- Я слушаю тебя, Надя.
- Ну вот теперь - твой голос. А то уж я думала, не туда попала. Понимаешь, сегодня в "Палас-отеле" большой прием. Будут…
И она стала перечислять: такой-то, такой-то, такой-то, такой-то. И даже будет ТАКОЙ-ТО! Словом - "вся Москва".
- Я должна там что-то вручать. Но они все совершенно обалдели, ты представляешь, забыли прислать мне пригласительный билет, - она говорила тем легким тоном, который я хорошо знал: так она обычно говорила о том, чего не было. - Ты понимаешь мое положение? И главное, с утра какая-то ужасная тревога, но я же не могу подвести. У тебя билет на два или на одно лицо? Алле! Ты меня слушаешь?
Куда ты пропал?
- Я тебя слушаю.
- Нет, ты сегодня определенно не в себе. Я тебя спрашиваю: у тебя на одно или на два лица?
- Одно.
- Но ты можешь достать мне билет? Ты можешь, я знаю. Пойми, мне это очень важно.
Я не привыкла подводить людей.
И все это она будет вспоминать потом, и это тоже будет мучить ее.
- Тогда мы пройдем вместе по твоему билету. Я подам его, и нас никто не посмеет задержать.
Я тихо положил трубку. Сейчас же снова раздался звонок. Телефон звонил долго, настойчиво, я трубку не снимал.
Тане с Юлькой я оставил записку и ушел, пока они не вернулись. Я долго бродил по Москве, потом сидел в Александровском саду, не зная, куда себя деть. Стемнело. В эту пору, да еще в пасмурный день, темнеет рано. До "Палас-отеля" можно было дойти пешком, но я промерз и спустился в метро согреться.
Как всегда, на том же месте стоял молодой парень, рукава засучены до плеч, вместо рук - голые култышки. Кепка лежит у ног. И афганец в камуфляже сидел в инвалидном кресле на колесах. А может - с чеченской войны. А может, и не с войны, просто - в камуфляже военном, чтоб подавали. Но ведь - без ног. Пожилая дама, как говорится, "со следами былой красоты", держала в руке, словно распустившийся бутон, разноцветные молнии, предлагала негромко:
- Молнии всех цветов. Будьте любезны…
И уже у выхода на платформу, но так, что ее почти и видно не было, стояла милая молодая женщина в светлом шерстяном платье, беременная, несмело протягивала ладошку. Я положил в нее десять рублей. Она испуганно, недоуменно взглянула на меня.
А на поверхности Москва сияла вечерними огнями. Сияли богатые витрины магазинов, около них на тротуаре светло, как днем. И два сплошных потока машин во всю ширину проезжей части: один встречно слепил фарами, другой уносил вдаль красные огни. Я уже подходил к отелю, когда черный "мерседес" обогнал меня, огни проплыли по его глянцевой поверхности, и, развернувшись, он стал у подъезда.
Выскочил шофер, открыл и продолжал держать дверцу, и вслед за не знакомым мне представительным господином- молодо, живо - Надя, высокая, в легкой норковой шубке до пят и с непокрытой головой. Как парижанка ранней осенью. Они вдвоем подымались по ступеням, а я пошел дальше, в сторону метро "Белорусская".
