Боги сердились на Кесси, они сделали для него невидимыми всех диких животных. Бродил Кесси, не выбирая дороги, пока не выдохся. Очутился он подле больших ворот, которые стерегли дракон и ужасные гарпии. Не мог он открыть те ворота, и никто не откликался на его зов. Тогда решил Кесси обождать. Сон завладел им. А когда он проснулся, уже смеркалось. Увидел он мерцающий свет, который приближался к нему, становился все ярче и ярче, так что стало больно глазам: то был высокого роста человек, от которого исходило ослепительное сияние. Он сказал Кесси, что это Ворота захода солнца, за которыми находится царство мертвых. Смертный, который войдет в них, уже не сможет вернуться назад. "А как же тогда ты проходишь туда?" "Я и есть солнце", - сказал бог и скрылся.
А по ту сторону ворот духи умерших ожидали его появления, чтобы приветствовать возвращение светила. Был среди них и Удубсария, отец Синтальмены. Услышав голос мужа своей дочери, обрадовался он: то был первый смертный, который пришел проведать мертвых. Упросил он Бога Солнца позволить Кесси войти.
- Хорошо же, пусть входит и следует за мной по темной тропе, но не вернуться ему в царство живых. Свяжите ему руки и ноги, чтобы не смог он убежать. А когда посмотрит здесь все, я его убью.
Кесси оказался перед длинным и узким подземным ходом. Бог Солнце был уже далеко впереди, как светящаяся точка. Удубсария связал Кесси по рукам и ногам и позвал его следовать туда, где слабо виднелся свет. Кесси увидел, как духи умерших разжигали огонь; то были кузнецы Бога Солнца, и ковали они ему лучи, которыми он покрывал землю. Чувствовал Кесси, что тысячи птиц кружат вокруг него. "Это птицы смерти, - пояснил Удубсария, - которые доставляют в подземный мир души умерших". Кесси вспомнил огромную птицу, виденную им во сне. Наконец достигли они Ворот восхода солнца. Кесси должен был умереть, но стал просить о милости. Бог Солнца припомнил, как Кесси вставал на утренней заре, ходил на охоту и делал жертвенные подношения богам. "Хорошо, - порешил он, - отправишься ты вместе с женой и шестью ее сестрами на небо, и будете вы там все вместе созерцать вечные звезды".
В ясные ночи на небесных просторах можно видеть Охотника, опутанного по рукам и ногам цепями, похожими на женские ожерелья. А рядом с охотником сияют семь звезд.
Хеттская легенда 2-го тысячелетия до н. э.
Первая часть этого сказания сохранилась записанной на хеттском языке на клинописных глиняных табличках; вторая представляет собой фрагмент на аккадском языке, найденный в Египте в конце XIX века.
Теодор Г. Гастер перевел их, реконструировал текст и сопроводил его комментариями. Присутствовавший здесь мотив смерти и царства мертвых имеет аналогии в других произведениях: ворота, куда закрыт доступ смертным до тех пор, пока они принадлежат к миру живых (заповедные двери; см.: Вергилий, "Энеида", VI, 127); птица, уносящая смертного в царство мертвых; духи умерших, которые поддерживают огонь; дракон и гарпии, стерегущие ворота (присутствуют в эпосе о Гильгамеше и в "Энеиде" Вергилия, VI, 258–289); встреча с Удубсарией (Одиссей и его мать, Эней и Анхис, Данте и Беатриче), который становится его проводником (Сивилла и Эней, Вергилий и Данте). Кесси соотносится с Орионом, охотником, прикованным к небу, преследователем семерых сестер, которые превратились в созвездие Плеяды. В данном тексте встречается самое раннее упоминание о гномах.
Бывают и сны от Зевса
("Илиада")
Девять дней на воинство божие стрелы летали;
В день же десятый Пелид на собрание созвал ахеян.
В мысли ему то вложила богиня державная Гера:
Скорбью терзалась она, погибающих видя ахеян.
Быстро сходился народ, и, когда воедино собрался,
Первый, на сонме восстав, говорил Ахиллес быстроногий:
"Должно, Атрид, нам, как вижу, обратно исплававши море,
В домы свои возвратиться, когда лишь от смерти спасемся.
Вдруг и война и погибельный мор истребляет ахеян.
Но испытаем, Атрид, и вопросим жреца, иль пророка,
Или гадателя снов (бывают и сны от Зевеса)…
"Илиада", 1,53–63
Двое ворот
("Одиссея")
Так, отвечая, сказала царица Лаэртову сыну:
"Странник, конечно, бывают и темные сны, из которых
Смысла нельзя нам извлечь; и не всякий сбывается сон наш.
