Постоял ещё. Вспомнил рассказ отличного писателя, священника Ярослава Шипова, "Три рыбы от святителя Николая". Там немолодой батюшка Михаил идёт на реку и просит Николая Чудотворца о помощи. Рассказывает всё, будто на самом деле беседует со святителем: мол, так и так, он, дескать, понимает, что рыба сейчас не клюёт и клевать не может. Но ему до крайности необходимы две рыбёшки. И перечисляет кому. Кому – это отец Борис помнил уже смутно. Помнил только, что батюшка просил не для себя, а для хороших людей. Один вроде директор школы был, мужик такой понимающий, который разрешил батюшке этому Закон Божий преподавать местным ребятишкам. А вторая – вдова, которой некому было рыбёшки поймать…
И вот: излагает, значит, тот самый отец Михаил свой интерес святителю Николаю – а сам удочку забрасывает и на поплавок посматривает. И вдруг ему святитель помогает – поплавок резко под воду уходит, батюшка подсекает и на берег щуку огромную вытягивает! Это для директора, значит. А потом – раз – и плотвица граммов на шестьсот! Это для вдовицы на пирог сочнейший классического размера…
Отец Борис ещё помялся и решил так же обстоятельно всё рассказать Николаю Чудотворцу. Осмотрелся вокруг – берег был пустынный – и прошептал горячо:
– Святителю отче Николае! Тёща едет! Она – человек очень хороший! И рыбу любит… Матушка тесто поставила под пирог – мне бы хоть одну рыбку поймать! Я понимаю, что щука – это уж слишком большое чудо будет… мне бы хоть плотвы или подлещиков… помоги, пожалуйста! Как я домой без рыбы вернусь?! Матушка ждёт… Кузенька прибежит, в отцовскую корзинку заглянет – а там пусто! Рыбак называется, добытчик…
Поплавок не шевелился. Может быть, отец Борис не умел так убедительно изложить своей просьбы? Он вздохнул, подождал ещё полчаса и стал собираться домой.
Шёл, опустив голову, печалился, поглядывал время от времени на пустую корзину – а солнышко на Пасхальной неделе играло, переливалось, радостно звенел птичий хор, свежий весенний ветер порывами доносил робкий запах молоденькой травки.
И отец Борис постепенно расправил плечи, вздохнул полной грудью, расслабился. Попенял сам себе: с кем равняться вздумал – со старцем Стефаном и с отцом Михаилом, наверняка высокодуховным священником. Улыбнулся, сказал сам себе: эх, ты, Сенька, не по тебе шапка-то! Не умеешь ты ещё помолиться как следует! Расти тебе нужно да смиряться! Ты бы ещё про апостола Петра и чудо ловли рыбы со статиром во рту вспомнил!
От этой мысли стало совсем весело. На самом деле, чего печалиться?! Светлая седмица идёт, и все домашние живы и здоровы, и природа вокруг такая чудесная, и сейчас он пойдёт на службу… А что рыбы не поймал – это уже пустяки… Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!
Матушка Александра открыла дверь, при виде весёлого отца Бориса потянулась к корзине – и застыла в недоумении. Задумалась на мгновение и – мудрая всё-таки у него жена – сказала ласково: "Пирог с капустой – это тоже хорошо. Ещё плюшек побольше сделаю – мама плюшки с сахаром очень любит". И они улыбнулись друг другу.
Не успели отойти от порога – по ступенькам простучал тяжёлый топот, дверь заходила от мощного стука. Отец Борис открыл – на крылечке стоял сосед, двухметровый здоровяк-Володя. Володя застенчиво пробасил:
– Доброе утречко, батюшка! Я тут, это, из Астрахани только что приехал. Там сейчас така-а-я рыбалка! Клёв отличный! Во, гостинец вам привёз!
И протянул увесистый пакет. Отец Борис заглянул – в пакете лежали две довольно большие крупноголовые серебристо-серые щуки.
Умирать – это больно?
Отец Борис возвращался со службы и сильно промок, забыв взять зонт. А забыл из-за непривычного в семейном обиходе неприятного спора.
Вообще-то, его молодая семья: он сам, жена Александра, первоклассник Кузьма и годовалая Ксюшка – жили очень дружно. Высокий, крепкий, черноволосый глава семьи, сильный характером, не по годам рассудительный, и светловолосая, хрупкая матушка, скромная, мягкая, очень подходили друг другу, и семейный корабль благополучно плыл по житейскому морю.
Тем неприятнее была утренняя размолвка, когда Александра внезапно не согласилась с мужем, а стала спорить, настаивать на своём. Впрочем, всё по порядку.
Спина была уже совсем мокрой, и отец Борис ускорил шаг. Лето кончилось мгновенно – не успел оглянуться: Петров пост, Успенский, и вот уже зарядили сентябрьские дожди. Ещё не настала пора погожих деньков с золотом деревьев и горьковатым запахом прелой листвы, просто моросило с утра до вечера, не пуская детвору во двор после уроков.
Из трубы родного дома вился дымок: матушка первый раз с весны затопила печку. Уже на веранде восхитительными волнами разливался запах томлённого в печи борща: семья ждала отца к обеду.
