Книга мёртвых - Эдуард Лимонов

Содержание:

• Предисловие автора 1

• Мой первый мёртвый 1

• Почтальоншин сын Кадик (Колька) 2

• "Радость-страданье, - одно…" 4

• Гипсовый пионер и его команда 7

• Лабардан 11

• Труп розовой собаки 13

• "Индус" с караимом 15

• Венечка 17

• Лиля Брик и Последний Футурист 18

• Маленький Сальвадор 20

• Ветхий Бродский - великий американский поэт 22

• Девушка эпохи джаза 25

• Юрии Егоров'с Фондейшн 26

• Обитатели квартиры на Колумбус-авеню 28

• Сломанный Птенец и Лунный Чех 30

• "Там вдали, за бугром…" 32

• Герои моих книг 35

• Битники и другие Набоковы 36

• "Высшая" буржуазия 40

• Матью Галей и Натали Саррот 42

• Парижские тайны 44

• Мальчики-мажоры, лётчики-пилоты 48

• Смерть на морском курорте 49

• Балканский писатель 52

• Труп, найденный в парижских кустах 54

• Ребята вокруг князя Лазаря… 56

• Батька-комбaт 59

• "Да, я с ними" 63

• Они будут ждать нас под сводами национал-большевистской Валгаллы… 65

Эдуард Лимонов
Книга мертвых

В книге сохраняются особенности авторской орфографии и пунктуации.

Ответственность за аутентичность цитат несет Эдуард Лимонов.

Предисловие автора

Я начинаю эту книгу в отвратительный дождливый день 29 июня 2000 года в северном городе Москве. Скудное и без того лето в этом году ампутировано майскими холодами и июньскими дождями. Вот в таком мрачном окружении я и начинаю Книгу Мёртвых, как бы перекличку тех, кого я знал и кто в своё время надолго или ненадолго побывал в моей жизни.

Нельзя сказать, что я хочу писать книгу. После "Анатомии Героя" мне никак не хочется писать книги. Но мне нужны средства, чтобы… Впрочем, я не скажу вам, на какое предприятие мне нужны средства. А все обещания финансирования, данные мне, до сих пор не выполнены. Поэтому придётся заставить работать мёртвых. Признаюсь, что не испытываю особенных эмоций при виде мёртвых. В лице мёртвых мы всегда жалеем себя, оплакиваем куски своей жизни и боимся прямо направленного на нас жестокого взгляда рождённой вместе с нами нашей Смерти.

Я не жалею себя, считаю свою жизнь уже удавшейся свыше всех ожиданий, к тому же уже обещается, впереди проглядывается экзотическое, крайне интересное продолжение.

В "Книге Мёртвых" есть красавицы, чудовища и несколько героев. Одно только их присутствие уже обрекает книгу на успех. Издатели будут довольны, они вернут средства, заплаченные мне, и сделают ещё денег.

В этой книге только индивидуальные мёртвые.

В эту книгу не вошли сотни трупов или тысячи. Семь трупов из санитарной машины, разбомблённой на моих глазах на тенистой горной дороге в Боснии. Мы выкопали для них могилы в тяжёлом грунте. Я просто не знаю их имён. Не вошли несколько сотен трупов из Центра опознания близ Вуковара, я видел их в ноябре 1991 года, никто не знал их имён. Не вошли сюда трупы погибших моих товарищей по фронту в Республике Книнской Крайне, их судьба, как и судьба всего трёхсотпятидесятитысячного сербского населения, неизвестна, я надеюсь, что живых больше, чем мёртвых. В эту книгу не вошли… имена тех, кто ещё не умер, но непременно умрёт.

Мой первый мёртвый

- Мать на тебя жалуется, - сказал он. - Работу ты бросил, - и замолчал. - На хера ты к бандитам лезешь, Эд? Мать обижаешь. Учился бы, стихи писал, в Москве вот Литературный институт есть… Поступил бы.

