И пошла новая жизнь на холме. Григорий и Паня (так он её называл) прямо с весны начали готовить себе жильё – неприятно и тесно жить к кузнице. Они насобирали камней, выложили довольно высокий фундамент, закопали по периметру крепкие столбы, затем сплели из лозняка стены, потолок, перестенки. Потом собрали всех родных в селе, сделали несколько замесов глины с соломой и все вместе завальковали все, что было заплетено. Когда подсохло – обмазали дом внутри и снаружи под доску, потом побелили, поставили двускатную камышовую крышу. Сложили печку. Григорий привез из города дверь и два окна, поставили, подкрасили. Домик получился на загляденье. Две комнаты, кухня, сени. Крыльцо каменное со ступеньками. Справили новоселье всей родней. Начали заводить хозяйство. Постоянно были вместе Григорий с Паней – и днем, и ночью. Дополняли один другого во всех делах. Одно было плохо – у Григория не было настоящей работы в кузнице. Так, по мелочам. А жить-то надо…
Вот и сегодня за полдня склепал одну развалившуюся лопату. Только горн зря раскочегарил…
Поднялся, хотел уже идти в дом, там жена с обедом заждалась, а он тут со своими воспоминаниями связался… как вдруг где-то за версту ниже холма, со стороны Никополя, начал доноситься какой-то шум, вроде как топот копыт, крики, гиканье, за пылью не разглядишь, чего там. Через некоторое время по дороге на холм выехало две кареты, по шесть запряженных лошадей в каждой, в окружении большой группы верховых всадников, которые держали обе кареты в своеобразном кольце со всех сторон. Выехав на холм, кареты взяли правее и остановились рядом с родником и колодцем. Может, случайно увидели, может, кто-то знал это место. Из карет начали выходить люди. Все богато одетые, Григорий никогда еще таких напыщенных не видел. Они потянулись к колодцу. Несколько человек, возможно, слуг, принесли кружки, чаши, начали раздавать воду. Пассажиры шумели, смеялись, весело осматривались…
Григорий поднялся из-за стола, как был, в кузнечном фартуке, стоял напротив кузницы, не зная, что делать дальше – идти на обед или еще полюбоваться на приезжих, когда еще такое увидишь.
Вдруг от пьющих воду и ополаскивающихся от пота людей отделился солидный мужчина средних лет и направился в сторону Григория. Подойдя шагов за пять, мужчина спросил: "Кузнец?". Григорий ответил: "Да". – "Беда у нас случилась, кузнец, – продолжил разговор мужчина. – Главная наша лошадь шла в пристяжке первой кареты. И то ли попала левой ногой в какую-то расщелину, или что-то еще случилось, но подкова выгнулась, два гвоздя выскочили – и лошадь теперь идти не может. Быстро перековать сможешь? Подковы у нас есть". "Смогу, конечно", – ответил Григорий. Мужчина пошел к каретам.
Через несколько минут двое богато одетых молодых людей привели прихрамывающую лошадь.
Посмотрев на коня, Григорий невольно им залюбовался: "Этому коню, наверное, и дену не сложишь", – и принялся за дело. Снял согнутую подкову, прочистил, где надо, копыто, достал специальные, еще от отца доставшиеся ковочные гвозди, взял принесенную новую подкову, отметил про себя: заводская, с клеймом, и начал прилаживать её к копыту. Он находился спиной к каретам и не видел, как оттуда подошли еще двое мужчин, один большой такой, разодетый и симпатичный на вид, второй, наоборот, был маленького роста, с заискивающим взглядом, но тоже разодетый с ног до головы.
Большой внимательно смотрел за действиями Григория и, когда тот закончил, произнес: "Красиво работаешь, кузнец! Давно здесь поселился?" "Третий год", – поклонившись, ответил Григорий. Вельможе это понравилось. Он подошел ближе и спросил: "Как тебя зовут?" – "Григорий", – ответил кузнец. "Смотри, – сказал вельможа, – тезка, значит! Так знай, Григорий, – очень скоро эта дорога станет оживленной и у тебя будет много работы, так что – готовься, кузнец! И спасибо, этот, – он махнул в сторону коня, – мой давнишний друг". С этими словами он достал из кармана большую желтую монету, положил её на наковальню, потом повернулся и пошел к каретам. Молодые офицеры повели туда же перекованного коня.
Григорий осмелился спросить у одного из них: "А кто этот господин, что говорил со мной?" Тот усмехнулся и произнес: "Ты что, не знаешь? Это же батько наш, князь Григорий Потемкин! Слышал про такого?" Потрясенный всем происшедшим, Григорий не вымолвил больше ни слова. Он стоял и смотрел, как пассажиры заполняли кареты, как окружили кареты десятки молодых офицеров верхом на замечательных лошадях, как потом вся эта кавалькада тронулась в сторону того самого нового города, Екатеринославля, обогнула холм и спустилась в долину, уже с обратной его стороны. Опять стало тихо и жарко.
