- Минни? ага, Дэн. я щас приду тебе всуну. Бэг? о, и он тоже придет, позыбать хочет, не-а, мы не пьяные. я тут просто решил прикрыть на сёдня лавочку. мы уже все сделали. с этой заморочкой между Израилем и арабами, да еще африканские войны - нечего дергаться. Биафра - прекрасно звучит. ладно, в общем мы идем. я тебе хочу в сраку запердячить. у тебя такая жопа, господи. я, может, даже Бэгу запердячу. у него жопа поболе твоей, наверное. держись, солнышко, мы уже выходим!
Дэн повесил трубку. зазвонил другой телефон. он ответил:
- пошел ты в жопу, уёбок поганый, у тебя даже сиськи воняют, как мокрые собачьи какашки на западном ветру.
он бросил трубку и осклабился. подошел и вытащил Бэгли из машины. они заперли дверь конторы и вместе спустились по лестнице. когда они вышли наружу, солнце висело еше высоко и смотрелось прекрасно. тоненькие юбки теток просвечивали. чуть ли не до костей. смерть и тление виднелись повсюду. это Лос - Анжелес, возле 7‑й и Бродвея, где одни трупаки опускают других и даже сами не знают, зачем. нервная игра - вроде через скакалку прыгаешь, или лягушек препарируешь, или ссышь в почтовый яшик, или своему песику дрочишь.
- для меня ничего - это много, - пели они, - я - богач, наслаждаюсь ничем…
рука об руку дошли они до подземного гаража, нашли бэгов кэдди 69‑го года, залезли, зажгли по долларовой сигаре, Дэн сел за руль, вывел ее оттуда, чуть не сшиб какого–то бомжа, хилявшего с Площади Першинга, свернул на запад к свободной трассе, к самой свободе, ко Вьетнаму, к армии, к ебле, огромным полянам, сплошь поросшим травой и уставленным голыми статуями, к французскому вину, к Беверли - Хиллз…
Бэгли перегнулся и пробежался пальцами по ширинке Дэнфорта.
надеюсь, он хоть женушке–то своей оставит, подумал тот.
стояло теплое лос–анжелесское утро, а может и день. он кинул взгляд на часы в приборной доске - показывали 11.37 утра - и тут же кончил. Кэдди он гнал на 80-ти. асфальт скользил под колесами, словно могилки покойников. он включил было встроенный в доску телевизор, потом протянул руку к телефону, потом вспомнил, что забыл застегнуться.
- Минни, я люблю тебя.
- я тебе тоже люблю, Дэн, - ответила та. - а этот жлоб с тобой?
- тут, рядышком, только полный рот себе отсосал.
- ох, Лэн, не сливай понапрасну!
он расхохотался и положил трубку. чуть не сбили какого–то черномазого на пикапе. не черного, а именно черномазого, во какого. лучше города, чем этот, на свете нет, если всё срастается, а когда не срастается, только один город хуже - Большое Я(9). Дэнфорт поддал до 85. патрульный на обочине ухмыльнулся ему с мотоцикла. может, Бобу сегодня позвонит чуть попозже. с Боба всегда уписяться можно. 12 сценаристов вечно ему пишут анекдоты поприкольнее. а сам Боб - естественный, как навозная куча. просто чудненько.
он выкинул долларовую сигару в окно, поджег другую, пришпорил Кэдди до 90, прямо к солнцу, как стрела, дела идут отлично, жизнь тоже, - а шины кружились над мертвыми, умиравшими и еще не умершими.
ЗЬЯЯЯЯААААААУУУМ!
3 ТЕТКИ
мы жили прямо через дорогу от парка Мак - Артура, Линда и я, и как–то ночью, выпиваючи, увидели, как за окном пролетел человек. странное зрелище, как в анекдоте, но когда тело ударилось о тротуар, на анекдот это мало походило.
- господи боже мой, - сказал я Линде, - да он лопнул, как перезрелый помидор! мы сделаны из одних кишок, говна и какой–то слизи! иди сюда! иди сюда! погляди только на него!
Линда подошла к окну, затем сбегала в ванную и проблевалась. потом вышла. я обернулся и посмотрел на нее.
- да ей же богу, крошка, он просто похож на опрокинувшуюся лохань с гнилым мясом и спагегги, одетую в драный костюм и рубашку!
Линда вбежала обратно и рыгнула опять.
я сидел и пил вино. вскоре раздалась сирена. на самом деле, надо было вызывать санэнидемстаниию. да и хуй с ним, у нас всех свои проблемы. я никогда не знал, где взять денег на квартиру, а чтобы идти искать работу, мы слишком болели от кира. всякий раз, когда мы начинали волноваться, оставалось единственное - ебаться. от этого мы ненадолго все забывали. ебались мы много, и, к счастью для меня, с Линдой барахтаться было хорошо. вся эта ночлежка кишела такими же, как мы: люди киряли, еблись и не знали, что дальше. то и дело кто–нибудь прыгал из окна. но деньги к нам, казалось, всегда откуда–то приплывали - как раз когда мы уже готовы были лопать собственное дерьмо: однажды 300 долларов от покойного дядюшки, в другой раз - запоздалый возврат налогов. в третий раз я ехал в автобусе и на сиденье передо мной лежали 50-центовые монеты. что это означало или кто это сделал, я не имел ни малейшего понятия - до сих пор не имею. я пересел поближе и стал набивать карманы полудолларами. когда карманы наполнились, я дернул за шнурок и слез на следующей остановке. никто мне ничего не сказал, не попытался остановить. я имею в виду, что когда ты пьян, то не повезти не может, даже если ты неудачник - все равно повезет.
