Масса людей, хорошо устроенных у себя дома, где никогда не дрогнет земля под ногами, поехали, что называется, за семь верст киселя хлебать – жить в палатках или временниках-бараках, строить в непривычном климате, при постоянной угрозе новых подземных толчков.
И у нас на глазах происходит, казалось бы, уже давно потерянное чудо помощи людей друг другу…
Есть на свете царь-пушка и есть царь-колокол.
В Алтынабаде имеется царь-самовар.
В отличие от прочих царь-предметов он весь день горит на работе. Он стоит на улице, возле шашлычной торговли, и кипит с утра до вечера во весь темперамент. Пройдясь по Алтынабаду, встретишь целую семейку этих уличных парных самодержцев. Съесть узбекский шашлык и запить его кок-чаем из русского самовара – вот наглядная картина истинной братской дружбы народов, которой сейчас всем так не хватает!
Около жаровни-мангала, прямо на земле, устроены квадратом низкие скамейки из досок, положенных на два кирпича.
Шашлыки берут рабочие и эмчеэсники в комбинезонах, выпачканные глиной и известкой, с брезентовыми рукавицами за поясами. Берут по восемь, по десять палочек. Положат на лепешку, закроют сверху другой, и такой бутерброд отправляют в могучие глотки.
Возле мангала хлопочет, раздувает картонкой угли, переворачивает железные штыки с шашлыками толстый черный человек с треугольным грустным носом. Это Мухтар.
Он успевает все делать сразу – жарить и продавать шашлыки, разговаривать с Толиком и еще покрикивать на кого-то через плечо.
– Я все вижу! – не поворачиваясь, кричит Мухтар назад. И снова к Толику: – На билет хоть заработал?
– Почему не заработал? – отвечает Толик спокойно. – Весь товар раскупили.
– Да ну! – удивился Мухтар. – Первый человек! Все говорят: зиру Россия не покупает, зря ездить.
– Уметь надо, – сдержанно ответил Толик.
– А если поймаю?!! – закричал вдруг Мухтар, не трогаясь, впрочем, с места. И опять, другим голосом, спросил Толика: – Дома твоего нет теперь… Что делать будешь?
– Не знаю, – сказал Толик.
– Иди ко мне. Помощник нужен, – сказал Мухтар, и не успел Толик согласиться, как он уже кричал с полным восторгом: – Ведь горячий, прямо горячий едят! Живой огонь! Палочку, палочку отдай!
В стороне маленькие мальчишки делили палочку шашлыка, которую стащили у Мухтара.
Так же вдруг Мухтар сорвался с места и побежал – не стараясь особенно никого догнать. От него во все стороны так и прыснули, разбегаясь, мальчишки – мал мала меньше…
Все бежали, кто как умел. Не бежал только один, лет семи, не больше. Он был на редкость чернявенький, с чуть более раскосыми глазами, чем полагается народонаселению этого кусочка планеты.
Он стоял и без страха глядел на Толика, словно приглашая попробовать его изловить.
Наверное, Толик уже почувствовал себя полноправным помощником Мухтара, а может, ему просто захотелось поглядеть на мальчишку поближе, но он поставил приемник на землю и сделал несколько шагов вперед. Мальчишка отошел. Толик прибавил ходу – тот побежал.
Он бежал не оглядываясь. Толик тоже перешел на бег.
Они бежали долго и медленно, перескакивая через арыки и кирпичи, тяжело дыша, спотыкаясь.
Наконец мальчишка обернулся и бежать перестал… Толик нагнал его и тоже остановился.
– Почему ловишь? – спросил мальчишка.
– А ты почему бежишь? – спросил его Толик.
– Потому что догоняешь.
Похоже было, что он не боится Толика.
– Покажи руки, – велел Толик.
Мальчишка разжал ладони. В них ничего не было.
– Зачем же убегал? – удивился Толик.
– Не люблю, когда ловят.
– Шашлык брал?
– Нет.
– А что там делал?
– Нюхал, – ответил мальчишка просто. И это очень понравилось Толику.
На другой день возле мангала возился уже Толик.
Он еще только раздувал угли и переворачивал первые палочки, когда откуда-то вынырнул вчерашний мальчишка. Он привел с собой еще девочку, выше его на целую голову, но мальчишка уверенно вел ее, держа за руку.
Они стояли перед чадящим мангалом, и Толик с новым, неизвестным прежде ему ощущением, смотрел на мальчика – так, что ему хотелось непонятно от чего улыбаться.
– Вы кто такие? – спросил наконец Толик.
– Мы с интерната, – ответила девочка.
– Я хочу шашлык, – четко сказал мальчик.
Это еще больше понравилось Толику. Он протянул им по шашлыку и лепешке с сырым луком. И с любопытством стал ждать, что будет дальше.
– Спасибо, – сказала девочка, а мальчишка только кивнул.
Ел он обстоятельно, не забывая про лук и лепешку. Лицо и губы он вытер руками, а руки облизал.
