16 января Троцкий вместе с женой выехал из Москвы в Сухум. Вслед за ним на имя председателя Совнаркома Абхазии Нестора Лакобы ближайшие соратники Сталина Дзержинский - из Москвы, а Орджоникидзе - из Тифлиса отправили строго конфиденциальные письма.
Орджоникидзе настойчиво рекомендовал:
"Дорогой Нестор!
Тебе на лечение едет тов. Троцкий. Ты, конечно, великолепно понимаешь, какая ответственность возлагается на Тебя и всех нас за его пребывание у Тебя. Надо его так обставить, чтобы абсолютно была исключена какая-нибудь пакость. Мы все уверены, что Ты сделаешь все, что необходимо.
Так дела здесь идут замечательно хорошо…
Целую Тебя.
Твой Серго".
Орджоникидзе, видимо, знал, что писать. Через три дня скончался Ленин - святая икона для большевиков, но не для кучки его соратников.
А Троцкий, вырвавшись из этого "политического котла", был очарован природой Абхазии и покорен вниманием и заботой Нестора. После московских метелей и морозов южные субтропики казались ему сказкой, а больше всего радовало то, что здоровье пошло на поправку.
Неожиданное известие о смерти Ленина потрясло Троцкого, и, несмотря на слабость, он собрался на похороны в Москву. Но Сталин не был бы Сталиным, если бы не приберег очередной коварный ход, чтобы не допустить в Москву самого опасного конкурента. Срочной шифрограммой он оповестил Троцкого:
"Передать тов. Троцкому. 21 января в 6 час. 50 мин (18.50) скоропостижно скончался тов. Ленин. Смерть наступила от паралича дыхательного центра. Похороны в субботу 26 января.
Сталин".
Тот немедленно в ответной телеграмме сообщил:
"Считаю нужным вернуться в Москву".
Через час пришел ответ:
"Похороны состоятся в субботу, не успеете прибыть вовремя. Политбюро считает, что Вам, по состоянию здоровья, необходимо быть в Сухуми.
Сталин".
К субботе Троцкий никак не успевал на похороны, и Сталин, убедившись, что соперник остался на месте, перенес их на воскресенье. Ловко одураченный Лев пробыл в солнечной Абхазии до середины апреля и покоренный ею и гостеприимством Нестора при расставании сказал: "Абхазию следовало бы переименовать в Лакобистан".
В Москве тем временем Сталин спешил закрепить свой успех. Отсутствие Троцкого на похоронах Ленина произвело тягостное впечатление на его сторонников; они проигрывали одну схватку за другой, и власть над партией, а затем и страной, ускользнула из их рук. Потом он, изгнанный из страны, с горечью признавал:
"Заговорщики обманули меня. Они правильно все рассчитали, что мне и в голову не придет проверять их, что похороны Ленина состоятся не в субботу 26 января, как телеграфировал мне в Сухум Сталин, а 27 января. Я не успевал приехать в Москву в субботу и решил остаться. Они выиграли темп".
Это приблизило Лакобу к Вождю. Проходили годы, и их отношения становились все теснее, и однажды брошенная на даче под Новым Афоном с непривычной для Сталина теплотой шутливая фраза: "Я - Коба, а ты - Лакоба" - раз и навсегда выделила Нестора из числа соратников Вождя.
Это не было просто симпатией к земляку. Орджоникидзе за все годы так и не стал его другом. Взаимоотношения Сталина с Лакобой напоминали, скорее, отношение старшего брата к младшему, беспокойному, но любимому.
Тогда и потом, когда Нестора не стало, несмотря на все старания, Берии так и не удалось занять его место рядом с Хозяином. Тот держал его на расстоянии и время от времени вытаскивал на свет тень маленького абхазца и поддразнивал.
Шел октябрь 35-го. Лицо Берии искривила болезненная гримаса при одном только воспоминании о той унизительной сцене смертельного оскорбления, которое нанес ему Сталин перед красавицей Сарией - женой Лакобы; он не забыл этого.
В тот год награды сыпались на Нестора, как из рога изобилия. 15 марта 1935 года Абхазская АССР была награждена орденом Ленина. Орден Ленина получил и Лакоба. Незадолго перед этим вышла книга "Сталин и Хашим" с его предисловием, в ней рассказывалось о революционной работе Хозяина в Батуме. Книга понравилась Хозяину, и на него нахлынули воспоминания. Когда подошло время отпуска, он, не раздумывая, отправился поближе к тем местам, где проходила молодость, - в Абхазию, на госдачу в Новый Афон.
На дворе стояла золотая осень. Теплые, погожие дни сменяли бархатные ночи, и по вечерам в бильярдной собиралась веселая компания: будущие маршалы Егоров, Тухачевский, Ворошилов и с ними Сталин. К их компании частенько присоединялись Нестор с красавицей женой и артисты местного театра. Вместе с ними под сумрачные своды дачи, казалось, входила сама солнечная и звонкоголосая Абхазия. Сталин был доволен и бросал плотоядные взгляды на Сарию.