Создано двое ворот для вступления снам бестелесным
В мир наш; одни роговые, другие из кости слоновой;
Сны, проходящие к нам воротами из кости слоновой,
Лживы, несбыточны, верить никто из людей им не должен;
Те же, которые в мир роговыми воротами входят,
Верны; сбываются все приносимые ими виденья…"
"Одиссея", XIX, 559-56 7
Двое ворот
("Энеида")
Двое ворот открыты для снов: одни - роговые,
В них вылетают легко правдивые только виденья;
Белые створы других изукрашены костью слоновой,
Маны, однако, из них, только лживые сны вылетают.
"Энеида",VI,893–896
Сон Пенелопы
("Одиссея")
Пенелопа обращается к Одиссею, вернувшемуся на Итаку после двадцатилетнего отсутствия, не узнав его:
Ты же послушай: я видела сон; мне его растолкуй ты;
Двадцать гусей у меня есть домашних; кормлю их пшеницей;
Видеть люблю, как они, на воде полоскаясь, играют.
Снилося мне, что, с горы прилетевший, орел крутоносый,
Шею свернув им, их всех заклевал, что в пространной столовой
Мертвые были они на полу все разбросаны; сам же
В небо умчался орел. И во сне я стонала и горько
Плакала; вместе со мною и много прекрасных ахейских
Жен о гусях, умерщвленных могучим орлом, сокрушалось.
Он же, назад прилетев и спустясь на высокую кровлю
Царского дома, сказал человеческим голосом внятно:
"Старца Икария умная дочь, не крушись, Пенелопа.
Видишь не сон мимолетный, событие верное видишь;
Гуси - твои женихи, а орел, их убить прилетавший
Грозною птицей, не птица, а я, Одиссей твой, богами
Ныне тебе возвращенный твоим женихам на погибель".
"Одиссея", XIX, 535–550
Плутарх
Мартовские иды
Но, по-видимому, то, что назначено судьбой, бывает не столько неожиданным, сколько неотвратимым. И в этом случае были явлены, как сообщают, удивительные знамения и видения: вспышки света на небе, неоднократно раздававшийся по ночам шум, спускавшиеся на форум одинокие птицы - обо всем этом, может быть, и не стоит упоминать при таком ужасном событии. Но, с другой стороны, философ Страбон пишет, что появилось много огненных людей, куда-то несущихся; у раба одного воина из руки извергалось сильное пламя - наблюдавшим казалось, что он горит, однако, когда пламя исчезло, раб оказался невредимым. При совершении самим Цезарем жертвоприношения у жертвенного животного не было обнаружено сердца. Это было страшным предзнаменованием, так как нет в природе ни одного животного без сердца. Многие рассказывают также, что какой-то гадатель предсказал Цезарю, что в тот день месяца марта, который римляне называют идами, ему следует остерегаться большой опасности. Когда наступил этот день, Цезарь, отправляясь в сенат, поздоровался с предсказателем и шутя сказал ему: "А ведь мартовские иды наступили!", на что тот спокойно ответил: "Да, наступили, но не прошли!"
За день до этого, во время обеда, устроенного для него Марком Лепидом, Цезарь, как обычно, лежа за столом, подписывал какие-то письма. Речь зашла о том, какой род смерти самый лучший. Цезарь раньше всех вскричал: "Неожиданный!" После этого, когда Цезарь покоился на ложе рядом со своей женой, все двери и окна в его спальне разом растворились. Разбуженный шумом и ярким светом луны, Цезарь увидел, что Кальпурния рыдает во сне, издавая неясные, нечленораздельные звуки. Ей привиделось, что она держит в объятиях убитого мужа. Другие, впрочем, отрицают, что жена Цезаря видела такой сон; у Ливия говорится, что дом Цезаря был по постановлению сената, желавшего почтить Цезаря, украшен фронтоном и этот фронтон Кальпурния увидела во сне разрушенным, а потому причитала и плакала. С наступлением дня она стала просить Цезаря, если возможно, не выходить и отложить заседание сената; если же он совсем не обращает внимания на ее сны, то хотя бы посредством других предзнаменований и жертвоприношений пусть разузнает будущее.
Плутарх, "Сравнительные жизнеописания"
Торнтон Уайлдер
Дневник в письмах Цезаря - Луцию Мамилию Туррину на остров Капри
(в ночь с 27 на 28 октября)
1013. (О смерти Катулла.) Я сижу у постели умирающего друга, поэта Катулла. Время от времени он засыпает, тогда я берусь, как всегда, за перо, быть может, для того, чтобы не думать (хотя мне пора уже понять, что писать тебе - это вызывать из глубины сознания те вопросы, которых я всю жизнь избегал).
Он приоткрыл глаза, назвал шесть звезд из созвездия Плеяд и спросил название седьмой. <…>
Он спит.
Прошел еще час. Мы разговаривали. Мне не впервые сидеть у смертного одра. Тем, кого мучит боль, говоришь о них самих; тем, у кого сознание ясное, хвалишь жизнь, которую они покидают. Разве не унизительно оставлять мир, который ты презираешь, а умирающий часто боится, что жизнь была недостойна затраченных на нее сил. У меня всегда хватает доводов для ее восхваления.