Пришла княгиня Арлогия со своим восьмилетним сыном Святополком. Гордая Рогнеда явилась с сыновьями Ярославом и Изяславом, Мальфрида привела за руку Святослава, последней прибежала запыхавшаяся Адиль в сопровождении своих сыновей Мстислава и Станислава.
- Еще не начали? - спросила Арлогию.
- Нет еще.
- Боялась, опоздаю. Там эти олухи за косу старуху тащили. Пришлось вступиться, вот и задержалась. Изругала их, иссрамила…
- А при чем они, когда великий князь приказал тащить живого и мертвого?
- Но не так же, за косы, ровно печенеги. Мстислав, куда лезешь? Сверзишься со стены-то!
- Ярославу так можно, а мне все нельзя, - обиделся на мать Мстислав.
- Ярослав старше, да и у него своя мать есть, скажет, коли захочет.
Но Рогнеда ничего не говорила сыну, а он лез меж зубцами, свешиваясь почти по пояс, да еще и поглядывая на братцев хвастливо: мол, вот как я могу, у вас так не получится.
Но Святополк не отставал от него, тоже высовывался с заборола. Арлогия на всякий случай держала его за сорочку. А Ярослав, видя это, показывал Святополку язык, дразнил: "Трус, трус!"
- Мама, отпусти рубаху-то, - просил Святополк, стыдясь этой материнской поддержки. - Вон Ярку-то не держат.
- У Ярки своя мать есть, мне до него нет дела.
Жены великого князя Владимира Святославича всегда недолюбливали друг друга, ревнуя к мужу, и никогда вот так не собирались вместе. А если случалось двум-трем оказаться за одним столом, старались и не смотреть друг на дружку, и этим нередко веселили самого князя: "Эй, что вы надулись как мыши на крупу? А ну перегляньтесь". Ну и переглядывались, а что толку. Тут же и отворачивались.
Но ныне сошлись и даже будто не серчают, а вроде союз меж собой негласный заключили. Муженек-то их общий Владимир Святославич себе новую жену привез, царевну византийскую Анну, с которой уж и обвенчался, а старым женам велел забыть о нем: "Вы со мной не венчаны, стало быть, незаконные".
- Видела я эту царевну, - стрекотала Адиль. - Тоже мне красавица, ни спереди, ни сзади, доска доской. И на такую позарился.
- Он не на ее позарился, а на ее царскую кровь, - сказала Мальфрида.
- Мало ему королевен, царевну подавай.
Арлогия молчала, она не из королевен была, из простых греческих монашек, когда-то из-за красоты ее Святослав привез Арлогию сыну Ярополку в жены, после гибели которого она и перешла, по обычаю, к его брату Владимиру, став ему женой.
- Мама, смотри, смотри! - закричал Святополк, указывая на реку.
Там три человека, бросившись в воду, быстро саженками плыли к другому берегу, - ясно, от крещения бежали. Но за ними на лодийке погнались дружинники. А следом и вторая лодия двинулась.
- Догонят бедолаг, - молвила сочувственно Адиль. - Нашли время бежать. Коли не на воде, то на берегу поймают.
- Да ночью, сказывают, многие в дебри ушли.
- Что проку, не будут же там век сидеть. Владимир-то упертый, все равно своего добьется. Ему коли вожжа под хвост попадет - и вепря переупрямит.
А там на воде, где-то на средине Днепра, догнали-таки беглецов, кого-то веслом огрели, кого-то за волосья ухватили и в лодию втащили. А один уныривать от погони почал, да, видно, силенок не рассчитал. Раз-другой нырнул, а после третьего и не появился. Утоп. Дружинники поозирались по сторонам, подождали - не вынырнет ли? Так и воротились с двумя беглецами. Потащили к князю. Но тот, как виделось с заборола, не стал наказывать - видно, пожурил лишь, но на всякий случай велел привязать их друг к дружке, одного за левую, другого за правую пуку. Так не уплывут…
- Арлогия, ты сызмала в греческой вере, - заговорила Мальфрида, - скажи, разве можно человека силком крестить?
- Нельзя. Надо с любовью и приязнью.
- А что ж ты ему не сказала об этом?
- Думаешь, он послушал бы? Да у меня он года три уже не появлялся.
- Не до тебя ему. Он в последнее время от Адильки не вылезает.
- Ну и что, - поджала губы Адиль, - я ему нравлюсь. Он уж и от царевны ко мне прибегал. И посадничество Станиславу хорошее дает.
- Где?
- В Смоленске.
- Ну и что ж там хорошего?
- Как что? Смоленск-то на пути в Новгород лежит, туда поедет, меня навестит. После царевны - у меня как в раю очутится.
- А Мстислава куда?
- Мстислава пока учиться оставляет, шибко успешен он в грамоте, а потом, сказал, хороший город ему даст.
- А твоему, Арлогия, он что дает?
- Святополка в Туров посылает.
- А мово Святослава в Овруч, - вздохнула Мальфрида.
- Ну, а чем плохо? Это ж ближе к Киеву.
- Ближе-то ближе, да реки там нет. Стало быть, без рыбы сидеть. Да и потом, древляне - народ опасный.
- С чего ты взяла?
- Как с чего? Не они ли князя Игоря растерзали?