Она в тот вечер была как никогда хороша. Ее тонкое и нежное лицо светилось особенным светом, а большущие черные глаза таили в себе загадку. Точеный бюст, округлые бедра волновали и возбуждали кровь. И не только ему одному. От Сталина не укрылись взгляды, которые украдкой бросал из дальнего угла Берия. Он хмыкнул и ехидно заметил: "Смотри, Лаврентий, Нестор хоть и глухой, но видит хорошо, а стреляет еще лучше".
Лакоба пропустил шутку мимо ушей и продолжил во всю "чесать" маршалов за бильярдным столом. Тухачевский побагровел от досады, его красивое и надменное лицо выглядело, как у обиженного ребенка, лишенного любимой игрушки. Ворошилов горячился, хлопал себя по бедрам, приседал и следил за ногами Лакобы, стараясь поймать того на нарушении правил. Нестор же хитровато улыбался и продолжал шустро орудовать кием. Несмотря на маленький рост, он умудрялся дотягиваться до самых дальних шаров и с треском загонял их в лузы. Хозяин поглядывал на военных и посмеивался: "Играет лучше вас и стреляет лучше".
Ворошилов поджал губы и бросил кий. Сталин сам встал к столу, но Нестор никому не давал спуску. Игра шла не в пользу Хозяина, он опустил кий, похлопал Лакобу по плечу и сказал: "За то прощаю, что маленький такой".
Командармы сдержанно рассмеялись. Сталин подмигнул им и, глянув на обиженно примолкшего Берию, с ехидцей спросил: "А ты, Лаврентий, чего не играешь и за шары держишься? Глухого боишься?"
Стены вздрогнули от громового хохота. Ворошилов сложился вдвое, его плотная спина, казалось, вот-вот прорвет рубашку, крупные, как горошины, слезы выступили на глазах. Сария рассмеялась, бросила на Берию уничижительный взгляд и вышла на летнюю террасу.
Ее взгляд он запомнил навсегда. Спустя столько лет, в нем еще продолжала жить ненависть к ней и Нестору…
Удаляющийся гул гитлеровских бомбардировщиков вернул Берию к действительности. Скрипнувшая дверь заставила его встрепенуться. Он с недоумением посмотрел на дежурного офицера. Тот заученным движением положил на стол темно-красную папку и тихо вышел.
Берия нацепил на хищный нос пенсне, включил настольную лампу и принялся за изучение документов. Бегло просмотрел материалы лондонской и нью-йоркской резидентур. В последнее время оттуда приходила лишь тактическая информация, существенно не влиявшая на положение на фронтах, и задержал внимание на разведсообщениях из Германии и Нидерландов.
Сухие и лаконичные строчки радиограмм Кента и Каро красноречиво говорили о том, что, несмотря на колоссальные потери, Гитлер не отказался от планов захвата Москвы. В сражение были брошены стратегические резервы.
Каро радировал:
Директору.
Источник Мария.
"Тяжелая артиллерия из Кёнигсберга движется к Москве. Орудия береговых батарей погружены на суда в Пиллау. Место назначение то же".
Источник Густав.
"Потери бронетанковых подразделений достигают размеров оснащения одиннадцати дивизий".
Источник Мориц.
"План-2 вступил в силу три недели назад. Возможная цель операции - выход на линию: Архангельск - Москва - Астрахань до конца ноября. Все передвижения частей осуществляются в соответствии с ним".
"И все-таки Москва, а не Ленинград! Этот лом Жуков снова угадал".
Следующая радиограмма подтверждала это предположение:
Каро Директору.
Источник Мориц.
"Верховное командование вермахта предлагало перед зимовкой немецкой армии к началу ноября занять позиции по линии: Ростов - Изюм - Курск - Орел - Новгород - Ленинград. Гитлер отклонил это предложение и отдал приказ о шестом наступлении на Москву с применением всей имеющейся в резерве техники".
Дальше шли сообщения, касающиеся работы предприятий и производства боевой техники для вермахта. Военная машина Германии пока не давала сбоев и продолжала с точностью швейцарских часов выпускать самолеты и танки, производить снаряды и патроны. Главный вывод, вытекавший из сообщений резидентур, состоял в том, что Гитлер любой ценой решил захватить Москву.
"С этим можно идти к Сталину", - заключил Берия и после ознакомления с сообщениями швейцарской резидентуры окончательно утвердился в своем решении. К ее резиденту, обстоятельному и немногословному Шандору Радо, он испытывал доверие. И на этот раз его сообщение было предельно лаконично:
Дора Директору.
Источник Луиза.