А тут еще неудача с Воробьевым!
Вместо показательного избиения не в меру зарвавшегося адвокатишки получилось наоборот — адвокатишка сам от души навалял посланцам Мелонова. Да так, что те уехали в больничку минимум на две недели. Особенно досталось одному, которому Воробьев чуть не расколол череп. Причем, как утверждали пострадавшие, юрист действовал исключительно голыми руками.
Не адвокат, а какая то помесь Чака Норриса с Гражданским процессуальным Кодексом...
Руслан оторвался от созерцания панорамы ночного города и прислушался к беседе Юлика с Железным Гомосеком.
— Это крайне важно, Женя. При сегодняшней конъюнктуре в выгоднее темы не найти.
— Не знаю, не знаю, — протянул Гильбович, поглаживая жирное брюхо. — А если не сработает?
— Должно сработать, — заявил Рыбаковский. — Чубайсенко совсем зарвался, намеревается начать отключение больниц и детских садов. И воинских частей... А в свете аварии на «Мценске» это о о очень животрепещуще.
— Лодка тут не при чем...
— Как это не при чем? — сощурился Юлик. — Очень даже при чем. Прикинь: отключение энергии — задолженности армии энергетикам — катастрофа. Не мне тебя учить. Сейчас на «Мценске» все делают себе имя. Вот и ты не отставай. Но обязательно вверни нашу позицию по Чубайсенко. Объясни читателям, что и именно демократы все время выступают за нормальное финансирование армии. А мы уж в долгу не останемся. Ты нас знаешь...
Гильбович фыркнул.
Его сотрудничество с командой Рыбаковский Пеньков Щекотихин вечно сопровождалось денежными разборками и выколачиванием ранее оговоренных гонораров из прижимистых заказчиков. Псевдодемократы много обещали, но очень не любили платить. Ни дружественным СМИ, ни своим агитаторам. Даже в ресторанах радетели принципов рыночной экономики вели себя подобно девицам динамщицам: нажирались от пуза, а потом старались ускользнуть, оставляя сотрапезников разбираться с официантами.
С недавних пор Железный Гомосек зарекся ходить с «демократами» по кабакам и проводил встречи только у них в офисах.
— Бабки вперед, — Женечка посмотрел Рыбаковскому прямо в глаза.
Тот заерзал в кресле и повернулся к Пенькову.
— Руслан, разберись...
Пеньков нехотя вытащил бумажник.
— Сколько?
— Пятьсот мне... — Гильбович возвел очи к потолку, — и пятьсот Первичному...
— Мы так не договаривались! — возмутился жадный до денег Руслан. — Первичный то тут зачем?
— У него свои сайты в Интернете, — объяснил пузатый журналист. — Разместит нужные резюме...
Пеньков насупился и поиграл жидкими бровками.
Не совсем удавшийся литератор Антон Первичный все силы тратил на то, чтобы побольше облить грязью своих более читаемых и плодовитых конкурентов. После того, как технотриллер «Корсары XX века» отчего то не вывел Первичного в первую десятку авторов страны, Антон обиделся и переквалифицировался в литературного критика, совершенно упустив из виду то обстоятельство, что в критики обычно идут перманентные неудачники, не могущие достичь успеха нигде, кроме как на ниве выискивания недостатков у других.
Любимым выражением Первичного являлось словосочетание «дать в морду», которое он употреблял и к месту и не к месту. Сам будучи хилым очкариком, Антон переносил на окружающих свои собственные комплексы. О любом авторе, по каким то причинам пишущем под псевдонимом, критик тут же сочинял краткую статейку, заканчивающуюся утверждением, что свою фамилию рецензируемый скрывает намеренно, ибо многие несогласные с его творчеством читатели хотели бы «дать ему в морду». При этом Первичный безбожно путался в материале и приписывал грехи одних авторов другим, но сии мелочи Антона не заботили. Его сайт в Интернете пользовался спросом, и времени на устранение ляпов в рецензиях не оставалось. Нишу «язвительного обличителя графоманов» Первичный застолбил плотно и никому уступать свое первенство не желал.