Ёрш
Малыш вернулся на второй день, злой словно черт. И тут же начал ругаться с Митюхой.
- Ты что, брат! Смерти моей хочешь? Ты зачем Танчика позвал?
- Опомнись, несчастный! - парировал Митю-ха. - Кто ее звал? Я ее звал? Это же твоя мочалка!
- Мить, ты пей меньше, а? А то у тебя уже провалы и болезнь Альцгеймера! Я уже тыщу лет как с ней не встречаюсь.
- Знаешь, трезвенник ты наш, ты бы мне еще об этом вовремя сообщил. А то я не в курсе, ясно? Она меня, знаешь, как достала, когда каждый день сюда вешаться приходила!
И пояснил разинувшей рот от непоняток Ляльке:
- У нее ключ был, Малыш дал. А я тогда на халтурку устроился, каждый день из дома уходил. Так она войдет, к люстре веревку привяжет, позвонит всем знакомым и - главное - вот этому герою-любовнику, - он кивнул в сторону Малыша, - мол, все прощайте, не поминайте лихом. И стоит на столе, пока Малыш не примчится.
- А то ты не прибегал, - огрызнулся Малыш.
- И я прибегал, а что делать-то? - согласился Митюха.
- Несколько раз провернула она это представление. Якобы из петли мы ее вынули. И тут начинаются слезы, признания, а потом она Малыша к себе тащит. А там как начнет его пилить! - внезапно развеселился Митюха. - Все замуж хотела выйти. И придумала себе, что наш Малыш - ее лучшая партия.
- Ох, ужас! - сдался Малыш. - Жуть. Вчера проснулся и вижу - я у нее. Всё, думаю, "белочка" пришла! Как попал - ни хрена не помню.
- Зато мы никогда не забудем! - хором выдали Митюха и Лялька.
- А челюха-то болит! - пожаловался Малыш. - Она же мастер спорта по кикбоксингу. Я боюсь ее как огня, и как меня только угораздило с ней познакомиться!
- Да уж. - покачал головой Митюха. - Она тут всех построила, мы боялись домой ходить. Пока я у нее ключ не выкрал!
- А я сейчас, знаешь, как смылся? Она на тренировку пошла, а меня заперла. Пришлось - через соседний балкон…
Тут уже они втроем рассмеялись, так нелепо звучали эти признания.
- И что ты в ней нашел-то? - недоумевал Митюха.
- Ну, - воодушевился Малыш, - показалась она мне маленькой и хрупкой, ножки тооооненькие, а коленочки - как узелки.
- Ну, может, выпьем? - перевела разговор в другое русло Лялька. Ей не хотелось слушать откровения про Танчика.
- Да, кстати, - оживился Малыш, - неплохо бы от стресса полечиться.
- Дык твоя-то стол перевернула, все бухло разбилось! Леська, конечно, еще купила, но мы всё уговорили, как раз стресс-то и снимали! - мстительно сообщил Митюха.
- Да ты что?! Правда, что ль?
- Слышь, а ты всерьез, что ли, ничего не помнишь? - недоверчиво спросила Лялька.
- Честно говоря - нет, - сконфузился Малыш. - Проснулся у Танчика и думаю, все - смерть моя пришла. А кстати, осколки-то где?
- А осколки вот этот добрый ангелочек прибрал, - указал Митюха на Ляльку. Сутки тут в сапогах ходили - хрустели! "Мейсона" моего, зараза, расколотила, который даже в сорок пятом уцелел! Так что ты мне теперь по гроб жизни отрабатывать будешь!
- Ну, Мить. - загундосил Малыш, - ну, прости, ну, давай я схожу, нет, я сбегаю сейчас, только - денег нет.
Денег, как оказалось, не было ни у кого. Долго копались по карманам, ящикам и сумкам. Результатом явилась небольшая горстка мелочи.
- Да. - резюмировал Митюха. - Не густо, однако. Но на пивко и на "маленькую" - хватит. Сегодня будем пить "ерш". Ну и чудненько, ходи, давай, Малыхан, да побыстрее - ларек-то помнишь где? Через два дома - налево, там у меня продавщица знакомая, скажешь ей - от меня, а то она пены нафигачит полбанки.
- Давай банку, пошел! - с готовностью подскочил Малыш.
Банку искали долго. Перерыли всю квартиру - ничего. Компания запечалилась.
Но тут предприимчивый Митюха вскочил и начал раскопки в бездонном буфетном ящике.
- Я помню, - бормотал он, - мы так уже делали.
Наконец он извлек на свет божий замусоленный пакетик.
- Вот! - протянул Малышу.
Лялька и Малыш склонили головы друг к другу, силясь прочитать надпись на пакетике.
А надпись гласила: "Главхимпром. Ваковский республиканский завод резиновых изделий. ГОСТ 464581, № 2, ОТК". Парочка недоуменно уставилась на Митюху.
- Не боитесь! - радостно воскликнул тот. - Выдержит. И банка никакая не нужна!
- Мить, у тебя все нормально с головой? Где это видано - пиво в презиках носить!?
- Говорю, не боись! Мы уже так делали. Два литра помещается без риска. Главное - нести аккуратно. Моя ларечница в курсе, нальет без проблем.
