* * *
И сошлись однажды наши да враги,
призывает каждый: "Боже, помоги!"
Все несут иконы, крестятся пучком,
все кладут поклоны, падают ничком...
Магазин заряжен, через грудь калаш,
наши в камуфляже, вражий камуфляж.
Если глянуть с неба - как одна семья!
Что вам: мало хлеба, люди-братовья,
нету в реках рыбы, зверя нет в лесах,
овоща в садыбах, солнца в небесах?!
Не сыскали слова, чтобы мир сберечь -
чи скiнчилась мова, аль иссякла речь?
Голубые очи, светлые чубы -
и никто не хочет утром лечь в гробы.
Серые, зелёные… в ранней седине -
словно спепелённые в проклятом огне,
чёрные да карие, волосы как смоль -
всем одно мытарить, всем едина боль.
Завтра снова битва, затишь недолга.
Слышится молитва в лагере врага,
наши в храмах тоже, наших не сломать...
Вот кому Ты, Боже, будешь помогать?
Полынь
Я не хочу моих святынь,
Мои обеты я нарушу -
И мне переполняет душу
Неизъяснимая полынь.
О. Мандельштам
Полынь цитварная, цветы обоеполые!
О, как манит меня твой запах дарминоловый,
плывёт, пьяня, средь сырдарьяловых долин
сесквитерпеновый лактон твой сантонин.
И вдоль полей - полынь, и вдоль песков - джунгарская,
кивая цацками соцветий, nutans царская,
свои владенья расширяешь, войско высеяв,
дочь Эукариота, Артемисия!
И меж белёных хаток на Черкасщине,
где кровный род мой, прекращённый от "покращення",
растил детей на землях предков, где отныне -
лишь дым емшановый клубящейся полыни.
Полыну в край родной, вдохну - и с плачем заячьим
в ладонь полынную уткнусь... а чем - не знаю, чем:
бедой последней или детскою обидою.
Впитай печаль мою, трава солянковидная,
абсента, вермута, тархуна кровь зелёная,
терпенья терпкость, в бочке мира растворённая…
Полынь - любовь моя, другой уже не надобно,
ты и постель, и платье вдовие, и снадобье,
что пить - не выпить мне теперь до края дней:
чем горше -
тем
воспоминания сильней...
Инне Кукурудзе
чем дольше длится это искупленье -
тем мне страшней что ноши не снести
боль пригибает голову к коленям -
прости меня родимая прости
не дай забыться Господи в покое
пока там люди умирают так
кто б мог подумать что придёт такое -
обстрелы мины шквал ночных атак
укоротила жизнь мне Украина -
как тут заснуть во всём себя виня
глаза закрою - предо мною инна -
она всё смотрит смотрит на меня.
Больничное
Юре Юрченко
уйди поганка бледная луна и так уже подушка солона
ну что приливом да отливом душу маешь
уж лучше вены мне поддень да вынь
а то (тут мат - врачебная латынь)
ширяют в кисть аж тихо подвываешь
мятутся тени ночью на стене
взрывают сердце мысли о войне
что свет налечит темень накалечит
и только облик сына как магнит
к рассвету снова тянет и манит
и слово "жизнь" укутывает плечи
я думаю о том кто там в плену -
и вновь своё бессилие кляну
сердито плачу и взываю - помоги же
мученья здесь не стоят ни гроша
когда в железной клетке чуть дыша
ты смерти ждёшь - и вот она всё ближе
а знаешь брат когда б я там была
то тоже бы себя не берегла
что нам беречь в такие наши годы
чем в закутке с болезнями стареть
уж лучше бы в сраженье умереть
за наши два любимые народа
я написала так и вспыхнул страх
что за привычка говорить в стихах
о том о чём подумать даже больно
но на свободе чудом ты - и вот
Господь тебе вторую жизнь даёт
звучит под сердцем оклик колокольный
рассвет медсёстры с топчанов встают
в далёком крае петухи поют
что за окном - россия украина
нет просто родина - одна она у нас -
и я лечу над нею в судный час
на крыльях утра и новокаина
Омич
Другу
Что ж не жилось тебе, Серёжа Свирский,
зачем покинул город свой сибирский?