часть каждого дня мы, бывало, проводили в парке - на уток смотрели. вы мне должны поверить: когда здоровье подорвано непрерывным пьянством и нехваткой приличной пищи, когда устал от траха как попытки забыть обо всем, с уточками ничего не сравнится. то есть, нужно из своей конуры куда–то вылезти, потому что темно–синяя тоска навалится - и ты уже следующим из окна вылетаешь, сделать это гораздо легче, чем думаешь. поэтому мы с Линдой садились на лавочку и смотрели на уток. уткам все было по барабану - за квартиру платить не надо, одежда не нужна, еды навалом, плавай себе, жри да крякай. вот они и жрут все время, тырят друг у друга и клюют. время от времени кто–нибудь из ночлежки ловил ночью одну из этих тварей, убивал ее, приносил в комнату, общипывал и готовил. мы тоже об этом думали, но никогда не решались. кроме этого, поймать их было трудно: подберешься поближе, а он - ФФЫРК!!! фонтан брызг, и пизденыш упорхнул! в основном питались мы блинчиками из муки на воде или же таскали кукурузу из чьих–нибудь огородов - один парень вообще кукурузный сад у себя развел, - но не думаю, что он хотя бы один початок сам сожрал. потом тырить еше можно было с открытых рынков - то есть, перед одной бакалейной лавкой стоял овощной ларек, - а это означало случайный помидор–два или огурчик, но мы были мелкими воришками, беспонтовыми и полагались в основном на удачу. сигареты были проще всего - выходишь прогуляться вечерком - кто–нибудь обязательно оставит окно машины опушенным, а на приборной доске - пачка или полпачки. разумеется, вино и квартплата были реальными проблемами, и мы еблись и волновались по их поводу.
и, как всегда бывает с предельным отчаянием, наши черные дни наступили. не осталось ни вина, ни удачи, ничего. никаких кредитов больше ни у хозяйки, ни в винной лавке. я решил поставить будильник на 5:30 утра и сходить на Фермерский Рабочий Рынок, но даже часы как надо не работали. они когда–то сломались, и я их вскрыл, чтобы починить. там лопнула пружина, а заставить ее работать снова можно было только одним способом - отломать у нее кусочек и подцепить снова, все снова закрыть и завести. если вы хотите узнать, что с будильником делает укороченная пружина - да и с другими часами, наверное, тоже, - я вам расскажу. чем короче пружина, тем быстрее крутятся минутная и часовая стрелки. сбрендили часы, в общем, и когда мы уставали ебаться, чтобы перестать беспокоиться, то, бывало, наблюдали за этими часами и пытались определить, сколько времени на самом деле. видно было, как минутная стрелка скачет - как мы над нею смеялись.
потом однажды - и нам потребовалась нелеля, чтобы это вычислить - мы обнаружили, что часы спешат на тридцать часов за каждые двенадцатъ действительного времени. к тому же их приходилось заводить раз в 7 или 8 часов, или они останавливались. иногда мы просыпались, смотрели на часы и не могли врубиться, сколько же сейчас времени.
- ну черт возьми, крошка, - говорил я, - неужели ты не можешь эту дрянь вычислить? часы идут в 2 с половиной раза быстрее положенного, это же так просто.
- ага, а сколько времени было, когда мы последний раз их ставили? - спрашивала она.
- будь я проклят, если знаю, крошка, я пьяный был.
- ты бы лучше их завел, а то остановятся.
- ладно.
я их заводил, и мы ебались.
поэтому в то утро, когда я решил сходить на Фермерский Рабочий Рынок, часы работать не хотели. мы где–то нарыли бутылку вина и медленно ее выпили. я смотрел на эти часы, не зная, что они хотят сказать, и, боясь пропустить ранний подъем, просто лежал в постели и не спал всю ночь. потом встал, оделся и пошел на ту улицу в Сан - Педро. казалось, там все просто стоят и ждут. в витринах лежало довольно много помидоров, и я умыкнул два или 3 и съел. висела большая черная доска: В БЕЙКЕРСФИЛД НУЖНЫ СБОРЩИКИ ХЛОПКА. ПИТАНИЕ И ЖИЛЬЕ. что это еше такое, к чертовой матери? хлопок в Бейкерсфилде, Калифорния? я‑то думал, что Эли Уитни(10) и хлопковый джин положили этому конец. потом подъехал большой грузовик, и обнаружилось, что нужны еше и сборщики помидоров. вот же срань, Линду надолго оставлять одну в этой постели мне не хотелось. она никогда не могла одна так долго залеживаться. однако я решил попробовать. все начали карабкаться в кузов. я подождал, пока все дамы не заберутся на борт, - а среди них были объемистые. все влезли, и тут начал карабкаться наверх я. здоровенный мексиканец, явно нарядчик, начал закрывать задний борт:
- простите, сеньор, мест нет! - они уехали без меня.