- А ты сам чего никуда не поступил? А то других учишь, а сам…

Мы стоим на балконе квартиры Сашки Ляшенко. На дворе 1961 год, весна. Год назад мы окончили десятилетку. Витька Проуторов был мой бывший одноклассник. Другого бы я послал, но Витьку я уважал. Я позволял ему "лечить" меня.

- У меня здоровья для института не хватит, - сказал он спокойно. - У меня мой клапан завтра может заклинить - и до свидания всем. Мне нагрузка такая в пять лет непосильная. Если бы мне здоровья, как у тебя, я бы так по жизни рванул! - он горько улыбнулся.

Витька был самый красивый мальчик во всей 8-й средней. Русская мама и какой-то неизвестный чурка дали ему бархатные глаза, высокую гибкую фигуру, очень чёрные прямые волосы, бледное чуть с желтизной лицо. К несчастью, дали ещё синие круги под глазами и этот нездоровый клапан. Он играл на гитаре и аккордеоне. В оркестре 8-й средней школы, где удивительно, но все ребята были из нашего класса, он играл на аккордеоне, Сашка Тищенко на гитаре, Сашка Ляхович на барабане и тарелках, вот только не помню, кто играл на трубе. Их коронный номер был вальс "Под небом Парижа". Боже, как я их вспоминал потом, очутившись вдруг под этим самым небом… "Sous la ciel de Paris"… Все 14 лет в Париже я их вспоминал время от времени. Особенно его, тогда уже мёртвого.

Он жил в частном секторе возле старого еврейского кладбища. У них был небольшой домик, а рядом - недостроенный обширный новый. Туда ребята ходили репетировать. В комнате на полу стоял проигрыватель и лежали пластинки. Ну, конечно, виниловые, какие ещё. Других тогда не было. Только начали появляться долгоиграющие. Что там у него лежало? Помню медоточивое польско-русское "Пчёлка-бабочка":

"Утром сердце своё пчела
Этой бабочке отдала,
И они в голубую высь
Вместе с ней понеслись",

потом модная тогда

"Тот, кто рождён был у моря,
Тот полюбил навсегда
Белые мачты на рейде,
В дымке морской города…".

Кроме этого, эпоха характеризовалась переводными песенками, исполняемыми Великановой или Пьехой.

"Когда шумит ночной Марсель
И льётся золотистый эль,
Среди парней идет она,
Рита, Рита, из Панама".

Ещё "Джонни" - очевидно, прообразом послужил "Джонни" Эдит Пиаф, но слова были грубо переиначены:

"Джонни, ты меня не знаешь,
Ты мне встреч не назначаешь.
В целом мире я одна.
Знаю, как тебе нужна,
Потому что ты мне нужен".

И Витькина мама, и отчим его относились к его гостям радушно. Может быть, потому, что Витька был обречён? Думаю, что вообще они были такие либеральные от природы. У Проуторовых всегда хорошо пахло, чёрт его знает чем, какой-то мастикой для полов, может быть, но не было убогого запаха еды и старых тряпок, характерного для советских квартир, да и для нынешних русских. Мама его была медсестра, а вот кто был отчим, я, за давностью лет, не помню. Скромный мужик в клетчатой рубашке. Они очень гордились Витькиными музыкальными способностями. Высокий, тёмные брюки, серый - как тогда говорили, буклированный - пиджак: Витька выглядел элегантно. Брюки у него были узкие, ноги длинные. Я, на полголовы меньше его, ему завидовал. А он завидовал моему здоровью. И первый признал мой талант. Он был один из немногих, кто держался от местной шпаны на дистанции, а я так и норовил влиться в эту самую шпану. Мои мотивы сегодня ясны как божий день - за ними была сила, в посёлке, где обитали работяги, быть шпаной было престижно. То есть я хотел примкнуть к банде. А Витька, ещё моя мама, хотели, чтоб я не примыкал. Мать довольствовалась и заводом, вокруг были десятки заводов. Мы жили, стиснутые их заборами. Мать бывала довольна, когда я устраивался на работу, пусть и в три смены, ей главное было, чтоб я был, как все. Витька, мы с ним просидели три года на одной нарте, знал, что я не как все, и хотел для меня, как минимум, Литературного института.