Рюкзак, аптечка - пластырь да бинты,
нож боевой да камуфляж зелёный,
бумажник с карточкой, где мама возле клёна
стоит и смотрит
как уходишь ты…
Такой красивый - девичья отрада,
тебе б жениться, молодому, надо,
а ты упёрся, бросил институт…
Вот оглянулся - и перекрестился,
и целый мир под сердцем уместился,
его обычно Родиной зовут.
Ты пролетал во снах, по Божьей воле -
над степью, взоранной войной, над Диким Полем,
(хранитель-ангел справа за плечом),
над городами в горе и разрухе,
где горько плачут дети да старухи -
родные, хоть рождён ты омичом…
Твой прадед был солдатом, дед - солдатом,
из тех, что победили в сорок пятом,
из тех, на ком земля стоит, мужчин.
И ты солдатский выбрал путь, Серёжа:
теперь кевлар - твоя вторая кожа,
защитник русский - твой военный чин.
Следить, чтоб люди мирным сном заснули,
закрыть собой их от беды и пули
да отразить смертельный взмах секир.
Ты в этот край страдающий приехал
не поиграть в кровавую потеху,
а встать за мир - за Новоросский мир!
За Вадима Негатурова
спасибо Господи что не причастна я
к возне писательской вокруг посмертной боли
того кто заживо на Куликовом поле
сожжён под злобный гогот воронья
не осуждай твердят - пошли-ка вон
я обличаю всех кто варит бизнес
на том огне что погубил отчизну
и всё горит горит со всех сторон
а вам бы только подрубить бабла
да пожюрить да пропихнуть бабёнок
да в жэзээл скорее тиснуть томик
сжигали сволочи и вы из их числа
души-то нет у вас - она и не болит
по трупам прёте перегнив в вине и блуде
очистки человечьи вы не люди
когда ж вас огнь всевышний попалит
* * *
Я сама себе - Украина!
Вы уж там, за таможенным тыном,
без меня разбирайтесь: кто чей?
У меня здесь два сына и Нина,
бабынастина греет ряднина
в знобизне московитских ночей.
Вы открыли католикам брамы?
Здесь мои православные храмы,
их любой предпочту я родне.
Полюбила Россию сердечно
и верна ей останусь навечно.
Где мой Бог - там и родина мне.
Час придёт - за зелёным оврагом
на Николо-Архангельском лягу
рядом с дочкой, за то и держусь.
Рай земной мне - хрущёвская двушка.
А что я - не скрывать же! - хохлушка -
так я этим безмерно горжусь.
Не ношу вышиванки и плахты,
но увидев меня, всякий "ах ты!"
вскрикнет, глазом по торсу скользя:
и изогнуты бёдра, как лира,
и за пазухой вложено щиро,
так что не заглядеться нельзя!
Я пою "цвитэ тэрэн" прекрасно,
юмор уманский (своеобразный)
приправляет тщету здешних щей.
А любить - так что дым коромыслом!
А работать - так с толком и смыслом,
чтоб трещали зажимы хрящей!
Разделила граница нас с мамой:
связь по скайпу, звонки, телеграммы
заменили свиданий живьё.
Но уж если домой вырываюсь -
милой мовой своей упиваюсь,
аж пьянею от звуков её…
И в Москве духовитейшим салом
украинским пропахли вокзалы,
рынки, стройки, бордели, ворки.
Только что-то не очень стремятся
на Москве украинцы брататься.
Друг пред другом молчат земляки.
Видно, в каждом - своя Украина...
Мне, конечно же, не всё едино:
не хочу, чтоб бугристый урод
(или кто там подходит вдогоны)
сфасовал её землю в вагоны,
И отправил Америке в рот!
Я молюсь: сохрани её, Боже,
и меня, её часточку, тоже.
Хай живэм, Батькивщына та я!
Мир в умы, на столешницы - хлеба
ниспошли, Милостивое Небо,
нам в нелёгкие дни бытия.
И отсюда, из русской столицы,
Вспоминая любимые лица,
(в сердце - светлая боль, в горле ком),
Припадаю к иконам, как птица:
Да укрыет родную землицу
Божья Матерь Цветастым Платком!