За стол вместе со всеми сел соседский парнишка, Коля, ровесник Кузьмы, круглолицый здоровячок. Из-за него-то и произошёл спор.
Соседка Алевтина, торговавшая на рынке китайскими кофточками и куртками, растила Колю одна. Супы по занятости варила редко, немудрено, что Коля наворачивал борщ за милую душу и косился на кастрюлю в ожидании добавки.
Мальчишки росли по соседству и подружились ещё со времён песочницы и куличиков. Алевтина не препятствовала, когда сын увязывался за Кузьмой в храм. Коле там нравилось, и он часто просил у матушки Александры "такой же крестик, как у Кузи", а то и рвался вслед за другом к причастию. Но проблема заключалась в том, что Алевтина не хотела крестить сына:
– Я что – запрещаю ему с вами в церковь ходить?! Не запрещаю! Дети – они все ангелы! Бог разберётся! А крещение… Вырастет – сам окрестится. Сознательно… У ребёнка должен быть выбор! Дети тоже права имеют! Они не марионетки!
И со значением поглядывала на Кузьму и Ксюшку. Те марионетками себя не чувствовали: Ксюшка – потому, что не понимала, о чём речь, а Кузьма считал себя свободным и сознательно верующим человеком.
Коля рос добрым и ласковым пареньком, он очень привязался к семейству батюшки и стал здесь своим. Немудрено, что все перемены в нём Александра сразу замечала. А перемены происходили.
Чтобы компенсировать свои поездки за товаром и ненормированный рабочий день, Алевтина купила сыну компьютер, и он пристрастился к нему по полной программе. От любимой игрушки мог отвлечь только Кузьма, но тот занимался спортом, и в отсутствие старого друга Коля отрывался, стреляя и давя всё живое. В его новом мире можно было гоняться на машине за пешеходами и давить их, можно было убивать противника разным оружием, убивать и убивать и за это получать очки. Можно было летать с небоскрёба на небоскрёб и парить в воздухе – делать всё, что невозможно делать в реальном мире.
Александра заметила, что Коля стал нервным, дёрганым, он уже не стремился присоединиться к их походу в храм, а уходил играть на компьютере. Когда Кузьма с отцом как-то зашли за ним, даже не сразу повернул головы, чтобы поздороваться. А когда наконец повернул – отец Борис отшатнулся: у ребёнка были страшные глаза. Не просто красноватые от напряжения, а страшные.
Коля стал заговаривать о смерти, и эти разговоры в устах раньше добродушного, смешливого мальчишки казались матушке Александре ужасными: как будто кто-то другой вещал привычным звонким голосом. Коля грустно вздыхал:
– Тётя Саша, а я скоро умру…
– Что ты, Коленька, ты ещё маленький, ты будешь долго жить!
– Нет, скоро умру… А умирать – это больно?
Александра страшно пугалась этих странных вопросов, и вот сегодня утром приступила к мужу с просьбой окрестить мальчика. Из-за этого и вышел спор. Отец Борис возражал, что он не может крестить ребёнка без согласия матери, матушка просила. Нехороший спор, когда они не смогли прийти к согласию.
Вечером заговорили о том же, но отец Борис уже принял решение: он предложил жене сугубо помолиться о том, чтобы крещение Коли состоялась:
– А на помощь мы с тобой позовём тяжелую артиллерию.
– Какую артиллерию?!
– Кузьма, иди сюда. Можешь помолиться за Колю, чтобы его мама разрешила ему окреститься?
Кузя ответ дал решительно:
– Да.
Он очень серьёзно отнёсся к просьбе, и отец Борис даже с некоторым удивлением наблюдал, как сын перед сном уединялся со своим маленьким молитвословом, молился, а потом возвращался в гостиную, сияя, как человек, выполнивший важное поручение. Он молился за друга.
И маленький белобрысый Кузя действительно оказался тяжёлой артиллерией – через три дня Алевтина сама зашла к соседям с просьбой окрестить сына:
– Он странный какой-то стал, и вопросы странные задаёт…
Колю окрестили, а в ближайшее воскресенье он исповедался и причастился вместе с Кузьмой.
Отец Борис и раньше молился за Колю как за родного в домашней молитве, а теперь стал вынимать за него частицу на проскомидии. Матушка тоже молилась за него, прибавляя к ежевечерним поклонам за семью поклоны за отрока Николая.
А через несколько дней предсказания Коли о скорой смерти чуть не стали явью. Услышав страшные крики соседки, отец Борис и матушка выбежали в подъезд и узнали: Коля играл несколько часов на компьютере в свои любимые игры, а потом, когда мать, наварив пельменей, позвала к столу, встал, но пошёл не на кухню, а к балкону. Принёс стул, открыл запертую наверху дверь, вышел на балкон, шагнул в пустоту с третьего этажа и упал на мокрый от дождя асфальт.
В больницу поехали немедленно всей семьёй. Навстречу вышел хорошо знакомый врач-реаниматолог Александр Иванович, высокий, худой, рыжеватая бородка клинышком:
– Здравствуйте, батюшка! Вы всей семьёй – к Коле, конечно? А он уже не в реанимации. Ему у нас делать нечего.
И после мёртвой паузы, почти весело: