения угодничества. Молодое, приятное лицо его с черной повязкой на глазу выражало скорее упрямство смельчака.
- И какой же способ желает иметь ваше высокородие?
Потемкин оживился.
- У меня есть план: пройти с бригадой по низменному берегу Прута, выйти неприятелю в тыл и атаковать его в момент, когда он будет отвлечен отражением натиска с фронта.
- Вряд ли что сие даст… - Румянцев с сомнением покачал головой. - Низменность болотистая, вы в ней увязнете, а не увязнете, так татары вас посекут. Конница у них быстрее нашей, да и числом их что-то около пятидесяти тысяч.
Полководческий пыл у Потемкина мгновенно остыл.
- Но вы не огорчайтесь, - сказал ему Румянцев. - В вашем плане есть доброе зерно. Чтобы вызвать смятение в рядах противника, атака с тыла просто необходима. Тут мы с вами сходимся. Но атака должна быть неожиданной, стремительной и шумной. Кавалерийской бригадой не обойдешься. Я выделю вам корпус. С гренадерами и артиллерией. Могу даже егерей послать.
От радости Потемкин даже привстал на стременах.
- Разумеется, - продолжал Румянцев, - о прибрежной низменности речи быть не может. Вам придется совершить глубокий обходный маневр, переправиться через Прут и пройти в неприятельский тыл по его правому берегу. Впрочем, все будет изложено в диспозиции. А сейчас советую поспешить к себе. Нам предстоит перегруппировать свои силы.
Перегруппировка войск, о которой говорил Румянцев, началась вечером, сразу же, как только стемнело. Главные силы придвинулись поближе к турецкому лагерю и заняли позицию на высотах возле двух деревушек. Корпус Репнина с правого фланга переместился на левый против неприятельских позиций, более доступных для атаки. Боур со своими войсками остался на месте.
Перемещения закончились поздно ночью. Румянцев оставался на ногах почти до самого утра, лег только после того, как убедился, что указания его выполнены точно. А четыре часа спустя он был уже снова на ногах. Нет, не до сна сейчас. Время! Надо успеть лучше подготовиться к сражению. Еще не дописана диспозиция. А тут еще курьер с письмом императрицы. Ее величество беспокоилась за судьбу второй армии и просила не медлить с выступлением для прикрытия сей армии, вознамерившейся взять Бендеры.
В два часа ночи прозвучали команды, и вскоре весь лагерь пришел в движение. Полки, соблюдая строй, двинулись по направлению к неприятелю. В лагере остались только солдаты охраны, которые должны были поддерживать бивуачные огни.
Генерал-квартирмейстер Боур согласно диспозиции развернул свой корпус непосредственно против фронта турецких укреплений. Пушки стояли на самом переднем крае. С наступлением рассвета он намеревался установить их на ближайших к противнику высотах, чтобы своим огнем могли прикрыть общее наступление. Пока же пушкари сидели на лафетах - берегли силы. Боур прохаживался между ними и, коверкая русские слова, объяснял им, что нужно делать после подачи сигнала к наступлению:
- Команда есть - пушка высота быстро-быстро. Лагерь противник дистанция орудийный выстрел.
- Крутая гора, ваше благородие, - говорили пушкари, - не осилим.
- Русишь золдат все осиляйт. Не осиляйт - пехота помогайт. Господин подполковник, - перешел он на родной язык, увидев графа Воронцова, - потрудитесь распределить своих людей по батареям. Надо помочь затащить пушки на высоту.
- Слушаюсь.
Разговаривая, генерал с подполковником удалились в расположение егерского батальона.
- Братцы, а генерал-то наш с головой. Даром что немец.
- Какой же он немец? Он русским духом пропитан, только говорить по-нашему как следует не научился.
- Командующий знает, каких немцев брать. Чтобы на нас были похожи.
- А вот Штофельн, говорят, зверем был. Нашего брата по морде лупил.
- Штофельн - это другое. Его еще до Петра Александровича прислали. Петербург прислал. Петр Александрович хотя и строг сам, но таких жестоких терпеть не может, потому как строгость у него добрая.
На востоке за холмами забелел небосклон. Звезды на небе погасли, за исключением самых крупных. Начало светать. Вдруг в небо взвилась яркая ракета. Через несколько мгновений дорожку прочертила вторая, потом третья. То был сигнал к началу наступления.
- Вперед! - прозвучала команда.
Артиллеристы бросились тащить пушки - кто за ремни, привязанные к лафетам, кто за колеса. Им помогали егеря. С егерями все-таки легче. Народ крепкий.
Холм, куда следовало установить батареи, оказался даже круче, чем думали раньше, к тому же покрыт был мелким кустарником. Тянуть по такой крутизне многопудовые орудия да еще ящики со снарядами - силенок много надо. Но когда это было, чтобы спасовал русский солдат? Егеря в своем усердии, казалось, готовы были разорвать лафеты.
- Не ленись, братцы, нажимай! - подбадривали они друг друга.
А позади слышался зычный голос командира корпуса:
- Шнель, зольдат, шнель!
Боур перестал покрикивать только после того, как батареи были наконец установлены на вершине холма и открыли по лагерю противника частый огонь.
Под грохот канонады пехота двинулась к дефиле, что против турецкого ретраншемента. Расставленные здесь неприятельские пикеты открыли по наступавшим суматошный огонь. Однако от беспорядочной пальбы еще никогда не бывало проку. Боясь быть убитыми или захваченными в плен, пикетчики вскоре дали тягу, ища спасения за укреплениями лагеря. Между тем там, в лагере, уже все пришло в движение. Из ретраншемента открыли огонь батареи. Над головами наступавших засвистели снаряды. Турки не собирались так просто уступать своих позиций.
Наступавшие залегли. Противник усилил огонь. Теперь он палил не только из пушек, но и из ружей. Впрочем, его стрельба не причиняла наступавшим вреда. Снаряды сыпались туда, где не было людей, а пули вообще не долетали до цели. Можно было подумать, что яростной пальбой турки хотели не столько поразить русских, сколько напугать их и тем самым заставить повернуть обратно.