Глаза Алексея Ивановича были влажными, когда он закрыл дверь опочивальни. Лиза умирала - он видел это ясно. И не потому, что лекарь вчера сказал ему: "Ей осталось жить не более двух недель". Важней было другое, говорившее о близком конце: ее лицо, выражение глаз, жуткая тишина в комнате, настойчиво возвращающаяся после каждого произнесенного слова…
V. Степной бой
Начинался сентябрь, но погода была жаркая, точно в разгаре лета. Знойный воздух переливался прозрачными струйками. Медленно шагали, покачивая устало головами и взметая дорожную пыль, круторогие быки. Поскрипывали колеса тяжелых возов.
Суслики, выскакивая из своих норок, становились на задние лапки, с любопытством вытягивали мордочки, поводили сторожко ушами и свистели, поглядывая на возы с провиантом, что длинной лентой растянулись по кубанской степи. Высоко в небе парил коршун, наблюдая за движением обоза.
Конвоировал обоз казачий полк войскового старшины Хорошилова. Сопровождал обоз и секунд-майор Позднеев с двумя взводами Бутырского гренадерского полка.
Впереди и по бокам обоза, на расстоянии нескольких верст, были выдвинуты конные дозоры. В одном из них были Павел Денисов, его неразлучный друг Сергей Костин и еще пять казаков.
Они спешились и взобрались на высокий курган недалеко от берега Еи. В голубоватой дымке увидели, что на эту сторону реки начали переправляться большие силы ногаев - тысяч десять, не меньше. "Ох, как много! Беда грозит!.."
Сбежав с кургана, они вскочили на коней и помчались к обозу.
Смутились станичники - почти сплошь молодые, еще не бывавшие в боях, - когда узнали о приближении сил противника, раз в двадцать превышавших своей численностью обозный конвой. Растерялся и сам Хорошилов, впервые командовавший полком.
- Что будем делать? - спросил он взволнованно Позднеева. - Я так смекаю: бросить к чертовой бабушке обоз, отступить спешно к Ейскому укреплению. Там заручимся помощью полковника Бухвостова с его гусарским полком и конной артиллерией. А тогда нагоним нехристей и отобьем обоз.
- Не дело говорите, Иван Кондратьевич, - холодно возразил Позднеев. - Как так обоз оставить? А вдруг не отобьем? Да и непригоже нам поворачивать спину к врагу и удирать во все лопатки. Разве к лицу это российскому воинству?
И, видя, что лицо Хорошилова залил румянец и он готов вспылить, Позднеев добавил уже примирительным тоном:
- Притом и поздно уже, ногаи вот-вот налетят… И то поймите: ежели я своих гренадеров на кони к казакам посажу, кони не вынесут, ногаи быстро догонят.
- Да, вы правы, - подумав, ответил Хорошилов. - Ну, что ж! Будем биться насмерть.
Он повернулся к казакам и приказал устроить укрепленный лагерь - вагенбург.
Все возы с кулями муки и крупы были составлены в три ряда четырехугольником. Внутри поместили быков и казачьих коней. Станичники забрались с ружьями и пиками на возы и приготовились к отпору. Трех казаков послал Хорошилов в Ейское укрепление просить помощи.
Едва только успели устроить лагерь, как показались первые ряды неприятельских всадников, и вскоре обоз был окружен со всех сторон.
- Смотрите, Анатолий Михайлович, это, наверное, сам Девлет-Гашун, - сказал Хорошилов, указывая нагайкой на гарцующего всадника на вороном коне. - А вот и мулла рядом с ним, в желтом халате и белой чалме. Видите, руки вверх поднимает, молитву творит. А что это на остриях пик у трех ближних к Девлет-Гашуну всадников?.. Господи! Да ведь это ж головы казаков наших, что я послал за помощью!
Мулла закончил молитву. Тотчас же возле Девлет-Гашуна взметнулось ввысь зеленое знамя с золотым полумесяцем. Девлет-Гашун вскинул вверх повелительно руку - гулко загрохотал большой барабан, забили заливисто литавры, заплясали бунчуки с длинными конскими хвостами, и орда кинулась на лагерь. С гиканьем и визгом мчалась эта лавина на казаков, и казалось, ничто не может противостоять бешеному натиску. В переднем ряду скакали три всадника. Приблизившись, они метнули в середину лагеря три чубатые казачьи головы.
Осажденные подпустили врага на близкое расстояние и только тогда открыли сильный огонь. На одной из сторон вагенбурга, куда была направлена главная атака, сердито и зычно заговорила, посылая свинцовый ливень картечи, маленькая пушка - единственное орудие казаков. Налетевшие на лагерь всадники отхлынули: они не ожидали такого отпора.
Еще три раза бросалось в атаку войско Девлет-Гашуна. Три раза вражеская лавина докатывалась до самых возов. Разноголосо пели ногайские стрелы, свистели пули, сверкали на солнце кривые сабли. Пушку приходилось перекатывать в ту сторону, где угрожала наибольшая опасность. Осажденные поддерживали непрерывный огонь из ружей и пистолетов; чтобы заряжать их, были выделены погонычи и часть молодых станичников.
