Прошло очень много времени, века. Он видел пустынную бурую землю, камни; извилистые дороги расходились веером и исчезали вдали в полосе мрака, заменяющей здесь горизонт. Неизвестно почему все это производило впечатление чего-то очень древнего, библейского. Каким-то образом он чувствовал это. Раньше Мамонт не знал, что это такое, библейское, и вдруг увидел и ощутил. Здесь было неестественно тихо и холодно, очень холодно…
Он очнулся от холода. Оказывается, вода может остыть еще сильнее. Преувеличенный невероятный холод. Проникающий внутрь, к самому сердцу. Отчетливо ощущались внутри скрюченные печень, легкие и еще что-то, названия чему он не знал.
"Значит, живой еще," - равнодушно удивился он. Густая черная вода двигалась прямо перед лицом. Остров с маяком исчез. Ближе стал какой-то другой- темный, поднимающийся из воды, камень. На едва светлеющем еще горизонте- белое пятно, корабль-призрак.
"Парус? Опять бред?"
Ноги свело. Они древесными корнями повисли где-то там, в глубине. Мамонт попытался грести, но сразу убедился в ничтожности своих сил. Похоже, что его несло течением вокруг этого острова.
…Масса тумана двигалась чуть выше воды. В получившемся промежутке еще торчала голова Мамонта. Совсем рядом заревела корабельная сирена. Голова дернулась, открыла глаза. Туман. Странная полуреальная форма материи.
Из тумана постепенно проявлялось судно. Оно беззвучно двигалось в его сторону. Не было слышно двигателя, только вода шуршала у необычного тупого форштевня.
Мамонт сумел заметить, что корабль лишен всех подробностей. Не было труб, мачт, даже, кажется, ограждений вдоль бортов- все похоже на грубый муляж. Вместо верхней палубы - большая округлая, скошенная назад, рубка. То ли гигантский катер, то ли, пустившийся в плаванье, дебаркадер.
Странный корабль дрейфовал прямо на него. В неестественном беззвучии прошел совсем близко: Мамонт мог бы дотронуться до белого, грубо окрашенного, будто измятого, борта. И вот исчез- остался только туман.
Он заворочал головой. Увидел в этом тумане прореху, окно. Окно медленно двигалось. Вот показалось что-то темное, он забарахтался, попытался грести туда. Оказывается, он еще мог шевелиться, остались какие-то силы. Наконец-то вернулись законы логики. По всем законам должно было наступить спасение.
Туман все уходил в сторону, появилась черная скала, - так близко, а только что появившийся шум сразу стал гулом прибоя. Стало ощущаться течение, вода все быстрее и быстрее неслась к берегу. Откуда-то взялось нетерпеливое облегчение. Спасение стало естественным. Закономерным. Наконец, ноги коснулись дна, внезапного, неожиданно близкого. Море сильно, с раздражением, толкало в спину, будто выгоняло на берег.
Мамонт стоял на коленях, разинув от слабости рот, набитый ледяными зубами, бормотал что-то матерное. Дряблый круг сполз с него, солнце согрело спину, пронзив острым наслаждением окоченевшее тело, останавливая бешеную дрожь, колотящий его, истерический озноб. Еще одна волна догнала, ударила в спину. Он на четвереньках, опираясь на несгибающиеся кулаки, выбрался на берег, на осклизшие камни.
"Остановка "Какой-то остров". Неужели живой?" - Холод оставался внутри- будто кусок льда.
Это была покатая гора. Оплавленный черный камень стек сверху и застыл, будто там, вверху, растаяла гигантская черная свеча. Откуда-то опять раздался вой корабельной сирены. Солнце грело все сильнее. В море, немыслимо далеко, на горизонте, темнела крупинка покинутого острова. Мамонт слабо удивился тому, какое огромное пространство преодолел. Почему-то постепенно уходило облегчение - ,оказывается, он осознал, что этот голый черный остров и есть заграница, это здесь он надеялся, наконец-то, жить спокойно и богато. Но никакой жизни не было видно вообще, только водоросли трепыхались в воде, между камнями. С мукой он понял, что нужно куда-то идти.
Пологий берег, по нему брел Мамонт, закончился, из воды поднимались скалы. Пришлось лезть вверх, цепляясь за рыхлый камень.
"Эх ты, Сизиф!" - Будто в ответ, комично забурчало в голове. Шум моря внизу становился все более злобным, осмысленным. Оно будто злилось, что не может достать его, Мамонта. А он почувствовал, что, наконец, заболел. Пот катился по лицу. Тело словно попеременно обливали горячей и холодной водой.
"А это еще что?" - Чем больше он приближался к вершине, тем заметнее становилось, поднимающееся изнутри, ощущение, - что-то замешанное на протесте. Или просто тошнота?
Непонятное ощущение стало просто страхом. Он уже знал, что увидит на том склоне. Все тот же голый камень и воду до самого горизонта. И это пространство уже не преодолеть.
Тупик, примитивный глупый конец.
"Конец фильма! Как неожиданно закончилась эта бестолковая путаная жизнь. Значит здесь и засохну. Лучше чем замерзнуть? Сам выбирал."
Еще шаг, будто вспыхнуло короткое замыкание в мозгу. На секунду он ослеп и вот увидел все снова: до самого горизонта тянулась вода, а у берега, вдруг, на якоре- белый корабль, теперь вполне реальный. Овальный китообразный корпус, все то же необычное судно. Странное, но настоящее.
"Значит бывает и такое. Теперь- вниз!"
Опять волной накатил жар. Здесь, наверху, порывами дул тугой морской ветер, сек лицо черной пылью… Ноги дрожали и подкашивались, содрогался скрученный желудок…
Уже не хватало сил думать, он двигался автоматически, уставившись под ноги, на покрытый птичьими кляксами камень. Хотелось лечь на бок и покатиться по гладкому склону, но это почему-то было невозможно. Белый корабль оказался очень большим и становился все больше и больше. Камень, наконец, кончился, с размаху он сел на песок.
"Ну все, теперь хватит!"
Под закрытыми веками плыли цветные круги, в голове шумело, и все это длилось неизвестно сколько времени. Потом, кажется, где-то залаяла собака. Можно было больше не двигаться, и это было блаженством. Оказалось, это приятно- так умереть. Что-то кружило и кружило его, потом какая-то сила подхватила и понесла вверх. Он попытался поднять голову и открыть глаза. Вокруг почему-то увидел какие-то сиреневые круглые коридоры, похожие на рыбьи кишки. Он попытался удержать голову, но шея стала тонкой, и голова валилась набок.
"Я пьяный? Почему?.. Когда это я пил?"
Попытался что-то вспомнить, понять, но мысли таяли и исчезали, не закончившись. Стало тепло и мягко, неведомая сила стала качать его, словно убаюкивая.
Арбузная корка перед глазами похожа на беззубую челюсть. Похожий на стрелку, рыбий скелет. На табличке с напрочь выцветшим текстом осталось одно самое крупное слово "Запрещено", написанное толстой кистью, выпуклые розовые буквы. Уже часов десять только это слово. Подымающееся море прибивает к его ногам мусор, объедки, всякую дрянь. Он оказался на помойке. Над ним- обрыв. Там, наверху, - погранзастава, слышны голоса… Мучаясь от слишком медленного движения времени, он опять неестественно внимательно изучает свои голые бледные ноги в зеленоватых венах, и опять - табличку, уже равнодушно глядит на наполняющуюся водой лодку, стараясь не думать о том, что это для него значит. Давит изнутри желание каким-то образом исчезнуть отсюда. Почему-то никак не наступает вечер. На вечер он перенес надежду на чудесное спасение.
Уплыть? Как?
Сегодня пришлось встать рано. Потом на прохудившейся лодке он прибился к этому острову. И с этого времени уже ничего не менялось, только один раз над обрывом появился солдат с заплаканным лицом, в грязной белой куртке и с ведром помоев, но не обратил внимания на оцепеневшего Мамонта.
Вода, приподнимая слой гнилого мусора, уже захлестывала ноги- начинался прилив. Лодка, наполнившаяся водой, не двигалась с места. Он нашарил на ее дне, последовательно: грелку с какао и водкой, нож на веревке, детский спасательный круг, исполненный в виде какого-то зеленого зверька, кажется, жабы. Там было еще что-то, что именно он вспомнить не мог, но больше искать не стал: предмета, который придал бы осмысленность каким-то его действиям, теперь точно не было.
Вода все выше окатывала, прижавшегося к обрыву, Мамонта. Сбрасывая ненужную уже одежду, он выбрался на ровное место, поспешно стал надувать резиновую жабу. Понял, с отчаянием, что опять решился куда-то бежать.
- Куда?
- На край земного диска теперь. Теперь на Ойкумену только… - ответил кому-то Мамонт.
Это "Куда?" произнес очкастый мужик в брезентовом плаще.
"Стоп! Но ведь мужик в очках уже был. Все это уже было. А будет еще плавание на жабе? Ну да, и черный остров. Это что, еще раз? - он вспомнил, что это называется воспоминанием, постепенно понял, что это такое. - А последнее- это тот черный остров. Голый. Тогда где я сейчас?"
"Почки… Опять почки…"- Сначала он ощутил боль. Боль долго и медленно всплывала изнутри. Вот поднялась наверх. Опять затявкала собака. Мамонт попытался повернуться набок- всю поясницу перепоясало болью.
Оказалось, что он лежит на плоской овальной кушетке. Сиреневые стены с закругленными углами, сиреневый потолок… Диваны, табуретки-пуфики, все что можно, оббиты каким-то шинельным сукном сиреневого цвета. Мир этот почему-то плавно качался, будто бред еще не иссяк до конца. В окно, нет, в иллюминатор, плескало серой пеной. Постепенно все это окончательно стало маленькой почти круглой каюткой.
Под иллюминатором, на овальном, конечно, столике, побрякивала от качки грязная посуда, пустые бутылки. Мамонт немедленно допил бульон из блестящей металлической миски, не глядя, - какую-то черную жидкость из чашки- это оказался кофе, - сунул в рот кусок сахара.
"Спасение из машины? - он попытался вспомнить и конечно не вспомнил как звучит это на латыни. - Сейчас увижу кого-то из богов… И не удивлюсь," - мысленно добавил он.