- Ну ты даешь. - протянул Малыш восхищенно. - Надо ж до такого додуматься!
- Ну, пойдем, добрый ангел, - ласково обратился он к Ляльке. - Приобретем божественную влагу. "Иначе будет тяжело прожить этот день!" - пропел он.
Возвращались они, мило болтая. Малыш нежно обнимал раздувшееся от пива "резиновое изделие № 2", а Лялька бережно несла в кармане "маленькую".
И протек вечер ласково и спокойно, потому как "ёрш" располагает к беседам длительным и разумным, расслаблению нервной системы и общему дружелюбию. А также - к радостной уверенности в том, что "сегодня ночью никто не умрет."
Сто по пятьдесят
Когда поутру лежишь между небом и землей, похмельем распятый, то тело твое ватное чувствует спиной только бугры допотопного диванчика, на который упал вечером, не раздеваясь, а больше - ничего вообще не чувствует. Кроме огнедышащей жажды. И вставать страшно - даже подумать страшно, что встанешь. И не вставать - тоже страшно, потому что жажда, и мыслей своих - боишься. Зажмуришь глаза покрепче, только бы провалиться обратно, в вожделенный сон, но нет. Так и лежишь часами, между небом и землей, похмельем распятый, тьма густая-прегустая и воздух материален и просачивается через все клеточки тела, которые дрожат, трепещут и места своего не находят в бренной оболочке. Только - тик-так - часы на стене и слышишь, как собутыльники храпят и ворочаются во сне, а глаза открыть - больно, и думаешь, что скорей бы рассвет и, может, хоть что-то изменится.
Снились Митюхе, между явью и небытием, сны кошмарные, будто просыпается он поутру - и не стоит на тумбочке у кровати с вечера приготовленная бутылка пива. И вскидывался Митюха в холодном поту и в ужасе, от того что нужно встать и ходить. Только тайная надежда, что, может, кто другой сходит.
Однако пиво все же оказывалось на тумбочке. Митюхин "автопилот" не подводил уже много лет, и ему, "автопилоту", Митюха доверял больше, чем себе самому. Потому что себя-то он старался забыть. Вечером проще, вечером, в дыму и хохоте, забывалась компания, уходя в иное измерение. И первая часть ночи - ничего. Анабиоз. А вот под утро. Самое страшное время - между "волком и собакой" - между четырьмя и шестью утра. Тогда-то и накатывало. И все снова вспоминалось. И еще хуже становилось от себя, чем в предыдущие дни. Вот и нужно пережить до шести хотя бы, а там уж кто-нибудь встанет, зашебуршит, зашевелится, растормошит, и вместе можно бороться с похмельем - трудная, кропотливая работа. Днем - полежать, когда чуток отпустило. Ну а к вечеру уж и новые гости придут, чтобы использовать запой как средство реконструкции жизни.
Митюха выхлебал бутылку пива залпом. Слишком уж сегодня развспоминалось. Потому что жалко эту дурынду Ляльку. Что живет тут, да бог с ней, даже лучше, Митюха одиночества боялся больше всего на свете. Ревет вот по ночам - плохо это. Если б просто пила да веселилась - это одно. А тут. Значит, разъедать начало нутро. А раз начало - разъест, куда ж ей, сопле такой, устоять-то. И снова - накатило-нахлынуло. О другой, что не устояла.
Митюха сел на постели рывком. Ну, хватит. Нечего разнюниваться. "Вот сейчас встанешь и пойдешь в магазин, - сказал он себе, - самостоятельно".
Но подвиг не понадобился. В коридоре бодро затренькал звонок. Митюха глянул на часы. Старинные ходики в большом деревянном корпусе красовались в углу комнаты. Их регулярный бой, конечно, мешал иной раз спать. Но Митюха относился к ним как к члену семьи и ни за что не дал бы перетащить в другое место. Циферблат спокойно демонстрировал малую стрелку на цифре пять, а большую на цифре девять. То есть шесть утра, без пятнадцати минут. Не слабо кого-то поднесло с утра. Не иначе "Ванька-встанька" мыкается. Из других гостей, видно, выперли, вот и прибрел, бедолага, в надежную гавань.
"Ваньками-встаньками" в компании называли ребят, которым с похмелюги совсем не спалось. Такой обычно просыпается часа в четыре утра и бродит как лунатик по дому, мешая окружающим. За что бывает не раз обруган и забросан тапочками. То ему - пить, то - в туалет, то - поговорить, ну и, конечно, - выпить. Но вот незадача. В такой час обычно уже все выпито, а магазины закрыты. А если какой и открыт, так ни у кого денег нет! Но "Ваньку-встаньку" с толку не собьешь! Он терпит изощренные ругательства, ботинки, летящие в голову, угрозы и насмешки. И продолжает куролесить до тех пор, пока дружки, изнемогая от желания наконец окунуться в объятия Морфея, не вытряхивают из карманов всю оставшуюся мелочь, вручают ее зануде и выталкивают его за порог. Особо циничные "Ваньки" через часок возвращаются и громогласно предлагают составить компанию принесенной бутылке. И опять занудничают до того момента, пока кто-нибудь, ворча и ругаясь, все же не встает и не усаживается за утреннюю беседу с возлияниями.