- Значит, я все делала зря? - огорчилась Ефросинья. Игорь улыбнулся, глядя на нее:
- Вовсе нет, пава моя. Теперь ты стала истинной женой… После случившегося в бане Игорь и Ефросинья все ночи стали проводить вместе. Их брачный союз только теперь обрел для обоих подлинную ценность. Игорю нравилась новизна в близости с женой, его очаровывала неопытность Ефросиньи, как в свое время восхищали опыт и умение Агафьи. Для Ефросиньи наступила пора открытия доселе неизвестной области ее женского бытия, в котором главенствующую роль играл обожаемый сильный супруг. Глядя на их счастливые лица, зрелые люди посмеивались украдкой: поколе молоды - потоле и дороги.
…С боярами своими Игорь жил не дружно.
По окончании Великого поста пригласил он к себе в терем на честной пир всех имовитых мужей, так ни один не пришел. Собрались в княжеской гриднице лишь Игоревы дружинники.
Ефросинья, нарядившаяся в свое лучшее платье, была разочарована тем, что к ним на застолье не пожаловали ни бояре, ни их жены и дети.
- Что случилось, Игорь? - спрашивала она. - Ты же загодя звал на пир бояр своих. Почему же никто не пришел?
- Разобиделись на меня бояре за то, что я не дал им вволю киевлян пограбить, - сердито отвечал Игорь. - Жадность им глаза застит, а до сострадания к ближнему никому дела нет. Не пришли ко мне, ну и черт с ними! Я простых людей на пир позову, эти кобениться не станут.
Разослал Игорь горластых бирючей по всему Путивлю, после чего народ валом повалил на двор княжеский.
Шли кузнецы и древоделы, лепилы и левкасчики, стеклодувы и кожемяки; шли кто с женой молодой, кто с престарелыми родителями, кто с детьми малыми. Сошлись в тереме у князя и миряне и священники. Когда не хватило для всех места в гриднице, Игорь распорядился поставить столы в тронном зале, в сенях и даже на дворе под открытым небом, благо день выдался солнечный.
Пришли и скоморохи удалые, и гусляры-запевалы.
Веселье удалось на славу.
Игорь, желая посильнее уязвить бояр, во время пира присмотрел десятка два крепких молодцов из простонародья и предложил вступить в свою дружину.
- Бояре мои от меня носы воротят, - во всеуслышанье заявил он, - не любо им, что я на бедствиях христиан наживаться им не даю. Так, может, сыщутся в Путивле удалые да храбрые, пусть без шапок собольих, зато честные сердцем. Зову таких в свою дружину, как в стародавние времена Владимир Красное Солнышко собирал богатырей под свой червленый стяг.
На другой день ко княжьему терему пришло еще полсотни крепышей в лаптях да онучах. Игорь всех взял в дружину.
Со временем набралось у Игоря без малого две сотни младших дружинников.
Содержать такое воинство оказалось делом накладным, не хватало денег даже на пропитание, не говоря о том, чтобы приобрести каждому гридню воинскую справу и хорошего коня. Повышать поборы Игорю не хотелось, ведь молва о нем шла как о христолюбивом князе. Просить помощи у бояр своих Игорю не позволяла гордость.
Тогда он вспомнил про мать и старшего брата.
Манефа, покидая Чернигов, прихватила с собой казну покойного супруга. К тому же приданое Ефросиньи почти целиком оставалось у нее же. Олегова волость была гораздо обширнее и богаче небольшого Игорева удела. По реке Десне проходил торговый путь с Волги к Днепру. Олег на одних торговых мытах мог бы содержать свою молодшую дружину.
По реке Сейму, на которой стоит Путивль, тоже проходил торговый путь с Днепра на Дон и на Оку, но мытные выплаты с торговых сделок целиком шли к новгород-северскому князю, как верховному властителю северских земель. Такое положение вещей не устраивало Игоря.
- Что же ты собрал такую дружину, что содержать ее не можешь? - упрекнул брата Олег.
- Не хочу от бояр своих спесивых зависеть, - сказал Игорь. - Пусть не думают, будто я не обойдусь без них.
- Не дело это, Игорь, - осуждающе произнес Олег. - С боярами надо в ладу жить, ибо без них князю никуда. Вот ты понабрал почти две сотни гридней, молодых да необученных, и тем самым повесил себе на шею жернов, который рано или поздно склонит и тебя самого к той грязи, коей ты ныне сторонишься. Где взять казну, чтоб содержать молодшую дружину? Только - в грабежах и поборах. Закон один - отнять у сирых и побежденных и дать своим воинам, иначе они разбегутся.
- Брат, дай мне полсотни гривен, - попросил Игорь.
- Дам, - с готовностью ответил Олег, - с условием, что через год вернешь сотню.
- Такие резы даже резоимщики не запрашивают, - мрачно промолвил Игорь, - а ты - брат мне. Посовестился бы!
- Я тебе брат, это верно, но лишних гривен у меня нет, - отрезал Олег. - От родства деньги не заводятся. Заводятся они от того, что тебе не по сердцу. Еще, конечно, воровать можно, но такое дело уж точно князю не к лицу!
- Тогда оставь свои гривны себе, брат, - сказал Игорь, - а мне отдай доходы с мытных выплат. Торговых гостей через Путивль проходит немного, так что потеря твоя невелика будет, а мне какая-никакая выгода.
- Вон ты что удумал, - нахмурился Олег. - Хочешь совсем из-под моей руки выйти. Мало тебе оброков и откупных!
- Мало! - вскинул голову Игорь. - Господин я в своем уделе или нет?
- Ты на мой каравай рта не разевай, братец, - вскипел Олег. - Не получишь мытных платежей, и все тут!
- Ну так и я больше с тобой в поход не пойду! - воскликнул Игорь.
- А с кем пойдешь? - усмехнулся Олег.
- С черниговским князем.
- Святослав Всеволодович не пустит тебя с твоими голодранцами под свои знамена. Ему проще холопей своих позвать, их еще больше набежит! - расхохотался Олег.
Игорь глядел на него, растолстевшего, с бычьей шеей и лоснящимся лицом, и чувствовал, как его заполняет ненависть к брату. Был бы у него в эту минуту меч в руках, зарубил бы смеющегося над ним Олега без колебаний.
Внезапно скрипнула дверь, и в светлицу вступила стройная молодая женщина в лиловом зауженном в талии платье, низ которого волочился по полу. Голову ей покрывала тончайшая накидка, прикрепленная к серебряной короне, украшенной переливающимися разноцветными дорогими каменьями.
Игорь не сразу узнал в вошедшей Изольду.
Красавица фряженка еще больше расцвела и похорошела. Держалась она без прежней робости, с подчеркнутым достоинством и грацией.
- Что же ты, Олег, брату своему отказываешь? - укоризненно промолвила Изольда. - Не по-христиански это.
- А ты учить меня будешь! - огрызнулся Олег. - Опять подслушивала?
- Свет мой, ты так кричишь, боясь за свои гривны, что за стенкой слыхать! - улыбнулась Изольда, и эта улыбка сделала еще более прекрасным ее лицо.
- Ну ладно, так и быть, - нехотя промолвил Олег, не глядя на Игоря, - уступаю мытные платежи тебе.
- Благодарю, брат, - произнес Игорь.
- Не меня благодари, а ее, - кивнул на Изольду Олег. - Помыкает, негодница, мною как хочет, а я терплю. И за что такое наказанье?
Игорь повернулся к Изольде и после слов благодарности запечатлел на ее устах крепкий поцелуй. И охотно бы продлил его, не будь рядом Олега.
- Приезжай в гости, брат, - перед тем как уйти, сказал Игорь.
Олег промолчал.
За него ответила Изольда:
- Непременно приедем.
Из Новгорода-Северского Игорь со своей свитой поскакал в Ольжичи, поскольку его мать находилась там. Вместе с Манефой, как оказалось, пребывала и Агафья с трехлетним сыном.
- Выжил нас с Агафьей Олег из терема княжеского, - пожаловалась Игорю Манефа. - За Олега теперь фряженка все решает. В тягость, видать, мы ей стали. Казну Олег себе взял, моего позволения не спросив. Хорошо хоть приданое Ефросиньи сумела от его рук загребущих уберечь.
- А я, матушка, за жениным приданым и приехал, - сразу признался Игорь. - Оно ведь по праву мне принадлежит.
- Забирай, коль приехал, - проворчала Манефа. - Сначала пасынок меня ограбил, ныне вот сын родной обирает. Ладно хоть младший сынок Всеволод ничего с матери не требует.
- Матушка, мне дружину содержать надо, - стал оправдываться Игорь. - Не к резоимщикам же мне идти!
- Я бы и сама приданое тебе отдала, сын мой, когда Ефросинья первенцем разродилась бы, - сказала Манефа. - А то, может, Бог не даст ей детей. Придется тогда ее отцу возвращать, да и не одну, а со всем приданым.
- Ну, это страхи пустые, - махнул рукой Игорь. - Фрося уже непраздная ходит.
- Когда же вы успели? - изумилась Манефа.
- Что же мы, дети малые, что ли? - обиделся Игорь.
Агафья была огорчена тем, что Игорь больше не стремится обнять ее украдкой и целует без прежнего пыла.
- Неужто я так подурнела? - расстроенно поинтересовалась она у Игоря. - Иль приворожила тебя женушка твоя?
- Не в ворожбе тут дело, и ты нисколько не подурнела, - ответил тот. - Просто сердце мое больше лежит к Ефросинье, вот и все.
И не хотелось Игорю огорчать Агафью, а все-таки огорчил.
Когда Игорева свита во главе со своим князем съехала с княжеского подворья в Ольжичах и челядинцы Манефы уже закрывали за нею ворота, стоявшая на крыльце Агафья постаралась утешить себя сама.
"Слава Богу, у Игоря братец есть пригожий и крепкий - Всеволоду ныне пятнадцать исполнится. Не с холопом же в постель ложиться…"
Все лето до Путивля доходили слухи о том, что Мстислав Изяславич, попросив подмоги у Ярослава Осмомысла, пытается отбить Киев у Глеба Юрьевича.