- Ну это когда было? Боле сорока лет тому. Да, поди, от Ольгиной мести им по сю пору икается. Она их так прищемила, что и в двести лет не забудут.
- А что Рогнеда-то молчит? - спросила Адиль и тут же позвала: - Рогнеда!
- Ну чего?
- Ты что, княгиня, на нас, что ли, серчаешь?
- Нужны вы мне.
- Ты вон на царевну дуйся, - не унималась Адиль. - А мы и сами отлучены от ложа Володимирова. И куда ж он тебя отсылает? А?
Рогнеда молчала, гордость не позволяла ей болтать с Адилью. Но тут уж вступила Мальфрида:
- Ну чего ты молчишь, Рогнеда? Мы, чай, теперь ягодки из одного лукошка. Не таись.
- Он меня с Изяславом в Полоцк отсылает.
- Ба, на родину, значит?
- Да, на родину. К могилам отца и братьев.
- Стало быть, повезло тебе.
- Повезло, - усмехнулась горько Рогнеда.
- А Ярослава куда?
- Ярослава с пестуном-кормильцем в Ростов шлет.
- А Всеволода?
- А Всеволода на Волынь во Владимир.
- И ведь ты погляди, как он раскидал твоих-то, в самые разные стороны. Бессердечный, что и говорить, муженек наш…
Рогнеда на это ничего не ответила, но видно было, что вполне согласна с Мальфридой. Но Адиль возразила:
- А вы как думали? У него не десять сердец, одно. А одно на всех не поделишь.
- Это верно, - засмеялась Мальфрида, - ведь половину сердца ты себе уже ухватила, Адиль.
- Гладите, глядите! - чуть не хором вскричали княжичи, указывая на берег.
Там, тесня толпу киевлян к воде, бегали дружинники, заставляя народ раздеваться; тех, кто замешкается, подгоняли плетками.
И вот уж весь берег зажелтел обнаженными телами. Тут же последовал знак великого князя - взмах платком, - и дружинники, завопив "В воду, в воду!", стали теснить толпу к реке.
- Чем не купальская ночь, - заметила княгиня Мальфрида.
- Ночью-то не срамно, а днем… - отвечала Адиль.
- Нашему муженьку что ночь, что день - нет запретов.
Большинство лезло в воду с визгом, со смехом. Чей-то ребенок остался на берегу, дружинники, ухватив его, швырнули, как щенка, в воду. Ребенок с испугу заревел во все горло. И даже объявившаяся тут же мать долго не могла успокоить младенца.
А меж тем на мостках священники вознесли кресты и стали громко читать молитвы. Киевляне затихли, прислушиваясь и вникая в смысл молитв, они силились что-либо понять.
- Чего они говорят-то? - спрашивали друг друга.
- Сам не пойму.
- Это они Бога своего призывают, греческого.
- Чтой-то не видно его.
- А он, сказывают, невидимый.
- Эх, то ли дело Перун.
- Вспомянул тоже. Перун наш батюшка где-то уж на порогах каменных мечется. А греческий Бог, сказывают, на каждом кресте. Ишь, иереи их как молятся. Станут нас из воды выпущать, каждому по Богу дадут.
- Это что ж, всем дадут?
- Всем. Чтоб каждый, когда захотел, вынул его из-за пазухи и попросил чего ему надо.
- И даст?
- Сказывают, дает. Но не всем, а которые без греха. Безгрешным полную калиту насыпает.
- Золотых?
- А каких попросишь, таких и насыплет.
- Видать, неплохой Бог, ежели так.
- Все равно, братцы, Перун был надежней. И помогал, если схочет. Одно слово - свой бог. Что-то не глянется мне этот.
- Поглянется. Всыплет тебе князь сотню плетей - поглянется.
- Глянь, на забороле-то, никак весь его выводок высыпал. Небось их в реку не гонит.
- А че гнать, он их намедни в церкви крестил.
- Их так в церкви, а нас так в реке.
- Ежели таких, как ты, через церкву пропущать, так и за год не управиться. Кажный сверчок знай свой шесток.
Но вот с помостов донеслось вполне понятное всем:
- Крещаются рабы Божии во имя Отца и Сына и Святаго Духа-а…
- Выходи, крещеные, - весело вскричали дружинники. - Да поживей!
Выбегали киевляне на берег к своей одежке, отряхивались, фыркали… Не обошлось и без путаницы, кто-то не свои порты натянул, у кого-то сорочка пропала, сапоги куда-то подевались. Поднялся галдеж:
- Снимай мои порты! Ну!
- А мои где?
- Ищи. Живо вытряхивайся!
- Эй, крещеные, кто мою сорочку видал?
- А кака она?
- Зеленая.
- Побежала перекрашиваться. Гы-гы-гы.
- Отдайте мне сапог! Кто взял мой сапог?
Самые умные, кто путаницу предвидел, свою одежку узелком завязали да хорошо приметили. Они, выскочив из воды, быстренько к узелкам, развязали, оделись, обулись да и в город наладились.
- Куда вы, олухи? - останавливали их дружинники. - Подходите к иереям за крестами.
Кого-то завернули, но самые шустрые сразу прорвались к городу. Однако в воротах дружинники с оружием остановили: