– Я не думаю, что все сразу переменится. Но если хотя бы кто-то задумается, что человек покончил с собой в результате глубокого отвращения к происходящему, – это будет уже результат!
Все приготовили руки для аплодисментов, но тут – в паузе, когда Быстров набрал воздуха для нового выкрика, слышится резкий звук отодвигаемого кресла.
Капотин встает и, проходя мимо Мигунова, говорит:
– Урежу финансирование партии в три раза.
– Я не знал, Павел Савлович! – торопится за ним Мигунов. – Я понятия не имел, о чем он будет говорить! flyman, обычное дело: все плохо, надо что-то делать, вас покритикует.
И, обернувшись, рявкает на Быстрова:
– Прочь с трибуны!
– Товарищи! – напоследок взывает Быстров. – Только через самоубийство обретем новую жизнь! Следуйте моему примеру! Ответим массовыми самоубийствами на беззаконие и произвол!
Зал отвечает овацией.
И тут же мы видим другой зал – заседаний. Капотин гневается.
– Дотянули резину, товарищ генерал Пробышев? Давно пора было его прибить!
– Мы в ближайший вторник собирались. Сами знаете…
– Знаю! В виде исключения могли бы и в выходные поработать!
– Можем хоть завтра…
– Поздно! Об этом во всех газетах написано и на всех каналах сказано: доведенный до отчаяния Быстров собирается покончить с собой! И даже если мы его сейчас замочим, это будет расцениваться как самоубийство. Типа того: подставил добровольно человек себя под пулю.
– Может, я чего не понимаю, – говорит Рубак. – Но что в этом такого? Самоубийство и самоубийство. В судебной системе это было бы очень удобно. Не держать человека в тюрьме, не тратить на него государственные средства. Выдал ему пистолет или яд – и нет проблем.
– Кто согласится? – сомневается Манин.
– Мы эксперименты проводили. Сажаешь человека в одиночку, кладешь заряженный пистолет. Три-четыре дня – и человек созревает. Психологи объяснили: когда пистолет рядом, а ты в одиночке, крайне трудно не застрелиться. Соблазн велик.
– Умные люди, а какие глупости говорите! – укоряет Капотин. – Вот ты, Манин, позволишь какому-нибудь банку добровольно обанкротиться?
– Еще чего? Им дай волю, все банкротами себя объявят!
– А ты, товарищ генерал Пробышев, если, к примеру, какая-нибудь нехорошая демонстрация, ты позволишь ей самой собраться и самой разойтись?
– Собираются пусть, а разойтись – только с нашей помощью.
– Вот! И ты, господин товарищ прокурор, не подумавши сказал. Если бы виновные сами себе приговоры выносили и сами их исполняли, зачем тогда прокуратура, суд, следствие? Тысячи людей без работы останутся! А главное, коллеги: самоубийство – уход от ответственности, уход из-под нашего контроля. Мы этого позволить не можем.
– А что делать? – спрашивает Пробышев.
– Не допустить. Сделать так, чтобы, во-первых, Быстров не сумел этого сделать, а во-вторых, чтобы захотел жить.
– Он и так хочет, – говорит сухопарый, болезненного вида представитель медицинского ведомства, Мощеев. – Утверждаю как психолог и доктор медицинских наук…
– Ты диссертацию купил! – хихикает Переметнов.
– Ну и купил, – спокойно отвечает Мощеев. – Некогда мне диссертации защищать, а знаний мне и так хватает. Так вот, доказано, если человек хочет покончить с собой, он хочет жить. Потому что тот, кто не хочет жить, он вообще ничего не хочет, в том числе покончить с собой.
– Спиши слова! – иронично говорит Капотин. – Короче, составим план мероприятий по охране Быстрова и недопущению его самоубийства. Сколько хлопот из-за одного дурака! – сокрушенно качает он головой.
В прихожей квартиры Быстровых – человек в штатском. И в каждой комнате по такому человеку. Следят, чтобы, упаси боже, Быстров не покончил с собой.
Один из штатских сидит со Светланой и смотрит по телевизору шоу-угадайку.
– Вариант "б", синхрофазотрон! – выкрикивает штатский, отвечая на вопрос ведущего.
– Какой вы умный! – удивляется Светлана.
– Я Бауманское закончил.
Быстров идет в туалет.
Тут же рядом оказывается штатский.
– Дверь не закрывать!
– Вы что, смотреть будете?
– Служба.
– Но я так не могу! Мне противно!
– А мне не противно?
– Слушайте, это нарушение прав человека!
– Ты сам хочешь покончить с собой. Это тоже нарушение прав человека. То есть твоих собственных.
Быстров пожимает плечами, входит в туалет.
Он идет в кухню. Открывает холодильник. Видит банку консервов. Ищет, чем ее открыть. Ни ножей, ни вилок, ничего колющего, режущего.
– Свет, чего бы съесть? – кричит он.
– Сама сижу голодная, всю посуду отобрали! – отвечает Светлана.
Быстров садится за стол у окна. Достает сигареты. Штатский подскакивает. Ощупывает и мнет сигареты.
– Там-то что? – спрашивает Быстров.
– Мало ли. Ампула с цианистым калием.
– Где я его возьму? И сигареты без того яд.
Быстров смотрит в окно. Там две мамы сидят на лавочке с книгами, а девочка и мальчик бегают вокруг них. Девочка догоняет мальчика, хватает его, они хохочут. Теперь мальчик догоняет девочку. Хватает. Хохочут. Теперь девочка догоняет мальчика. И так без конца. Счастливы.
Быстров берется за ручку, дергает. Окно закрыто наглухо. Быстров хватает стул, ударяет в стекло. Стул ломается, стекло цело.
– Только мебель портите, – говорит штатский.
Звонок в дверь.
В квартиру входит эффектная молодая женщина. Обращается к Светлане, кивая на штатского:
– Это он?
– Кто?
– Муж?
– Нет. Он в кухне. А вы кто?
– Пока никто, буду любовницей. Меня София зовут.
Женщина проходит в кухню. Светлана вопросительно смотрит на штатского. Он пожимает ей руку и говорит:
– Для вашей же пользы.
София в кухне.
– Ты, что ли, Быстров?
– Да.
Она оглядывает его с ног до головы. Чрезмерно пухлые силиконовые губы брезгливо вздрагивают.
– Бывает и хуже. Пойдем.
– Куда?
– В спальню.
– Вы думаете, это заставит меня изменить решение? – усмехается Быстров, не показывая, что он шокирован.
– Уверена.
– Хм. Я пойду – но только для того, чтобы вы поняли, что ошибаетесь.
– Там видно будет.
Они проходят в спальню.
Через минуту Светлана с озабоченным лицом подходит к двери, вежливо стучит:
– София, там в шкафу, на верхней полке, чистое белье. Вадик, покажи даме!
А София тем временем сует в уши Быстрову наушники от плеера.
– Послушай пока. Настройся.
В наушниках обволакивающаяся музыка с эротическими вздохами и стенаниями.
София раздевается, ложится. Показывает себя и так, и так. Быстров смотрит исподлобья и ничего, кроме стеснения, не чувствует.
– Ну что, захотел жить?
– А я и хотел. Просто теперь мой долг – прекратить свою жизнь. Я пообещал. Я дал слово.
– Ну и что? Я своему мужу каждый день обещаю, что больше никогда и ни с кем.
– У вас есть муж?
– Я не поняла, ты что, больной? Я не встречала мужика, который меня бы не хотел! – сердито говорит София.
– Я хочу. Но я сдерживаюсь, – лукавит Быстров.
– Зачем?
– Ну… Я люблю свою жену.
София недовольна:
– Вот, блин, дали заданьице. Жену он любит. Я тоже мужа люблю – ну и что? Неужели перед смертью не хочется чего-нибудь такого, чего не было?
– Почему же не было? Было.
– С такой женщиной, как я? – сомневается София.
– При чем тут – как вы, не как вы. По любви было. А если хоть раз было по любви, умереть не страшно.
София долго смотрит на Быстрова, пытаясь понять, что он сказал. Потом вдруг набрасывает на себя простыню.
– А по любви – это как? – спрашивает она. – Ну, то есть, какие ощущения? Оргазм какой-то другой? Или что-то еще?
– Это на уровне души.
– Будто если выпить? – угадывает София.
– Нет.
– Ну – нанюхаться?
– Чего.
– Морочишь мне голову! – с досадой говорит София.
И вдруг начинает хлюпать.
– Я, может, тоже хочу с собой покончить!
– Что мешает?
– Как что? Чувство долга.
– Перед мужем, детьми? – теперь черед Быстрова угадывать.
– Какой муж, какие, блин, еще дети? Вот перед этим чувство долга! – София сбрасывает с себя простыню. – Ты подумай, как я могу это уничтожить? Оно людям служить должно! Ну и мне тоже!
Слова странные, конечно, но поза Софии на этот раз так бесхитростна, так невинно откровенна, что Быстров невольно чувствует прилив мужской силы.
– А ты знаешь, я, пожалуй… – склоняется он над Софией.
Та немедленно вскакивает и начинает одеваться.
– В чем дело? – удивлен Быстров.
– Методика! Теперь ты меня будешь хотеть со страшной силой. Будешь искать, уговаривать, упрашивать. Тебе будет не до самоубийства. Вот телефон, – она оставляет визитку на ночном столике.
И напоследок страстно целует Быстрова.
– Это чтобы тебя больше разобрало.
Она выходит. Быстров смотрит на визитку и рвет ее в мелкие клочки.
Только сейчас он замечает, что в углу комнаты сидит человек в штатском.
– Ну и дурак же ты, – говорит человек.
– Хуже. Я как раз слишком умный, – не соглашается Быстров.
Так прошли день и вечер и наступила ночь.
Быстров лежит в постели со Светланой.
В углу спальни клюет носом человек в штатском.
– Черт знает что, – говорит Светлана. – Теперь я знаю, что чувствуют звери в зоопарке.