– Слушай, хозяин, – сказал мальчишка, закончив. – Ты шашлык делай. Я к тебе каждый день ходить буду.
– Договорились, – просто ответил ему Толик.
Он долго смотрел, как они уходили, огибая груды битого кирпича…
В конце улицы мальчишка обернулся и поглядел назад, в сторону Толика, по-крестьянски приставив ладонь ко лбу от света.
И это понравилось Толику больше всего!..
Поздним вечером совсем по-другому выглядит площадка возле Толиковой, торговли.
Угли в жаровне накрыты картонкой. На картонку для тяжести возложен кирпич. По земле ветер носит бумажки – обрывки бумажных салфеток. В грязь втоптаны белые луковые кольца, отливающие перламутром… Одна металлическая палочка от шашлыка упала и, воткнувшись в землю, покачивается, как стрела. Рванул ветер, и вот она мелко задрожала, наводя на сейсмические мысли…
За мангалом виден голый забор. На заборе крупно написан уже давно забытый присоветский лозунг: "Слава людям труда!".
Прямо под лозунгом стоит железная заржавленная кровать, которую днем не было видно. В ногах кровати валиком положен матрац.
Толик ходит по "своей" площадке, немного прибирает мусор, потом идет к кровати. Вот он развернул матрац, и внутри оказалась постель.
Диковато смотрелись здесь простыня, подушка и цветное ватное одеяло, так беззащитно разложенные под открытым небом, на ржавом железе солдатской кровати…
Приготовив постель, Толик идет к самовару.
Старый царь-самовар, браво развернув свои прямые медные плечи, весь в потеках и вмятинах. А вокруг него и под ним, между гнутых медно-тусклых его ножек, похожих на тронные, – понасыпались мокрые угли и зола.
Отчего самоварное подножие отдает пепелищем…
Толик нагибается и молча начинает готовить лучину для завтрашних чаепитий. На одном могутном плече самовара стоит японский приемник – "чистая "Соня!", как сказал тогда его гостиничный Сосед. Прямо из ничего, непосредственно из окружающего воздуха приемник создает веселую музыку в настроении марша. Эта транзисторная маршевая бодрость, интеллигентный японский дизайн приемника и сверкающая шпага антенны делают всю картину Толикиного быта еще более грустной.
Сидя на корточках, Толик большим ножом колет сухое полено. Неожиданно он громко спрашивает:
– Ты чего сегодня домой не идешь?
С краю, у самого мангала-жаровни, стоит давешний мальчик и внимательно смотрит на работу Толика.
– Куда? – не сразу отвечает он.
– Ну, в интернат.
Мальчик долго молчал, потом негромко произнес:
– А мама не так колола.
– А как? – сразу так и кинулся к нему Толик – кинулся голосом, вопросом, глазами, оставаясь в то же время на месте, на корточках.
И снова мальчик ничего не ответил.
– А у тебя потому всегда весело, что приемник? – спросил он через некоторое время.
– Тебе нравится? – снова быстро повернулся к нему Толик.
Мальчик вытащил из земли шашлычную железную стрелку, обтер ее конец о свои штаны, положил на мангал.
– Я вчера целый день думал, – сказал он неожиданно. – Решил: у тебя буду жить.
– Так ведь негде, – огорчился Толик. Потом добавил: – У меня тут дом был. На этом самом месте.
Он показал на кровать и жаровню.
– Я вчера тебе гвозди собирал целый день, – сказал мальчишка и вытащил из кармана горсть ржавых гвоздей.
…Ночь была прохладная, и Толик несколько раз вставал с земли, где устроил себе постель, накрывал мальчишку по имени Дамир, спавшего на его кровати…
С утра было солнечно.
Толик вел мальчика Дамира по Алтынабаду. В одной руке он держал его маленькую ладошку, в другой нес приемник. Оставлять приемник было негде, да и не хотел Толик с ним разлучаться.
Они шли мимо строящихся домов, мимо бульдозеров, мимо какого-то учреждения, которое работало на своих столах прямо во дворе. А двор этот насквозь просматривался с улицы, через обвалившийся местами забор…
Несмотря на странную обстановку, все служащие этой конторы под открытым небом – спокойны, деловито ходят от стола к столу, совещаются…
Поглядев на них сквозь заборные проломы, Толик и Дамир движутся дальше.
На углу рабочие обновляют и подкрашивают уличную конструкцию – из тех, что ставились силами находящегося рядом завода или какой-нибудь фабрики. А на железном щите с завитушками по краям – фотографии передовых людей этой фабрики…
– Гляди, Дамирчик, – говорит Толик.
Дамир разглядывает выцветшие фотографии на железном сварном стенде и спрашивает у Толика:
– Это кто?
– Самые лучшие люди района, – улыбаясь, отвечает Толик.
Ему очень нравится что-то объяснять Дамиру.
– А почему тебя здесь нет? – строго спрашивает Дамир.
– А я в другом районе живу… – смущается Толик, и они идут дальше…
…Потом они стоят у автоматов с газировкой. Дамир пьет воду, спрятав в стакан пол-лица.