Неприятель понес немалые потери, но и среди казаков было уже десятка два убитых и с полсотни раненых. Тяжело был ранен в грудь Хорошилов. Пришлось Позднееву взять на себя командование и над казаками. На одном фланге он остался сам, а на трех других частях четырехугольника отдавали приказания казачьи есаулы.
Солнце начало заходить, бросая на степь окровавленные лучи. "Надо что-то предпринять! - тревожно думал Позднеев. - Картечь-то уже на исходе. Хватит ее лишь на то, чтобы один приступ отбить. Подмога нужна немедля, не то пропадем. Но как вызвать ее? Ведь окружили нас так тесно, что мышь - и та не проскочит".
Взгляд Позднеева упал на трупы двух ногаев, успевших домчаться в последней атаке до воза, на котором он стоял. Один уже замахнулся саблей, но меткая пуля Павла Денисова спасла Позднеева.
Мгновенно он принял решение: переодеть в ногайские одежды двух казаков, пусть попытаются прорваться под покровом темноты в Ейское укрепление. Правда, попытка эта отчаянная, мало надежды, что она удастся. Ну, а что делать?… "Кого же послать? Разве вот того казака, что спас мне жизнь? Молод? Ну что ж, здесь ведь почти все такие. Но надо отправить двух…"
Поймав пытливый взгляд секунд-майора, Павел шагнул к нему и замер, выжидая. Подоспел и Сергунька, который во всем старался подражать Павлу.
Позднеев ласково обратился к молодому казаку:
- Как зовут тебя?
- Денисов Павел.
- Наипервее, Денисов, великое спасибо тебе, что смерть от меня отвел… И все же я хочу послать тебя и вот его, - показал он глазами на Костина, - на почти что верную гибель. Рискнете жизнью, чтобы спасти всех?
- Да! - ответил Павел твердо.
- Вы по-нагайски знаете, хотя бы немного, несколько слов?
- Как же, мал-мало понимаем, - блеснул кипенью зубов Сергунька. - И даже говорить могем, ваше благородие. Нас еще покойный урядник Колобов обучал перед набегом на улусы ногайские.
- Ну, вот и хорошо. Сразу видно птицу по полету, а казака по повадке, - повторил Позднеев донскую поговорку. - Кротов! - приказал он мушкетеру-цирюльнику. - Мигом остриги им чубы..
Вскоре на земле, около воза лежала кучка волос: русых - Павла и рыжеватых - Сергуньки.
- А теперь живо переоденьтесь, - показал Позднеев на одежды убитых ногаев.
Казаки натянули темно-голубые окровавленные куртки, синие шаровары, низкие бараньи шапки и желтые, с загнутыми вверх носками, сафьяновые короткие сапоги.
Когда и это было выполнено, секунд-майор сказал:
- Залягте вон в тон балочке. И как только ногаи пойдут на приступ, постарайтесь смешаться с их рядами. По вашим окровавленным одеждам они могут принять вас за раненых, которые во славу аллаха опять пошли в бой. Я распоряжусь, чтобы наши огонь не вели, а подпустили ногаев вплотную. Вот все, что я могу сделать вам в помощь.
Уже стемнело. При свете фонаря Позднеев набросал несколько слов на листке бумаги и, передав его Павлу, сказал отрывисто:
- Вручишь донесение полковнику Бухвостову.
Когда пала на землю непроглядная ночь, Павел и Сергунька, держа на поводу коней, направились к балочке.
Позднеев, лежа на возу, думал: "Как томительно тянется время! Поскорей бы ногаи бросились в атаку! Это единственное, что может выручить нас, только тогда удастся, быть может, спастись. А если ногаи и до утра не потревожат нас? Ведь вот казаки говорят, что ночные бои не по нраву ногаям. Плохи, плохи наши дела, надобно признать".
Воз Позднеева стоял на стыке между гренадерской командой и казаками. Анатолий Михайлович слышал, как неподалеку старый казак Соболев хриплым от простуды, лающим голосом поучал молодежь:
- Перво-наперво памятуйте накрепко: лучше голову сложить, да чести казачьей не сломить. А что до смерти касаемо, так от нее все одно и в бараний рог не упрячешься. Да только труса пуля и сабля всегда найдут, а смелого и смерть побоится - сторонкой обойдет. Храбрец в бою сам ее выкликает, тешится с ней, заигрывает, а глянь, все невредим остается: что другим гибельно, для него как с гуся вода… И не забывайте николи, молодые: честь дороже жизни. Недаром же у нас на Дону гутарят: "Честь казака не покинет, пока его голова не сгинет". А неровны силы с врагом - тем больше славы для нас в бою… Казак донской, что ерш морской. Не возьмут они нас, бисовы дети, больно наколются…
Соболев закашлялся, потом зевнул и сказал устало:
- Ну, вы, ребята, держите ушки на макушке, не спите, а мне, старику, и подремать малость не грех.
Замолк голос Соболева, и тогда стал слышен тихий рассказ одного из позднеевских гренадеров: