— В школе?
— В какой еще школе? В Мухе! В Мухинском художественном училище!
— На одном курсе?
— А что такого? Занятия у нас по вечерам были. Днем мы работали. А по вечерам учились. Только потом она учиться бросила. А жаль, у нее был талант. Не большой, но был.
— А почему бросила?
— Я специально ее не расспрашивал. Но по вскользь оброненным словам понял, что это как-то связано с наследством, которое она получила.
— А что за наследство?
— Сказал же вам — специально я ничего не узнавал. Не имею такой привычки совать нос в чужие дела.
В общем, художник мало чем помог подругам. С Маней он снова встретился случайно. Вернее, она сама к нему подошла, когда он стоял на Невском в надежде заполучить жирного фирмача на портретик. День был неудачный. А Маня оказалась для художника лучиком солнышка. Она мигом решила его жилищные проблемы, поселив его в квартире своих родителей.
— Сдавать она ее не хотела, чтобы чужие тут не шастали, — пояснил художник свалившееся на него счастье. — А я ей все-таки не чужой. Два года вместе отучились. Дружили даже. Мишка и Машка. Нас даже женихом и невестой кликали.
Но, несмотря на дружбу, ничего внятного о Мане он подругам не сказал. Милиции он тоже не видел. Так как вернулся с поисков своего Одри всего за несколько минут до подруг.
— Должно быть, мы с ментами просто разминулись, — сказала Кира, когда девушки вышли из квартиры, в которой продолжал заливать свое горе художник.
— Наверное.
— Но странно, неужели они пришли, увидели закрытую дверь и просто ушли?
— А что им еще было делать?
— По соседям пройтись. Поспрашивать, кто и когда из них видел в последний раз Машу. И все такое прочее.
Но «все такое прочее» пришлось делать самим подругам. Менты соседей Маши то ли не сочли важными свидетелями, то ли просто поленились и не захотели тратить время наугад. А вот подруги захотели. И уже во второй по счету квартире им улыбнулась удача.
Правда, в виде страшноватого беззубого оскала старушки, к тому же глуховатой. Об этом говорил старомодный слуховой аппарат, торчащий у нее из-за правого уха.
— Ась? — произнесла она. — Кто такие? Из домоуправления? Насчет батареи? Так, заходите.
Доверчивости бабушки можно было только поразиться. Впрочем, долго подруги поражаться не стали, потому что поняли: в этой квартире взять просто нечего. Бывает, хотя и редко. Разруха в ней царила страшная. И это при том, что по площади она почти в точности соответствовала квартире Машиных родителей. Но там был несколько лет назад сделан хороший ремонт. А тут ремонтом даже и не пахло несколько десятков лет.
С потолка свисали лохмотья пожелтевшей и местами даже почерневшей краски. Обои облезли. Причем везде. И голые стены даже никто не удосужился хотя бы побелить или покрасить. На пол было даже страшно взглянуть, до того он покорежился. Из старых, вставших дыбом паркетин торчали толстенные гвозди, которые оказались долговечней дерева. И теперь каждый шаг грозил проживающим тут людям нешуточной опасностью.
Старушка ловко просеменила по опасному полу. И остановилась возле окна. О нем говорить совсем не хотелось, до того оно было мутное из-за слоев грязи, копившейся не один год. Кроме того, треснувшее стекло было небрежно заклеено синей изолентой.
— Вот она!
Подруги удивились. В голосе старушки звучало что-то вроде торжества.
— Вот она, зараза! — повторила старушка, и подругам стало ясно, что речь идет о батарее.
Как ни странно, но батарея была совершенно новой. Об этом свидетельствовали следы недавней сварки в местах стыков.
— И что с ней не так?
— Поменять нужно, — пояснила старушка.