Григорию показалось, что он видел какой-то сказочный сон и ничего подобного не было и быть не могло, но… в руке он держал какую-то диковинную монету, а рядом с наковальней лежала замененная изогнутая подкова заводского изготовления…
Григорий стряхнул с себя нахлынувшую блажь, поднял подкову, выровнял её молотком и прибил двумя большими гвоздями над дверьми в кузницу. На счастье… И пошел к своей Пане обедать и рассказывать, что с ним только что произошло. Она бы не поверила ни одному его слову, если бы на столе не лежала сверкающая монета, скорее всего, иностранная, с выдавленной на одной из сторон головой, наверное, какого-то царя или короля… Дорогая она или нет – неизвестно, но она была, и её можно было потрогать руками…
На другой день Григорий поехал на повозке в Никополь. Там нашел старого товарища, тоже кузнеца, Степана. Тот был постарше и одно время работал молотобойцем у отца Григория, Петра. Степан был кузнецом "товарным" – принимал заказы у торговых людей на различные виды кузнечной продукции и мастерски их исполнял. Тем и жил.
Григорий рассказал все о том, что случилось вчера у его дома, и показал подаренную князем монету. Степан, имея постоянные отношения с торговым людом, многое знал – что, где, почем, как и у кого, поэтому спросил: "Что тебе надо в первую очередь?" Григорий ответил, что кроме наковальни, ему надо практически заменить все оборудование и инструмент в кузнице, набрать в запас металла разных профилей и пока все.
Степан сказал, что все понял, и добавил: "Я не знаю, насколько ценна эта монета, но постараюсь что-нибудь узнать об этом. Помнишь, в Чертомлыке шинок держал Мойша Юзефович? Так вот он теперь здесь, в Никополе. Когда громили Сечь, многие люди бежали, бросали все или отдавали почти даром, а Мойше что, ему что казацкая власть, что царская, какая разница, лишь бы голову людям дурить да барыш иметь. Так он в то время скупал за бесценок все, что попадалось, – лавки, шинки, жильё, склады всевозможные, даже с товарами, мастерские разные, небольшие заводики – свечной, канатный, кирпично-черепичный; в общем, на чужих бедах здорово нажился. Сегодня у него и главная железная лавка. Там есть для кузни почти все. – И добавил: – Вот, Гриша, мы с него и начнем. Посмотрим, что он нам скажет, и про эту монету – тоже. Тем более он меня хорошо знает. А ты просто молчи, пока я буду говорить. Просто стой и молчи, дави на него своей фигурой. Пошли. С Богом!"
Перед тем как идти к Мойше, они набросали примерный список самого необходимого для переоборудования кузницы Григория, решив, что все, что будет необходимо дополнительно, – решат на месте, увидев товар в наличии.
"Гриша! – еще раз напомнил Степан, – говорить с ним буду я. Постараюсь определить возможную ценность твоей монеты по его глазам… Ты только поддакивай, где будет надо".
Пришли к Мойше, тот знал их обоих, поэтому не удивился их приходу. Показали ему список. Степан тут же добавил, что список далеко не полный, будут дополнения – исходя из того, что есть у Мойши в наличии.
Мойша надел пенсне и внимательно изучил список-заказ. Потом положил его на прилавок и, прищурившись, спросил: "А знаете ли вы, господа кузнецы, сколько это все стоит? Тем более шо ви, как я понял, собираетесь приобрести и еще кое-что…"
"Знаем", – громко сказал Степан и, достав из кармана потемкинскую монету, показал её Мойше, внимательно вглядываясь в его лицо. Обладающий врожденным самообладанием негодяя, тот не смог справиться с эмоциональным внутренним взрывом удивления, жадность выплеснулась через его глаза, пусть на мгновение, но Степану этого хватило. Он понял, что теперь Мойшу можно доить. Он будет согласен на все, только чтобы не упустить такой момент. Мойша тоже был не лыком шит, и, когда покупатели начали расширять список, уже на второй стороне листа, он заявил, что денег у них явно не хватит. Тогда Степан равнодушно сказал Григорию: "Забирай список – пойдем к Шлеме, здесь недалеко, у него тоже такого товара полно! Думаю, мы с ним быстрее договоримся…"
Почувствовав, что они могут так и сделать, Мойша расцвел в широкой улыбке и сказал: "А и ладно, где наше не пропадало! Грех упустить таких крупных покупателей! Я согласен! И давайте по рюмочке за это выпьем!" Григорий уполномочил Степана проследить, чтобы все было в полном объеме и достойного качества, отгружено и привезено к нему в кузницу. Тот пообещал, что все будет как надо, и Григорий уехал домой, набрав у того же Мойши мелких гостинцев для Пани и её родни…
Уже через день к его кузнице подъехал Степан с двумя подводами товара. На одной было погружено все для кузницы – новые меха, вытяжная труба вместе с горном, молоты и молотки, всякие зубила и долота, клещи, кусачки и обхваты, различные кузнечные приспособления и инструменты для многих видов работ, в том числе паяльных. На другой подводе лежал металл. И полосовая сталь для ободов колес, и круглый заводской прокат разных диаметров, и листовые обрезки для изготовления лопат, сап-тяпок и еще много чего. Мойша не пожалел положить даже пару мешков древесного угля и мешок блестящего антрацита…