Краббе сквозь похмелье ощутил дрожь страха. Нет, это невозможно. Черт побери, он только прибыл. Неужели слух уже разнесся? Донесли ее родственники с западного побережья, весть разнеслась барабанным боем сквозь густые джунгли? В руках у них были длинные тюки с одеждой, но пальцы стискивали узнаваемые рукоятки, и у Краббе возникло предчувствие острого лезвия топора, разносящего череп, или, в лучшем случае, тупого слепого удара обуха.
– Леди, – сказал Мохиндер Сингх. – К несчастью, я куда-то засунул свою деловую визитку. Меня зовут Мохиндер Сингх. Вы приехали в Кенчинг. Вам, возможно, понадобится много вещей для украшения дома. У меня магазин, совсем новый, на джалан Лакшмана. Тонкие шелка, занавески, любые одежды. Постельное белье. Комоды камфорного дерева. Приходите, будете довольны. И для детей всевозможные вещи.
– Не говорите мне про детей, – сказал Краббе.
– Смотри, – предупредила Фенелла. – Идут сюда. К нам. С оружием.
– Да, – сказал Краббе. – С оружием.
– А все ты виноват, – нелогично заявила Фенелла. – С местной женщиной спутался.
– Не отступай, – велел Краббе. – В глаза им смотри.
Мужчины неуклонно приближались, пятеро, в хвосте маленький мальчик, тоже со свертком, учившийся ремеслу. Девушка-таможенница не обращала внимания, болтая с какой-то мелкой аэровокзальной сошкой. Вскоре самый старший рубщик, энергичный патриарх, кратко рыкнул остальным, которые тут же просто остановились, беззлобно глядя на намеченную жертву. С неимоверным облегчением, от которого вновь накатило похмелье, Краббе понял, что их жертва – сикх-магазинщик.
– Что он говорит? – спросила Фенелла.
Патриарх пользовался скупым лающим языком, как бы из одних гласных с гортанными перебивками. Но Краббе кое-что понимал в этом странном диалекте: учитель малайского в Куала-Ханту познакомил его с фонологией. Старший рубщик приблизился к пытавшемуся укрыться сикху и сказал, что ни сам, ни коллеги вражды к нему не питают. Он просто выступает за друга. Сикху хорошо известно, что этот самый друг вскоре предстанет перед судом за кражу кухонного полотенца в магазине сикха. Сикху лучше было бы снять обвинение. Правда, сейчас он получит официальное предупреждение спять обвинение, ибо надо помогать друзьям, мир без дружбы – ничто. Если послушается предупреждения, угрожать ему больше не будут. Все это излагалось быстрыми коренными словами без особых структурных связей. Затем последовало само предупреждение.
Топор глухо стукнул по массивному тюрбану и нестриженым волосам сикха. Сикх сел на пол, слегка застонал. Патриарх вытащил из-под саронга на груди две сигареты. И сообщил сикху, что это единственная плата, принятая за работу для друга. Одну сунул в собственный рот, другую предложил сикху. Чтобы продемонстрировать, что вражды действительно нет. Можно сказать, работа.
– Глупый старик, – вставил один из рубщиков помоложе, стискивая топор. – Это ж бенггали тончит. Им религия запрещает курить.
– Правда, – сказал патриарх. – Мир полон неверных, набитых свининой. Пошли. – И они удалились; мальчик уважительно ждал, чтоб пристроиться в хвост.
– Какой стыд, – сказала Фенелла Мохиндер Сингху. – Вы сильно пострадали?
– Смотрите-ка, – сказал Мохиндер Сингх, – деловые визитки были у меня в тюрбане. Вылетели от удара оружия. В Дахаге такое бывает. Ни закона, ни порядка. Возьмите, пожалуйста, карточку, леди. – И засеменил в конец аэровокзала. Вскоре показался на велосипеде, пьяно виляющий по дороге.
– Что нам теперь делать? – спросила Фенелла. – Нельзя целый день тут торчать. Я чувствую себя ужасно. Вряд ли мне тут понравится. Ради бога, спроси у кого-нибудь что-нибудь.
Краббе спросил девушку-таможенницу. Не знает ли она, где живет мистер Толбот? Не знает. Мистер Толбот – начальник Службы просвещения штата. Она такого не знает. Известна ли ей школа под названием колледж хаджи Али? Никогда про такую не слышала. Далеко ли от аэропорта до города? Это она знала: восемь мильных столбов. Можно найти такси? Отсюда нет. Есть здесь телефон? Нету.
– Очень полезные сведения, правда? – сказал Краббе. Солнце начинало полуденно жалить, пот пропитывал его рубашку.
– Надо куда-то пойти, – сказала Фенелла. – Кажется, я умираю. Никак нельзя в город попасть?
– Видно, единственный способ – попутку поймать, – сказал Краббе. – Похоже, вон главная дорога. Пошли туда.
– Ох, какая проклятая жуткая неразбериха, – простонала Фенелла. – Никогда ничего ты не можешь устроить. Снова и снова подводишь меня.
Краббе спросил девушку-таможенницу и заинтересованную троицу низших служащих, нельзя ли оставить багаж тут, в аэропорту, потом за ним прислать. Девушка не посоветовала – воров много. Может быть, предположил Краббе, можно сложить где-нибудь в запирающемся на замок кабинете. Нельзя, нет такого кабинета.
Тут вновь явились два рубщика-малайца в тюрбанах, на сей раз без топоров. Оба крутили педали ветхих велосипедов, оказавшись велорикшами, и один из них крикнул:
– Такси, туан?
– Где? – с надеждой спросила Фенелла. – Не вижу никакого такси.
– Они эти штуки такси называют, – пояснил Краббе. – Пошли, лучше, чем ничего.
Погрузили багаж на одного велорикшу, Фенелла и Виктор Краббе устроились на тростниковом сиденье другого. Сидеть пришлось близко, как любовникам; Краббе даже был вынужден ее обнять.
– Не сиди так близко, – сказала она. – Я твоего прикосновения не выношу.
– Ох, черт, – рявкнул он. – Если хочешь, пешком пойду. – Он всё и вся ненавидел. Но не шевельнулся.
Вскоре началось скучное путешествие, мускулистые крепкие ноги крутили педали по песчаной дороге к городу. Справа обычный тропический парадиз – море, пальмы, стройные девушки купались в намокших саронгах, лачуги аттап, дети машут руками. Слева рисовые заливные поля и массивные буйволы. Сверху безжалостная синева и солнце в зените.
Мимо проезжали немногочисленные машины, маленький "остин" с набившимся внутрь огромным семейством; дети махнули презрительно. Однажды встретился "кадиллак", пустой, кроме гордо курившего шофера в униформе; вместо номерного знака надпись "АБАН".
– Дурное предзнаменование, – сказал Краббе. – Для шин, я имею в виду. Интересно, как наша машина пойдет по такой дороге. Когда ее доставят.
– Если доставят. Наверно, об этом ты тоже договориться забыл.
– Ох, заткнись.
– Сам заткнись. Не смей так со мной разговаривать.
– Ох, заткнись.
Но тут перебранку они прекратили, так как перед ними остановился автомобиль. Из пыльного автомобиля выглянуло лицо, европейское, потом приветственная рука.
– Прямо как Стэнли с Ливингстоном, – заметил Краббе. – Мило с его стороны.
Лицо было бледное, глаза светлые, волосы почти белые, брови неразличимые, ресницы как будто сожженные. Лицо, впрочем, юное, острое, словно у эльфа.
– Лучше я вас подброшу, – сказал незнакомец. – Знаете, на самом деле, не надо бы вам колесить тут на этих штуках. Я хочу сказать, белые так не делают, равно как и всего остального, только не здесь; вдобавок действует Чрезвычайное положение. Коммунисты выскакивают из моря подобно Протею. Вы, наверно, новички. Без машины?
– Она идет поездом. Слушайте, я вас знаю. Где-то в Англии. Или в армии?
– Я был в авиации. Вы университетский? Я заканчивал…
– Вы изучали закон. Я – историю. Ман… ман…
– Хардман.
– Хардман, господи. Роберт Хардман. Ну, кто бы мог…
– Руперт Хардман.
– А я Краббе.
– Ну, боже милостивый, кто б мог подумать…
Рукопожатия, похлопыванье, недоверчивые восклицания. Фенелла терпеливо ждала. И наконец, сказала:
– Виктор, где твое воспитание?
– Виктор, конечно. А это миссис Краббе?
– Простите. Руперт Хардман – Фенелла. Что вы тут делаете?
– Закон. По-прежнему закон. А вас сюда назначили?
– Образование; меня должны были встретить. Толбот. Вы его знаете? Мы пытаемся в город попасть. Наверно, там кто-нибудь…
– Нет, не в городе. Знаю, он где-то тут поблизости живет. Багажа у вас много?
– Несколько ящиков. Остальное поездом идет. Вместе с машиной.
– Ну и ну, невероятно. Садитесь. Я вас к Толботу отвезу. Странный тип. Странная обстановка. Вообще у него, я имею в виду. Вам надо будет в отель перебраться. "Гранд" – не совсем правильно называется. А у Толбота странновато.
Расплатились с велорикшами, перегрузили вещи в багажник, забрались на заднее сиденье. Фенелла с любопытством разглядывала белоголового юриста, потрепанную обивку, забитую пепельницу, признаки неудач.
– Мортимер тоже тут был. Помните?
– Тот самый парень, что…
– Точно. Преуспевает. Женился на китайской вдове. С деньгами в кубышке.
– А вы? Женаты? Преуспеваете? Знаете, просто невероятно. Я хочу сказать, вот так встретиться.
Хардман пожал худыми плечами:
– Будет, наверно, и то и другое. Очень скоро. То есть если все пойдет хорошо. Знаете, не всегда хорошо идет. Только не тут.
– Знаю.
Хардман свернул налево, въехал на дорожку, ухабистую от корней и песчаных наносов. Машина проваливалась, подпрыгивала, скрипела.
– Боюсь, рессоры не очень хорошие. И мотор все время барахлит. Получу новый автомобиль. Надеюсь, по крайней мере. "Плимут", "ягуар" или еще что-нибудь. А "остин" пускай со своими закидонами остается.
– У меня "абеляр". Подержанный.
– Лучше продайте. Да побыстрей. Па восточном побережье таких немного. В Дахаге вообще нет.